...такова жизнь ...глупая и дурацкая ниточка, которую мы бережем как зеницу ока...
Жизнь имеет свойства приводить нас туда, от куда мы начинали наш долгий и изнурительный путь. По перепутанным горным ветром, следам, уже тяжело найти дорогу назад, и не понятно как видеть что-то дальше своего носа. Испытание заканчивается еще одним поражением, в нашу, конечно же, в нашу пользу. Еще одно поражение....Отчаянно заработанное такими усилиями, боль, резко глушившая любые признаки существование, и чувства, заслоняющие радость...Слепы те, кто не пробовал горечь и страх, как она, и да здравствуют те, чьи имена знают понаслышке сахарного сиропа из реклам , где голливудские улыбки нашей страны гордо платили за себя во все не красивыми и ровными зубами, от белого оттенка которых уже вырывало на изнанку. Да, да, а как же иначе? каждому свой путь, своя дистанция....Выбор? О чем вы? Человек так затерялся в грезах и ватных мечтах, что увы не способен оценить ситуацию трезво и понять что он никакой не Бог, не глава, не участь себе...Он...Он...Всего лишь пешка, да. Ровная, высеченная из последнего сорта мрамора, пешка, следующая за главенством фатиновой туники короля, и верил, что укутавшись в неё, и задохнувшись пестрым ароматом королевского одеколона, он сможет стать кем-то из высшего света, да-да...Конечно...Наивная мечта из страны розовых слонов...конечно, пешка ведь не последняя фигура на шахматной доске, не так ли? Как хорошо верить в свои запрятанные во времени, истории сказочника...Да, питать чувства эйфорийного вознесения, миловидно красоваться своей особенностью, своей несхожестью с другими...Люди! Когда же вы очнетесь, и струсите со своих век золоток песок? Теперь жизнь не имела смысла...И не потому, что фатиновая юбка короля упорхнула в даль, а потому что ниточка резко треснула своей теплой искрой в синеве неба, сливаясь с бирюзовыми каплями сирийского дождя. Любовь, надежда , вера...Слова, спасавшие людей на протяжении веков...Или просто набор букв, красиво играющих на волне ветра. Пустые, холодные, мерзкие слова, царапавшие барабанные перепонки...Вдоль темных кварталов и возносящихся дорог никто не говорил, как надо дышать, как правильно ходить...Никто не осуждал Мари за вольнословность...И за то, что она не умеет ценить тех, кто дарил ей минуты радости. Бобье была суха, как высохшая на ржавых лучах солнца, губка...И не потому, что она была ужасно неисправима, просто...Просто не умела она иначе себя вести. Кто осудит ребенка, потерявшего все самое ценное? Кто посмеет назвать его эгоистом? Да как вообще можно судить о человеке, не зная высечений на папирусе , который он сам писал своими слезами, кровью, и потом? Да ей было просто противно жить с теми, кто не умел видеть очевидное, и называл себя интеллигентным и культурным человеком…Он чисто сумбурно перелистывал книги известных классиков, пустословно вырывал мелодии из произведений Шестаковича, Чайковского, Баха, Моцарта…Для того, чтобы не отставать от других, таких же мерзких, таких же сумасшедших дикарей, хотевших научиться перебирать ногами по современным дебрям искусства. Так почетно, солидно…Конечно, Мари этого не поймет…Ведь она не часть этих сливок, скопившихся на вершине приторного свадебного торта. Нет, нет, что вы…Куда ей? Её удел нервно шмыгать носом и ловить взглядом опавшие листья, которые уж простите, не сравнить с вашим натуральным дионитом. Её ноги ступали по земле…Ни тихо, ни грациозно подбрасывая в воздух свежую пыль, ни плюхаясь в аквамариновые лужи…Просто перебирали, сколько было сил. Она не героиня фильмов, книг, сонет, чтобы расхваливать её очаровательную ходу…Уж тем более в ней не было ничего особенного…Она ходила точно так же, как и сотни других молодых, опечаленных девушек. Слегка опушенные веки, томный взгляд, направленный в никуда, и лишь еле мерцающие искры в зрачках, ищущие направление, опору, надежду…пустые слова, которые так хотелось слушать Мари просчиталась, закуривая первую в своей жизни сигарету. Боль, заглушившая приток теплого дыма, дала своё- она задурманено свалилась на спину, ловя ртом последние капли чистого газа. В её глазах расплылась мягкая картина из сочных красок, испаряя вместо сего серый дым, царапавший глотку. Его колкие когти резко срывали защитную пленку с гортани, яростно ударяясь о тончайшие веточки бронх. Мари ушла в себя, сделав последнюю затяжку… Какое-то время ей казалось, что она не сразу покинула сознание своего заблудшего разума. Первые пару секунд она лишь билась в конвульсиях холодного ветра, и только потом отпустила его руки, спокойно летя вдоль течения реки. И теперь наступил момент легкой весенней свободы, о которой мечтала каждая школьница… Вольный аромат сигаретного дыма позволили Жан-Мари опустить все рамки дозволенности, и принять в свои руки прошлое, близкое и любимое прошлое по имени Жан-Пьер…Он скорее всего, ненавидит Мари за её слова…Ненавидит её ровные черные, как смоль волосы, её броские синие глаза, нервную шаль аромата, пеленой наматывающийся к ней…Он просто ненавидит все, что начиналось с её имени, и заканчивалось призрачной кожицей пяточек…Он ненавидел её, продолжая любить…А она просто истощенно моргала ему в след, признавая что обречена на смерть в одиночестве, спиваясь с огненными тенями виски…
…да, такова жизнь… Ей все равно- король ты или всадник медных гор, Все что должно было, уже случилось, И с тех пор ушло не мало крови… Слезы мертво улеглись на дно… …туман…вино, сковавшие глаза, и развязавшая язык… Да, такова порода жизни, таковы её пристрастья… Её невнятная улыбка, хранившая нас целый миг… …жизнь…
ООС: никогда не делала столько ошибок, поэтому прочитав пост повторно села всё исправлять)
Прыгать в зияющую сладостность дней Не так уж сложно. Я пепел твоей последней сигареты. А ведь это вполне возможно? (с)
Самая поганая жалость в мире – это жалость к самому себе. Её нельзя не оправдать, не объяснить. Она как гнилая сердцевина пожухлого от времени яблока, его изъели черви, сплошное чёрное, гниющее месиво. Сильные мира сего не позволят себе жалости. Она убивает. Она унижает. Ты поддаёшься ей, и слёзы умиления текут по щекам, окропляя воротник прозрачным потоком. Наклонив голову и закрыв глаза, она плакала. Жалость плакала о самой себе. Мишель рыдала о зря прожитой жизни. Чувство подавленной гордости, дней повёрнутых обратно. Всё ушло. Кануло в Лету. И это страшно больно понимать свою никчемность, ненужность всему. Она плакала об этом городе, о французе чьё им она пыталась вспомнить и никак не могла, об Аурике и Платине, чьи лица вряд ли ещё увидит, об отце, который никогда её не замечал, о том красном платье, что лежит в её чемоданчике и ещё… о тех мужчинах, которых ей не доведётся полюбить. Она оплакивала свою ранимость и убитую собой же личность. Ей было безумно жалко оттого, что она так и не успела ничего сделать… что не поднялась на гору Эверест или что не пересекла в плавь Чёрное море или что так и не увидела их нового дворецкого, хотя Валенсия ей уже третий месяц рассказывала о его безупречных манерах и странных зелёных глазах. Она плакала о том, что сделала и о том, что нет. Слезинки симметричной вереницей позли по щеке, манерно падая на одежду, а после в мутновато-грязную воду. Тихие всплески утреней реки создавали невыразимое ощущение отрешённости. Может также до неё сотни разочарованных жизнью девушек стояли вот на этом месте и так же рыдали? Рыдали ни о чём. Ах, Мишель, Мишель… Наверное именно о тебе пели ребята из Биттлз? Капризная, милая. По-детски доверчивая. Ты всю жизнь хотела быть не той кем являешься, а, теперь поняв, что от себя не убежать, ты смалодушничала. И слишком глупо помышляешь о смерти. Ну, прыгай же чего медлить. Представь, какую шикарную похоронную процессию закатят сестры, всё будет в лиловом свете, да в таком ярком, что даже морская капуста не сможет поспорить с ним, вместо реквиема тебе будут петь твою любимую песню. А какая она эта песня? Всё те же Биттлз, всё та же Michelle, ты так любила эту песню, так радуйся, что в конце будут петь именно её, а не какую другую. Внутри сердце защемило от невысказанной боли, а голова ещё горестней опустилась вниз. Вокруг одна пустота, да дурман нашинкованных улиц. Вот только бы забыться на минутку, всего-то на несколько секунд и сделать тот самый шаг, самый важный, самый нужный. А потом ощущение полёта, такое долгое. Бесконечно свободное. Свобода! Свобода безумцам! Она сошла с ума! А как же по-другому? Мишель не помнила, не помнила ничего. Последние часы улетучились как пепел с окурка, брошенного ей под ноги. Тусклым огоньком затлели светленькие лодочки из замши. В воздухе разлился мерзкий запах паленой кожи. В глазах красных от слёз бесполезно защипало. Опустив поручень, девушка потянулась к щеке и потёрла её. На белоснежной коже разлилось чёрное маслянистое пятно от ржавчины то тут, то там выступавшей на перилах ограды. Взгляд когда-то прозрачный, невинный, стал каким обреченным, словно вот-вот она умрёт. А она ведь хотела, вот-вот умереть. Только не решалась. Она не знала, зачем и за что умирать. Ей просто захотелось в один миг не жить. И она попыталась. Её можно судить, а попытку. Можно унижать, можно проклинать. Но она хотела только попробовать, испытать. Достойна ли уважения попытка? Достойна. Зал рукоплещет не удавшейся актрисе, тому прыжку, который она заготовила сделать, но так и не смогла воплотить. Эта ветка её жизненного сценария была срублена на корню. Она не интересна, слишком банальна и глупа. Она не подходит ей. Только Мишель этого ещё не понимала. Её снедала душевная боль, пустота, словно кто-то выдрал из неё целый кусок, а теперь со смаком пожирает останки того, что не сумел достать. Она чувствовала, что внутри неё происходит что-то, что её часть, или можно одну треть втоптали. Уничтожили. Разорвали. Пустота, витающая вокруг засела внутри, больно колит глаза и царапает сердце. Дышалось тяжело. Жалеть уже не стоит. Ни себя, ни кого-либо другого. А в воздухе всё пахло гарью и жжёной резиной… Пелена слез, застилающая взгляд, стала спадать. Ей уже нельзя было плакать, ибо не о чём. Вода, запасённая на ближайшее будущее, иссякла. Стало легко, но немного противно. Она уже не жалела саму себя, теперь ей сало мерзко. Мерзко оттого, что позволила весь этот цирк. Радость одна. Пусть этот позор никто не увидит. Она одинока. Одинока в своём унижении. Свободной рукой девушка обхватила вновь перилла. Взгляд упал вниз, на окурок недорогой, даже может дешёвой сигаретки. На лице гримаса отвращения. Окурками в неё ещё не кидались. Легкое движение и прожженной лодочкой она толкнула сигарету вниз. Мишель молча смотрела как кусок табака и бумаги медленно падал. Это был её последний ритуал обращения в то новое существо, коим она сумела стать. Чем объяснить такую перемену? Может, она стала такой из-за того, что её родная сестра, её кровная половина превратилась в бездушную машину? Ответ дать сложно. Но ясно одно… в этот миг Аргента стала другой, но человеком ли? Разворот. Девушка стола уже спиной грязной реке. Маленький шаг. Мишель оступилась. Нога опасно зависла в пустоту. И снова твердая земля. Вдох облегчения. Она быстро перемахнула через ограду и оказалась по ту сторону. По ту сторону бытия. Чёрное пятно отчетливо выступило на коже. Та Мишель не позволила бы по отношению к себе подобной небрежности. Но ей стало плевать, да, боже мой,… ей уже давно плевать. Устало поведя головой девушка стала осматриваться. Вроде бы ничего не изменилось за эти двадцать минут, пока она стояла на краю пропасти. Секундочку. Вот этого не было. Взгляд упёрся в тело, безвольно лежащее на земле. Подойдя ближе, она сумела определить, что перед ней девушка, девушка либо мертвая, либо потерявшая сознание. На губах кривая ухмылка. Аргента старательно осмотрев её, решила не подходить. Причина такого невнимания объяснить сложно. Она просто не захотела. И она это сделала. Мишель просто прошла мимо. Стой. Девушка остановилась на полпути и развернулась. Пару шагов назад и она возле… хм…. тела. Присев рядом и откинув непослушные пряди со лба незнакомки, Мишель внимательно вгляделась в её лицо. Нет, она её всё-таки не знала. Испачканная рука легла на шею, нащупав пульс, Аргента поняла, что девушка жива. Но делать… что же делать? Ничего. Она ничего не хотела, не знала. Она лишь присела рядом и стала вдыхать дурманящий аромат углекислого газа и тонкого парфюма улиц.
Переход Рейчел не верила в случайности, нет она не была романтиком по натуре, скорее жестокий реалист. Она даже не верила, а скорее знала, что все уже давным давно за нас решено, и что человек может лишь редактировать уже написанную историю. Вам кажется, что для столь молодой девушки это слишком жестоко? Скорорей всего вы правы. Но Рей была слишком хорошо знакома со смертью, смерть была частью ее короткой и разнообразной жизни.
- Апокалипсис, это... я не могу сказать кто это, кто или что, это воплощение зла и хаоса на нашей земле, он превосходит мутантов настолько, насколько мы мутанты превосходим людей. Это странно, но это действительно так.- Рейчел посмотрела в сторону, казалось сейчас она находится совершенно не здесь. - Аргента. Я вижу тебе интересно кто это? У меня есть о ней краткая информация. Полное имя - Аргента Мишель Корр, на данный момент занимает нейтральную сторону, что кстати весьма удобно, одна из сестер тройняшек, ее сестра стала Всадником, правда без понятия по собственному желанию или нет, так вот дядюшка Чарльз попросил нас уговорить ее помочь нам. Нам. это звучала как то неправильно в ее устах. Как то слишком иронично, слишком жестоко. - И кстати, мне кажется она должна быть где-то здесь. - Рейчел Грей Саммер младшая бросила кроткий, но весьма многозначный взгляд вперед, вперед моста, моста который символизировал собой переход в новую жизнь... или ее обрыв. там впереди были две девушки. Одна лежала без сознанья на земле, другая просто сидела рядом. И хотя она была совсем рядом, она так же была слишком далеко.
Из временной напарницы так и шло обилие информации, про некого Апокалипсиса, про каких-то всадниках, но одно имя ему все же было знакомо.
Определенно, жизнь молодого человека меняется, меняется окончательно и бесповоротно, теперь было самое время забыть о свете и начать вести образ жизни, подобный тому, что ведут обыватели вокруг, те же студенты Института Ксавье для Одаренных, ряды которых он пополнил час назад.
Несмотря на всю важность происходящих вокруг вещей, Серпент все еще был зациклен на собственном имидже. Поразительно и в то же время настолько мелочно, но парень уже ничего не мог с собой поделать. Такое воспитание, такие условия, такая личность. Сейчас его больше всего заботило не то, зачем Ксавье послал их за Аргентой, а то, каким он будет выглядеть перед ней теперь, ведь только вчера он изо всех сил старался быть «прекрасным принцем», выходцем света, а теперь он… мутантская чернь?
- Это она! – Рене протянул руку и указал на девушку в нескольких метрах от них. Лишь спустя некоторое время Саньер понял, что девушек было две, но останавливаться было поздно, он уже преодолел половину расстояния до конечно пункта.
Мутант обернулся и вопросительно взглянул на Рейчел, как бы пропуская ее первой. С чего сейчас начать разговор с Мишель он просто не представлял.
С чего можно начать разговор с незнакомым человеком? Для нее это всегда было проблемой. Она редко первая знакомилась с людьми. Редко? Нет. Никогда. Она просто воспринимала себя и окружающий мир иначе, чем остальные, ей было слишком сложно быть как все. Прогулки по городу, душераздирающие разговоры с лучшей подругой, это не для нее, ей всегда это казалось каким-то… лишним, что ли... она росла в полном одиночестве, и дышала воздухом, который был пропитан кровью и болью, в самом прямом смысле этих слов. Ей просто по случаю своей работы нельзя было иметь друзей, ведь она была идеальной машиной уничтожения. Но самой главной причиной было вовсе не это. Как бы убеждала себя и окружающих Рейчел в своей теории, на самом деле она боялась. Боялась того, что рано или поздно ей поступит приказ уничтожить дорого ей человека, что рано или поздно ее предадут близкие, что ей придется столкнуться с горечью потери. И девушку всегда устраивали эти принципы, она не собирается от них отказываться, пока не собирается. - Это она! - с каким-то скрытым восхищением и растерянностью вскликнул Рене. На что Рейчел лишь иронично улыбнулась. - Мальчишки, всегда говорят, что мы слишком поверхностны, а на самом деле сами, сами таковы. - Девушка замолчала. - "Прекрасный принц", что ж вполне предсказуема, - она рассмеялась, только вот мутантская червь, мне не нравится это словосочитание, потому что оно несправедливо. Рейчел недожидаясь реакции Серпента, прошла вперед. - Мишель? Ей было очень жаль, что она ненавела о этой девушке больше информации. Что с ней происходит? Теряет форму? Нет, так определенно нельзя, срочно нужно что-то делать, иначе скоро она будет сентиментальна до отвращения, прям как... некоторые. - Мишель, - уже не вопрос, утверждение, - нам нужно поговорить, сама знаешь о чем, точнее о ком. Первый шаг сделан, все остальное зависит от самой Корр, а уж Рей не отступит это она вам обещает.
Я испугано принимаю свою беспомощность, уповая на лучшие времена. Но во всём этом всего лишь одна загвоздка. А что если «нет»? Нет страха, ни боли… Не познанного мною отчаянья. Что же тогда? Тогда… Я останусь танцевать вальс в осеннем листопаде…
Аргента сидела на холодном асфальте, не обращая никакого внимания на окружающий мир. Ей уже не было грустно, внутри поселилась всего лишь привычная для неё пустота, пустоты мыслей, ощущений, чувств. Такое привычное, въедливое понятие пустоты, ничего лишнего, ничего примечательного. Одна пустота. Это слово могло повторяться тысячи и тысячи раз, подобно переменным звездам могло расширяться, то ли сжиматься, но смысл то один – смысла нет. И от этого ни тепло, ни холодно. От этого никак. И само равнодушие, и безразличие тоже никак. Ничто не волнует, ничто не пугает. Впервые в жизни Мишель та самая законодательница мод, та влюбчивая до безумства девчонка, та миловидная дурнушка, та глупышка с миллионами вопросов. Куда делась это вдохновительница? Улыбчивая, податливая, задорная, чуточку недобрая? Где она? Вопрос требующий, чтобы над ним основательно поразмыслили. Какие-то резкие, непонятный ей же самой перемены. Какой-то страх, какие-то забытые эмоции. Дешевое кино, непонятное чувство удовлетворения, всё в дымке, всё в осязаемой тишине. Она сама толком не понимала, что происходит, не говоря уже о том, чтобы её понимали окружающие. Странная непонятная безысходность, сугубо лично понятие чистоты душевной и физической, хотя Мишель давно забыла, что такое первое, и испоганила сегодня утром второе. Ей бы в церковь помолиться. Понять что к чему. Там она причаститься, исповедается… Бред, бред. Ещё раз бред. Странный ряд картинок, размытые границы реальности. Все мысли в сборной каше, и каждый раз они бьются гулким эхом. Она готова вновь заплакать, но плакать не о чем, готова закричать, но кричать не для кого. Что за странности? Она сама не могла дать на это ответ, лишь масса ненужных мыслей медленно позли, стараясь перегнать одна другую, делая её жизнь в данный момент такой бессмысленной. Кто её когда-нибудь слушал? Хоть кто-то? – Мишель, Мишель, наша бедная Мишель. Такая скромная, такая милая. Такая приветливая, что же с тобой творится? Как ты могла поджечь красивенькие лодочки от Gucci, порвать дорогое пальто из твида, испачкать щеку, стереть аккуратный актуальный к этому сезону макияж, где наша бедная Мишель? От кого спряталась? От кого бежала? Не от себя ли в тройном обличии? Нет от комнаты кривых зеркал, где каждый раз видишь три жутко похожие на тебя личности, которые не являются тобой. Может, быть ты безумна? Ты никогда не думала о такой странной возможности? Стал ли тогда мой голос звучать внутри тебя? Хочешь спросить кто я? Говори милая. Не бойся. Я это ты, я это не ты. Шарманщик заведёт свою песенку, да ту именную, у которая играла н берегу Сены, на заливе и подле Собора Парижской богоматери. Конечно это не те песнопения благонравных монахов, но и не хуже. Да, дорогая ты безумна, коли, слышишь меня. Мне жаль, и с этим ничего не поделать. Пожалей вновь саму себя, поплачь, почувствуй себя жалкой, мне от этого становится только приятней… Мишель зажмурилась, как можно сильней, силясь прогнать это страшное наваждение, голос, который до боли напоминал её собственный, где звучали нотки недовольства её отца, где слышались крики птиц, плеск водопада, она действительно безумна, ибо ей так казалось в эту неумолимо долгую, поистине пугающую секунду. И вдруг внезапно всё прекратилось, словно её опустили на дно колодца, окатили холодной водой и вытащили на божий свет. Мишель открыла глаза. И она поняла, что сидит посреди улицы, а рядом с ней мёртвая или может не совсем мёртвая девушка… Стало как-то плевать на всё, кроме себя. Аргента поднялась. Девушка сняла с себя пальто, растрепала волосы, потёрла грязную щёку. Внутри стало легко-легко, будто груз обид, накопившийся за многие годы, наконец-то, вырвался на свободу. Неожиданно вдали замаячили две фигуры. Они остановились поодаль, парень и девушка. Сначала они были неясно очерчены, н стоило им сделать пару шагов вперёд как Мишель тут же узнала их, по крайней мере одного. Тот француз из ресторана, Рене. Еще бы чуть-чуть и наплевав на все приличия челюсть девушки, поползла вниз, да, она была удивлена. Его то тут Мишель не ожидала увидеть. Неожиданно девушка, которая стояла возле Рене сделала шаг вперёд и задала странный вопрос. Он был одновременно понятен и непонятен, но Аргента решила лучше оставаться дальше в неведении, чем разыгрывать дальнейший интерес. – Здравствуйте Рене, никак не ожидал встретить вас здесь. И вам доброго вечера. Не имею ни малейшего понятия о ком или о чём вы хотите со мной поговорить. Я вас слушаю. ,- холодный взгляд, чуть-чуть больше иронии. Мишель потянулась и вновь поправила волосы, словно придавая себе уверенности в будущем разговоре.
Рейчел тяжело вздохнула, услышав слова Мишель, что ж игра в непонятки всегда так на нее действовала. Для нее эта игра всегда казалась слишком смешной, слишком наивной и грязной одновременно. Рей принадлежала к той породе людей, которые действуют сразу и без промедления. Грей Саммерс младшая слегка прищурив глаза опустила глаза на горящий окурок сигареты, который валялся на полу, потом снова посмотрела прямо в глаза Мишель. Неожиданно ей вспомнилась одна девушка из ее мира, она была очень похожа на мисс Корр, такая же... непредсказуемая, их камеры были соседними, они урывками общались, когда за ними никто не наблюдал. Правда потом она пропала из страниц жизни Грей. - Ох, Мишель, - тяжело вздохнув в очередной раз, сказала она. - Ты же знаешь, что я имела ввиду Аурику, то кем она стала. - Рейчел повернулась к Рене и с легкой иронией заметила. - О, мне кажется вы знакомы, так что "прекрасный принц, прошу вас, вступить в беседу. Ирония? Неужели она на нее способна? Удивительно, а ведь совсем недавно она была копией своей правильной и строгой мамочки, что же все таки происходит? - Ну, так Аргента Мишель Корр, сейчас ты понимаешь о чем я говорю? И кстати, меня зовут Рейчел... Саммерс не знала как отреагирует девушка, но она искренне хотела верить, что одна из тройнешек, согласится им помочь, согласится сама, без уговоров и решительных действий. Хотя бы потому что уговаривать она - Рей не может, ей просто не хватает терпения, и ей постоянно кажется, что уговорами она разбивает свою гордость, а она этого не любит, ох как не любит. Неожиданно ей стало холодно, холодно и грустно. Захотелсь пить. И захотелось отложить все остальные дела на потом. Девушка поежилась и попыталась согреть себя обхватив руками. Воспоминания пролетали в голове, вызывая странные чувства. - Мы можем цивилизованно поговорить в каком-нибудь уютном кафе за кружечкой горячего чая? - совершенно спокойно спросила она.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 1
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума