ООС: мну тормоз... голову лучше, так что пишу… в посте присутствует межлокационное перемещение, списанное на флэшбэк.
Странно, но его в превые никак не заботило приближение мощной фигуры, он почти не испытывал нехватки кислорода, так, будто дышать ему вовсе и не требовалось больше, и, несмотря на мощный толчок, падение показался настолько плавным, а падение – мягким, что Натаниэля на секунду посетила мысль о возможном отделении его астрального тела от физического. Все, что действительно задело его, что показалось значимым и даже режущим слух, так это его слова. Апокалипсис в очередной раз напомнил Эссексу, что гроб плачет по нему уже не первое столетие, о том, что Злыдень всегда знал, но отказывался признать. Собственно говоря, он и к этому был готов, и его сейчас отчего-то совершенно не волновало то, каково будет решение на его счет господина, потому как все это теряло смысл и переставало быть для него по-настоящему значимым. Все его мысли, все его внимание были уделены лишь той, лежащей в другой части комнаты девушки, совсем юного создания, которая несла в себе так много ценного и важного для него. Странная привязанность, он даже не отрицал этого, любовь, возможно и присутствовала, ведь как иначе объяснить все его поступки и действия? Но это было одновременно знакомым, и совершенно новым, не испытанным раннее, быть может, потому, что она – единственный человек, возвративший его жизни, не без собственной жертвы. И сегодня эта жизнь будет возвращена ей.
Последние ручейки жизни покидали ее тело, и без того обделенное жизненной энергией. Отчего-то это зрелище ввело его в состояние ступора, и Натаниэль, при всем желании, не мог и шага сделать, так как уже секунд шесть как перестал ориентироваться в пространстве, вновь перенесенный в прошлое. Это не могло случиться. Этого стоило ждать с самого начала. И ведь он знал это на протяжении всего времени, знал! Но слишком поздно попытался спасти. Всех, кто так или иначе пытался войти в его жизнь, понять, в конечном счете ждали разочарование и смерть. В конце концов, что вынудило его обратиться в непонятно что, в это жалкое существо без души и сердца, которое он сейчас представляет? Но он был недостаточно жестким и решительным в своих действиях, в своих словах, в своем взгляде, он тысячу раз виноват, что оставил в ней надежду, воспоминания, и теперь был просто обязан расплачиваться за это.
Слова Саблезуба доносились откуда-то издалека, с той стороны столетней стены… то серая, то кроваво красная картина сменялась новой, все более ужасающей и пугающей даже его самого. Каждый из них погибал один за другим, вот безжизненное тело его сына, а вот полный ненависти взгляд жены, и теплая темная жидкость на ладонях, истерзанное тело…
Крик, хотя какой крик, зверский рев вернул его к реальности. И хотя глаза не оставляла пелена воспоминаний, он, словно вслепую пробираясь через мрак, стремительно направлялся за искомым, постоянно прокручивая в голове слова, интуитивно подсказывающие месторасположение… Глюкоза… антагонисты опиоидных рецепторов? Морфин… Найдя нужные ампулы то ли в собственном подвале, то ли на другом конце свете, он вновь вступил в яркую вспышку, и вот он вновь в гостиной особняка, полностью озаренной мраком. Свет падает лишь на девушку в черной рубашке, явно не соответствующей ее размеру. Учащенное биение сердца, игла, на сей раз спасательная… Алый, полный надежды взгляд.
Виктор был готов сейчас перегрызть Гиллори шею, разорвать когтями его грудь так, чтобы, собственноручно выпотрошив, убедиться в том, что у Стефена вместо сердца в груди не иначе как змеиный клубок копошится. Угрожающе огромная фигура Саблезубого неумолимо приближалась к Стефену медленно, словно по дороге обдумывая, как именно будет происходить это принудительное вскрытие. Но Стефен сохранял невероятное спокойствие, коего хватало на то, чтобы сыпать советами как из рога изобилия, с интересом смотреть в сторону бедной умирающей Лэйрин и помимо всего прочего нахальным тоном озвучивать свои гипотезы, потягивая виски.
Подойдя к Стефену уже почти вплотную, Виктор не удержался от того, чтобы не посмотреть назад, через плечо в другой угол гостиной, где Натаниэль наконец очнулся от ступора, сверкнул порталом и начал совершать хоть какие-то осмысленные и, что главное, необходимые сейчас для жизни девушки действия. Медлительно, как в полусне, закатал рукав рубашки Лэй, вскрыл ампулу, взял шприц едва ли не дрожащими руками... - Эссекс, черт тебя подери, ты врач или патологоанатом?! - не выдержал Виктор, наблюдая за неубедительными попытками реанимации и думая о том, что этой своей рассеянной медлительностью Натаниэль убьет Лэйрин быстрее, чем отсутствие какого-либо вмешательства с его стороны. Почти уже нависнув над Стефеном, Виктор резко развернулся и быстро пересек гостиную в обратном направлении, подойдя к столу, где Синистер успешно попал иглой в вену и заворожено наблюдал, как раствор глюкозы, кубик за кубиком вводится в темную, просвечивающую сквозь тонкую кожу вену на бледной тонкой руке. Стоя по другую сторону стола, Крид на секунду осекся, чтобы сказать еще что-то резкое, способное заставить Синистера действовать побыстрее. Он просто видел взгляд Натаниэля, каким он смотрел на девушку, тщетно пытаясь уловить хоть малые признаки перелома, и слова неожиданно застряли в горле. Перед глазами встала другая картина вот уже почти двадцатилетней давности…
…Такое же болезненно хрупкое тело, острые черты лица, такие же пронзительно-изумрудные глаза, всегда открыто, восхищенно смотревшие на его давнего непримиримого врага… также закрыты… только что, его собственной рукой. Длинные мягкие локоны ярко-салатового цвета, обычно непослушно падавшие на ее лицо сейчас слиплись от засыхающей уже крови, ее крови, приклеились ко лбу. Кровь везде… На снегу, на одежде, на ее теле, лице, на его руках… Здесь цепочка следов обрывалась. Десяток стреляных гильз растопивших снег, бескрайняя белоснежная даль, завывания ветра… И время как будто остановилось, и пятно крови больше не расползается, а тело остывает на морозе особенно быстро и от сквозных отверстий в груди еще поднимается пар, становясь все незаметнее с каждой секундой…
С трудом Виктор стряхнул с себя этот призрак прошлого. Перед ним Лэй а не ее мать, и Лэй жива. Крид дотянулся до второй руки девушки и сильно надавил, чтобы ощутить слабеющее, почти неразличимое, неровное и редкое биение сердца. Еще жива… Сейчас нужно было прекратить эту бесполезную паузу, промедление, оцепенение, вызванное отчаянием, охватившим их обоих с Натаниэлем вместе с пониманием того, что девушка неумолимо умирала у них на руках, даже не приходя в сознание. Слишком поздно для глюкозы. – констатация очевидного факта в голове, пугающе сухая и холодная, зато отрезвляющая, возвращающая ясность мысли, словом, именно то, что было нужно сейчас. Беглый взгляд на принесенные Натаном препараты и единственно верное решение в голове. Виктор указал Эссексу на длинную тонкую иглу для внутрисердечной инъекции, одновременно единым движением с треском разрывая одежду на груди Лэй.
- Десять адреналина в сердце – рявкнул Саблезубый, сильно встряхивая Эссекса за плечо, чтобы оторвать его от бессмысленного созерцания умирающей,- Надеюсь, не забыл, как это делается… И не повреди миокард, если не хочешь ее убить своими руками. Теория была известна Виктору, он достаточно близко знакомился с работой медиков на своей канадской базе. Теория, но не практика, увы. И потому он не мог сейчас сам взять шприц и точно попасть между ребер именно в правый желудочек сердца, чтобы в момент расслабления сердечной мышцы мгновенно ввести полный шприц адреналина и также быстро вынуть иглу до момента сокращения. Да и сама девушка выглядела настолько изможденной, маленькой, беззащитной и хрупкой, что Виктор в который раз удивлялся, откуда в этом теле бралось столько сил. И снова скептицизм как защитная реакция, не позволявшая образу развалиться сейчас на куски. Видимый одному Натаниэлю выдающий истинные эмоции Виктора взгляд на еще более пугающе худое без одежды тело Лэй и совершенно противоположный выражению глаз, полный сарказма голос. - И накорми ее потом что ли…- какая-то совершенно идиотская фраза, первая мысль, вдруг пришедшая в голову и никак не относящаяся к ситуации. Но в тоже время звучало как надежда, надежда на то, что это «потом» для Лэйрин все-таки будет. Нежелание верить в то что это – конец.
Вновь отвернувшись, вернув лицу прежнее выражение, Саблезубый опять приблизился к Стефену, теперь уже уверенный, что на сей раз Эссекс все сделает правильно и вовремя…а потом уж, так и быть, он даст Натаниэлю несколько минут или даже целый час на прощание, прежде чем навсегда заберет Лэй отсюда. Конечно, если она захочет еще хоть что-то слышать, в чем Виктор сильно сомневался, после того, что показал ей и остальным Эн Сабах Нур… А даже если вдруг и захочет, Виктор ведь уже давно и вполне твердо решил, что ему плевать на ее чувства сейчас. А на чувства Натаниэля – тем более. Он, только он на самом деле знает, как будет лучше. А девочка может потом ненавидеть и проклинать его сколько угодно, не в новинку уже, зато будет жива… Нависнув всей фигурой над креслом, где все еще восседал Стефен, Виктор не внял его словам, а лишь с усмешкой сгреб пальцами плащ на его груди и рывком поднял мужчину в воздух. - Жива. А тебе я советую заткнуться, причем немедленно, Стефен. – уже готовый хорошенько швырнуть сэра Гиллори второй раз и теперь уже в стену, Крид вновь был прерван. На этот раз он услышал голос Маргариты, ворвавшейся в дом вместе с Лилит… Вот только рыжая малявка была в таком ужасающем состоянии – бледная, почти без сознания и в больничной рубашке – что на ее целительные свойства рассчитывать особо не стоило. Отбросив Стефена с гораздо меньшей силой и оттого с гораздо большим сожалением, Саблезубый подхватил Лилит, как перышко и уложил на диван, принявшись легонько хлопать по щекам, приводя в чувство. - Спасибо, Рита.
Последнее, что помнила Лилит – это звонок в дверь Мартиник и все, - беспроглядная тьма. Не было никаких ощущений – ни того, что ее сначала втащили в квартиру, ни того, как отнесли на руках в машину, ни того, как ее везли в больницу. Ее бессознательное состояние напоминало скорее кому… Девушка была жива, но потеряла связь с окружающим миром. Ее положили в какую-то палату, сразу воткнули иглу в вену. Сквозь тонкую кожу девочки ясно просвечивали вены, можно было с легкостью проследить их темно-синий путь, поэтому не попасть в вену было бы грехом. В капельницу содержалась столь любимая Лили глюкоза, которая давала ей хоть какие-то силы продолжать и дальше свое существование. Не жизнь, а именно существование. Иначе кроме как существованием, сие и не обзовёшь. Когда она еще работала в больнице, Лилит задерживалась, бывало, до пяти утра, проводя жизненно необходимые операции, а потом возвращалась домой, в пустую квартиру. Все, чем была обставлена квартира, было куплено на ее собственные, заработанные, деньги – счет родителей со всеми его накоплениями ни разу не был изменен. Ну, на него капали проценты, но и только. Лилит не взяла оттуда ни цента, всецело положившись на себя. И, вот так, заработавшись и постепенно теряя свою жизненную энергию, Лилит и существовала. Она почему-то всегда отдавала, но никогда не получала. И вы думаете, она была такой альтруисткой, что ей было плевать на себя. Все для других? О нет. Лили, как и всем подросткам ее возраста, очень хотелось, чтобы о ней заботились. Чтобы ее любил кто-то, приласкал вечером после трудного рабочего дня. Но надо ли говорить, что ничего этого она не получала? Случались, правда, пациенты, в которых сквозило чувство благодарности. В основном это были пожилые люди, видевшие, как сквозь радость и свет, которыми светились медовые глаза девочки, пробивалась некая грусть, боль, обреченность. Они мало понимали, как эта маленькая, худенькая, нестерпимо-рыжая девочка излечивала их от опухоли головного мозга четвертой степени или тяжелейшего приступа чахотки. Но они понимали, что этот ребенок, этот, по сути, еще совсем маленький ребенок медленно убивает себя, чтобы вылечить их. Конечно, Лилит не всегда оперировала лишь способностями. О нет, у нее имелся арсенал профессиональных навыков – превосходное владение скальпелем и прочими хирургическими инструментами, поразительная четкость глаза, благодаря которой надрезы были идеально ровными, четкими, даже красивыми, и зашивались очень просто. Даже и без способностей Лили делала бы чудеса, а со способностями она уехала совсем далеко. Вот только цена была слишком высокой. Вы думаете, сии знания дались ей очень легко? Ничего подобного, ночам, которые Лил тратила на чтение тяжеленных книг по медицине, не было числа. Ее письменный стол был завален бумагами, исписанных мелким кругленьким почерком, а в базе данных ее компьютера вообще творилось черте-что. Если человек, ничего не понимающий в медицине, заглянет в ее компьютер, он, ей-Ктулху, испугается. Лили очень много времени потратила на то, чтобы досконально вызубрить физиологию человека, она очень много времени посвящала хирургии. И при этом убивала себя. По-хорошему, ей требовалось полгода ничегонеделания. Ей очень надо было восстановить силы, но откуда такая роскошь? Единственное, что пока худо-бедно помогало, так это несметное количество глюкозы, вводимое в себя ежечасно. Лили хорошо понимала, что это вредно, что скоро организм привыкнет и начнет требовать нечто более действенное, но остановиться не могла. Каждый раз, заметив, что человеку плохо, она мчалась и исцеляла. Даже если сил и совсем не было. На отдых ей было уготовано судьбой всего два часа. За два часа организм, естественно, не успел насытиться глюкозой, но того, что уже было введено, должно было вроде как хватить. Потому что ее опять куда-то потащили… Ну а зачем вообще Лилит нужна кому-либо? Ясное дело, исцелять. На то, что забрала ее из больницы совершенно незнакомая женщина, Лили обратила мало внимания. Конечно, она ведь не знала весь штат подчиненных мистера Эссекса, куда ей. Но единственное, что было положительным в этой ситуации – руки женщины были мягкие. Они не хотели причинить девочке боль, и Лилит это сразу поняла. Поэтому она не стала противиться. Вот и… Особняк Эссекса? Господи, опять эта энергетика, опять эта жуткая энергетика боли, страха и отчаяния, опять этот гадкий запах смерти! Нет, я не хочу туда, пожалуйста, не надо, не мучайте, я устала… Безмолвный крик захлебнулся в горле девочки. Даже если бы она орала и упиралась ногами, не желая идти в особняк, ее все равно бы внесли туда силой, так был ли смысл сопротивляться? Вероятно, нет. Первое, что почувствовала Лили, оказавшись в комнате, куда ее втащили – зарождающийся запах смерти. Такой появляется, когда человек еще не умер, но при смерти. Пока это только намёк на вонь, дышать еще можно… Как и спасти умирающего. Ее положили на кушетку. Чьи-то легкие удары по щекам, призывавшие открыть глаза. Лили подчинилась. Девочка испуганно сначала посмотрела на мужчину, который склонился над ней, потом взгляд скользнул по Эссексу и Стефену, а потом… - Ашен! Испуганный крик. Возглас, в котором перемешались боль и страх, причем не своих собственных, а ее, ашеновских. Вернее даже, за нее… Видимо, Лилит успела напрочь позабыть о том, как эта девушка швырнула ее об стенку, как котенка, прямо на острые осколки того, что когда-то было стеклянным журнальным столиком. Видимо, Лилит позабыла о том, что щеку сейчас безумно жгла глубочайшая рана, тянущаяся от переносицы к уху. Видимо, Ли не пожелала вспомнить, из-за кого она ушла из разгромленной квартиры и наткнулась на троих мужчин, больных недотрахом. Она не хотела. Не хотела вспоминать. Такова уж была ее натура – прощать, не задумываясь. Хотя, если бы сейчас Ашен снова отшвырнула ее прочь, Лили не удивилась бы. Она оказалась на коленях перед лежащей Ашен. Почти трупом, видимо, не помогли средства, которые ей вводили – вон, на руках еще виднеются точки. Которые, впрочем, сейчас зарастут, Лили уже не раз убеждалась в потрясающей регенерации девушки. А вот у нее такой никогда не было и не будет… Ладони девочки отработанным движением оказались на груди и лбу Ашен. Она не знала, что именно стало причиной такого ее состояния, но торопилась, не желая упускать драгоценные секунды. Ашен должна была чувствовать приятное тепло… Люди, которых Лилит исцеляла подобным образом, всегда говорили, что им было тепло и так хорошо, как не было никогда в жизни. И лили радовалась, она действительно была рада, что сделала людям приятно. Ведь самая маленькая похвала вызывала в ее глазах, полных обреченности, столько благодарности…
Художник - тот, кто создает прекрасное. Бог - самый первый художник, которого только видела земля. Словно рисуя картину, он создаёт мир, в котором мы все сейчас живём. Он создает всё то, благодаря чему мы живём, воюем, существуем. Словно рисуя автопортрёт, он сначала создаёт Адама, а потом Еву из ребра мужчины, и начинается эпоха человека. Эпоха, которая постепенно эволюционирует, но до сих пор остаётся обыденной для глаза.
Раскрыть людям себя и скрыть художника - вот к чему стремится искусство. Проходят годы, а люди всё меньше замечают, откуда пошло их происхождение. Развивается ремесло, наука. Появляются кареты, первые масляные лампы. Постепенно, со временем научно-технического прогресса люди изобретают электричество, электронику, компьютеры.
Критик - это тот, кто способен в новой форме или новыми средствами передать свое впечатление от прекрасного. Появляются ученые, которые говорят всем, как всё было на само деле. Что нет бога, и всему виновата наука. Они по-своему передают впечатление от увиденного, от изученного.
Те, кто в прекрасном находят дурное, - люди испорченные, и притом испорченность не делает их привлекательными. Это большой грех. Эволюция продолжается, и вот на рубеже нового тысячелетия появляются новые виды особей, которые практически не отличаются от людей. Homo-superior, сверх люди. Люди, которые обладают необычными способностями, которые очень не нравятся многим людям. Природа создала новый, прекрасный вид, но низший вид его презирает, считает уродливым.
Те, кто способны узреть в прекрасном его высокий смысл, - люди культурные. Они не безнадежны. Но к счастью, не все они хотят войны и неравноправия. Есть те, кому новый вид людей нравится, кто не против жить бок о бок с теми, кто от них отличается. Но их мало. Очень.
Но избранник - тот, кто в прекрасном видит лишь одно: Красоту. Были ли Натаниэль и Виктор избранными, никто не знал. Натаниэль, как считал Стефен, был просто влюблённым ученым, который испытывал к Лей лишь научные цели, кто использовал её, как научную игрушку. Также было и с Виктором. Он видел в Ашен только результат очередного эксперимента. Эксперимента, который удался, но вышел из под контроля. Старинная учёная глупость - играть в богов. Многие погибали при таких попытках, или погибали их родственники. Доктор Франкенштейн создал своего монстра, но тот погиб, вместе со своим "отцом". Натаниэль был и остался учёным. Но подобно Франкенштейну, он пытался поиграть в бога, и результатом того стало то, что погибли его жёны. Виктор также играл в бога, но в отличие от Натаниэля или доктора Франкенштейна, он не пытался создать жизнь, а лишь усовершенствовал её. И вот, творение обоих гениев, двух монстров, двух чудовищ, сейчас лежало присмерти на столе. Один пытался хоть как то исправить ситуацию, а другому похоже нужно было выпустить пар. Хотя куда выпускать, и что, непонятно.
Можно простить человеку, который делает нечто полезное, если только он этим не восторгается. Тому же, кто создает бесполезное, единственным оправданием служит лишь страстная любовь к своему творению. Творение гениев казалось им очень важным, полезным, но на само деле оно было бесполезным. Жизни человека коротка, так зачем же пытаться продлить её или сделать лучше? Жизнь Ашен Вагнер утекала из тела девушки, и даже эти два ума ничего не могли сделать.
Всякое искусство совершенно бесполезно. Может быть не всякое, но это искусство было бесполезным. И осталось только усесться по удобнее, и смотреть, как художники кропотят над своим творением. Пытаясь вернуть его на грешную землю.
Когда как у самого Натаниэля сердце, казалось, остановилось, он по прежнему ждал учащения сокращений в груди Ашен, периодически переводя взгляд на эти упорно не желающие подниматься веки. Ничего не происходило… ничего, словно ему в наказание за все те содеянные им ужасы! Ему ведь должно было быть все равно! Но судьба вновь привила ему эмоции, на миг, что бы ощутить эту боль. Но больше его волновало то, сколько боли пришлось на долю Лэй. И вот ее тело перед ним, ее безжизненный вид… Натаниэль потянулся к руке девушки и еще раз перепроверил пульс… Поразительно. Надежда еще есть. Уж не для того ли, что бы ее вновь отобрали? Приближение Саблезубого почувствовалось лишь когда огромная тень накрыла ее. Внутрисердечная инъекция… - моментально понял Синистер. Разумеется, он помнил об эффективности введения прямо в сердце, но он так же помнил о высоком проценте осложнений, связанных с этой операцией, о высоком риске, и о том, как он будет себя чувствовать, если станет причиной преждевременной смерти Лэйрин. Но другого выхода ведь не было. Или… - Ашен! Натаниэль даже не заметил, что комната пополнилась новоприбывшими. О с тоской в глазах наблюдал за действиями Лилит. Отчего-то в чудесное исцеление совсем не верилось… Но Эссекс предпочел подождать еще немного. Попытаться, наконец, привести свои мысли в порядок и принять решение. Ашен умирала на его глазах, а он упорно отказывался что либо делать… Из-за собственного страха. Где-то в глубине сознания он все же понимал, нет, он был уверен, что сможет ей помочь! Но глупые страхи сеяли в нем сомнений. Вид трясущихся был рук совершенно не согласован с идеей Виктора. Но тут стало ясно, что попытки Лилит не приведут ровным счетом ни к чему. Значит – остается только один выход. Выбор не большой, либо Лэй умрет довольно быстро, либо же спасется… но созерцать то, как последние силы ее покидают…
Тут в голове вдруг вновь стала прокручиваться сказанная несколькими секундами назад Виктором фраза, на которую он, сначала, не обратил внимания. - И накорми ее потом что ли…- Кто бы знал, как Натаниэль был благодарен ему за столь обнадеживающие, вселяющие надежду и уверенность слова. И это уже окончательно убедило его перейти, наконец, к действию. В какой-то степени была возвращена ясность мысли, а это половина успеха.
Синистер ждал, держал шприц наготове, и наблюдал за Лэй. Нет, он не колебался, он уже принял решение. Но необходимо было поймать ритм, ввести адреналин до мышечного сокращения. Довольно сложно было определить момент вдоха, но все так же важно, что бы случайно не проколоть легкое. Неправильное введение – и тампонада сердца обеспечена. Уверенное движение руки – игла попадает в точку слева от грудины на пару сантиметров, и так же стремительно выныривает из тела.
- Продолжай, Лилит - повысить коэффициент удачи сейчас было как нельзя кстати.
Теперь только ожидание. И надежда на успешную реанимацию.
Резкая боль, проникающая в сердце и огненным рикошетом молниеносно отдающая в голову, а от мозга по нервам расползающаяся по всему телу до кончиков пальцев прежде чем на огромных часах в гостиной секундная стрелка перескочина на следующее деление. Последние слова Натаниэля заглушил крик, от которого зазвенели стекла, а после повисла мертвая тишина. Человек приходит в этот мир с болью, с болью из него же уходит... Но возвращаться из-за тонкой серой черты все же еще больнее. Третий раз... Третий раз за сегодняшний день. Или в последний раз Лэйрин умирала вчера? Наверное, если бы сейчас Лэй могла о чем-то думать, она бы с сарказмом размышляла о том, что после рокового знакомства с Натаниэлем вся ее жизнь превратилась в одну сплошную гонку со смертью. Кто быстрее? Сильнее? Пока, стараниями Эссекса, хрупкий перевес в одно очко был все же в сторону девушки. Снова жива, но бесокнечно обессилена, впрочем, как и он сам.
Судорожно, глубоко вдохнув, выдохнув и снова вдохнув, девушка открыла глаза, но вначале не разглядела ничего кроме алой мути, из которой мало-помалу вырисовывались контуры лица Натана, взволнованного и уставшего. Кроваво-красные глаза, в которых горела надежда, в которых было столько всего... А тело ломило, будто разбитое в гостиничном номере в порыве черного отчаяния зеркало всеми своими осколками снова впилось в Лэй. Словно вернулась та боль, которой она вовсе не замечала, прорезая затягивающиеся за секунды кресты на руке, чтобы в видеть в алых горячих каплях копию этих глаз, смотревших на нее точь-в точь также как прошлой ночью.
Дьявол или Бог? Монстр или Гений? Просто обманувший вечность ученый, никогда не позволявший себе почувствовать что такое жизнь. Просто заблудившийся в своем одиночестве человек. Просто Натаниэль Эссекс. Ашен немигающим взглядом смотрела вверх, точно ему в глаза и понимала это. Прекрасно видела и понимала, но обида, душившая ее прежде, никуда не ушла, увы... Она просто устала понимать, хотела, чтобы наконец поняли ее. Виктор и в первую очередь сам Натаниэль. Поняли наконец, что она не машина, а человек, что несмотря на специфику ее отчаянно несложившейся жизни, в которой приходилось регулярно наступать себе на горло только чтобы выжить, у нее все же остались чувства. Оба внутренних голоса молчали, прекратив бессмысленный спор, сил, похоже, даже на это не оставалось. Ни физических, ни моральных. Только постепенно приходило естественное ощущение собственного тела. И девушка чувствовала как рука ученого, сейчас невозможно холодная, все еще лежала у нее на груди. Невероятным усилием заставив губы скривиться в скептической до фальшивости ухмылке, Лэй попыталась всем своими видом показать, что ей вовсе не больно, хотя любое движение причиняло на деле невыносимые страдания.
- Уберите руку, мистер Эссекс. - с невероятным трудом выдавила Лэйрин, без особенного успеха пытаясь заставит свой дрожащий голос звучать отстраненно, безразлично, механически, - Что о вас подумают подчиненные...
Сказав это, Лэй закрыла глаза, потому что почувствовала предательскую слабость, головокружение и то, что сейчас она вот-вот снова впадет в истерику, если конечно хватит сил. А если не хватит, и даже если слез в самом деле не осталось, то ее глаза, ее взгляд, полный детского непонимания и обиды с капелькой намека на желание простить, может выдать ее.
Чем больше энергии Лили перекачивала в Ашен, тем яснее понимала, что энергия уходит, в общем-то, впустую. В организме Ашен было что-то такое, что препятствовало свободному прохождению целительного потока силы. Не будь этого препятствия, Лилит не пришлось бы тратить чертову прорву сил на то, чтобы пробиться. В конце концов появился такой маааленький путь, по которому энергия начала потихоньку просачиваться в тело девушки. Возможно, именно благодаря этому потоку, объединенному с инъекцией адреналина прямо в сердце, Ашен задышала ровнее. Лили не знала, почему Ашен снова умерла. Умерла, потом воскресла, потом снова умерла и вновь воскресла, опять умерла, и, похоже, опять воскресла. Отчаянно играя на своих нервах и нервах других людей, она доводила это действие до исступления, одним своим существом возводила смерть в абсолют и сама же доказывала, что ничего абсолютного не бывает. Доказывала своими невероятными, местами дикими воскрешениями, а потом снова умирала. И вновь воскресала. Безумно, правда? А покажите мне хотя бы одного присутствующего, кто находится в здравом уме? Вдох… первый вдох, прорезавший пистолетным выстрелом гробовую тишину. Первый вдох… Он отзывается в груди такой мучительной болью, что не хочется делать следующий. А как вы думаете, почему младенцы, только-только появившиеся на свет, так судорожно кричат, будто их кто режет7 Да все потому, что легкие, заботливо сложенные в грудной клетке новорожденного, расправляются, в него врывается кислород. И это так больно, так мучительно больно… Надо суметь найти в себе силы сделать еще один вдох. Ашен сделала его. Нашла ли она в себе способность вновь встретиться с воздухом или же это было произведено чисто рефлекторно? Да какая разница. Главное, что она жива. Что она сказала пару фраз Эссексу. И совсем неважно, что она даже не заметила рядом с собой Лилит. Впрочем, Лил на это не надеялась. Она прекрасно понимала, что Ашен от нее нужна только какая-нибудь выгода, не более. Так зачем же требовать от нее чего-то, чего она не может предоставить, и на что ты не имеешь никакого права? Мистер Натаниэль, было видно невооруженным глазом, очень устал. Наверное, так он устал впервые за свою долгую-долгую жизнь, хотя, кто ж его знает. У всех, находящихся в этом помещении, была какая-то история, что-то личное, важное, связанное с прожитой жизнью так неразрывно, что жизнь эта стала результатом этих историй. И у Лили была своя собственная история, правда, весьма своеобразная – бесконечная усталость, сменяющаяся длинными бессонными ночами. Эта усталость преследовала девочку столько, сколько она себя помнила, и поэтому успела стать привычной. И границы усталости были разные. Вот сейчас, на данном этапе, Лилит еще могла продержаться еще немного. Ее спина была неестественно ровной. Так было проще удерживать себя в вертикальном положении – стоит чуть-чуть согнуться, и девушка просто рухнет и тихо скончается. И еще не факт, что хоть кто-то это заметит. Впрочем, ей было все равно, ей уже давно было плевать на себя. Остаток сил Лили потратила на мужчину, сидящего рядом, на Эссекса. Она ведь прекрасно понимала, что такая усталость для него губительна, что он не привык к такому чувству. А ведь непривычные люди так мучаются, чувствуя ЭТО. Девочка взяла ладонь Натаниэля своими тонкими пальцами. Вот у него, в отличие от Ашен, не было железобетонной преграды, в которой надо было искать лазейку, в него сила проходила спокойно. Но вот беда – силы оставалось так смехотворно мало, что ее хватит лишь на то, чтобы он почувствовал себя немножко лучше, но и только. Уйти куда-либо в таком состоянии он точно не сможет. Но, может, оно и к лучшему? - Вы нужны ей, Натаниэль. Нужны здесь, рядом, а не где-то там, далеко. Она говорила как бы и не ему, а в пустоту перед собой, отрешенно смотря вперед своими обреченными медовыми глазами. Она сказала это тихо-тихо. Не потому, что не хотела, чтобы кто-то еще это слышал, а просто потому, что не могла выдавить из себя нормальный голос. Слова получались с таким титаническим трудом… Хотелось лечь на пол, свернуться калачиком и умереть. Тихо, незаметно. - Вам обоим нужно отдохнуть. Отведите ее в кровать, сами ложитесь. Рядом. Немного покоя – это то, что вам нужно. «А то, что мне нужно – это немного смерти. Моей собственной».
Похоже то, что Виктор хорошенько встряхнул находившегося в глубокой прострации Синистера за плечо, возвращая гения на грешную землю к суровым реалиям жизни, возымело наконец должный эффект. Сначала, стоя как громом пораженный, Натаниэль чего-то попусту ждал, без какой-либо осмысленности в глазах переводил взгляд с обнаженной, не поднимающейся при дыхании груди Лэйрин на ее лицо и обратно. Потом на Лилит, изо всех сил старавшейся совершить невозможное чудо, и снова на Лэй. В это время Виктор в голове ровно отсчитывал секунды. Всего шесть минут... Шесть минут от остановки сердца до смерти мозга. Триста шестьдесят секунд… Обратный отсчет до критического момента Х, до выстрела, до взрыва – как это было ему знакомо, но никогда, еще никогда обратный отсчет не сопровождался у Крида эмоциями. Что ему до чужих жизней? Человеческих или мутантских – неважно, все они ему не более чем пустой звук… Но ее жизнь, обычно неисчерпаемый ресурс а сейчас отчаянно ускользающая и такая хрупкая сейчас, впервые заставила Виктора отсчитывать эти секунды с особенной точностью, словно в голове откуда-то вдруг возникла стрелка секундомера, каждый раз перемещаясь на следующее деление циферблата больно задевающая натянутые до предела нервы.
- Чего ты ждешь? Некроза мозга?! – не выдержав, проревел Саблезубый, когда на реанимацию осталось меньше двух минут, а рыжая уже выглядела так, словно вот-вот свалится замертво где-то рядом. Впрочем, Эссекс, кажется, тоже это понял наконец и вспомнил о дипломе с отличием Королевской Академии и бесконечных годах медицинского стажа, на что, собственно, и была надежда. Хотя… черт знает, что в этот момент вспоминал Натаниэль, о чем думал, что творилось у него в голове и в сердце - главным и единственно значимым было то, что он смог собраться и великолепно точно и быстро сделать именно то, что было нужно. На эти несколько секунд, казалось, все присутствующие перестали дышать, а весь неверный свет в гостиной, потонувшей во мраке, был направлен сейчас только на его руку. Виктор выхватил взглядом, как в замедленной съемке каждый миг, словно любое неверное движения сухожилия под кожей кисти Натаниэля мог привести к фатальным необратимым последствиям. Но такой филигранной точностью можно было только восхищаться как работой искусного ювелира. Можешь, когда очень захочешь… - с облегчением и даже неким подобием благодарности и уважения подумал Виктор, когда по барабанным перепонкам резанул острый звук вернувшейся жизни. Критический момент миновал, и привычный сарказм, свойственный натуре Крида возвращался, говоря о том, что зверь все равно остается собой. - …гений шприца и скальпеля.
Зверь снова стал зверем и потому не желал больше находить во взгляде Натаниэля истинных чувств, предпочитая вернуться к своей прежней версии развернувшихся на протяжении двух прошедших недель событий. И потому Виктор довольно, беззвучно ухмыльнулся, стоя в тени за плечом Эссекса, когда Лэй попросила Натана убрать от нее руки. Кончено, прозвучало совершенно неубедительно, уж она могла бы и пожестче, но и такая ее реакция давала Саблезубому понять, что стоило лишь не упустить момент, когда девушка достаточно придет в себя, чтобы навсегда забрать ее отсюда, воспользовавшись обидой Лэйрин и не встретив сопротивления с ее стороны. Виктор прекрасно понимал также и то, что обида эта, несомненно, не сможет длиться слишком долго, что потом она наверняка будет проклинать его за это, требовать или даже умолять отпустить ее… Но он уже не допустит прежней ошибки, Виктор не отпустит ее. Лэйрин из тех зверей, что обладают огромной силой, в масштабе которой сами себе не отдают отчета, силой которую нельзя не контролировать, не сдерживать, не направлять. Бесконечное стремление к разрушению – всего вокруг и самих себя. Такие звери крайне опасны и в первую очередь для самих себя. Таких нельзя держать иначе как под неусыпным контролем, на коротком поводке и в строгом ошейнике… разумеется, для их же собственного блага.
Даже стоя за самым плечом сгорбившегося, как под тяжеленным грузом, Эссекса, Виктору удалось расслышать далеко не все слова Лилит, которая изо всех сил старалась сфокусировать взгляд хотя бы на какой-нибудь неподвижной точке в гостиной, чтобы сохранить равновесие. И его взбесило, что девочка как последняя дурочка в приступе какого-то необъяснимого альтруизма передала остатки своих жизненных сил Натаниэлю, буквально усилием выжав их из себя. Виктор понял это в тот миг, когда оказался уже за спиной Лилит, напротив Эссекса – затуманенный взгляд Натана немного прояснился в то время как сама девчонка пошатнулась, говоря последние слова. Машинально Виктор поддержал Лили за талию, давая возможность легкой как перышко девочке облокотиться на его мощную руку и не упасть на пол. Но ее слова… Вначале они взбесили Крида, но уже в следующую минуту он не мог не разглядеть в них простой логики: сердце Лэйрин хоть и заработало, но сил ей не хватало даже на то чтобы держать глаза открытыми, слишком слаба, измотана, обессилена, а в доме сейчас находилось два врача – Лилит и Натаниэль. Оба были великолепны в своем деле, правда оба находились на грани обморока, и еще вопрос, кому из них двоих было хуже. Но Лили даже в таком состоянии рассудила здраво. Даже если она сейчас и удержится чтобы обеспечивать Лэйрин чуткий контроль, то все равно не сможет дотащить девушку на второй этаж до кровати, да и куда нести ее, собственно она тоже не имеет не малейшего понятия. А в случае если Лэй вдруг через пару часов взбредет в голову подняться и куда-нибудь смыться в подобном надломленном состоянии, остановить ее Лилит тоже не сумеет, только заработает еще несколько тяжких физических повреждений, которые в ее состоянии могут оказаться смертельными. Другое дело – Натаниэль. Это его дом, его территория. Мужчина весьма внушительной комплекции, ему бы только восстановить силы, поесть хорошенько и поспать несколько часов, и он вполне сможет справится с Лэй, по крайней мере пока силы к ней не вернутся в полной мере. Да и как еще лучше проследить за ней, если не все это время находиться в непосредственной близости, но именно это и смущало, раздражало… вернее, откровенно бесило Виктора.
- Итак, теперь ты выслушаешь меня… - тяжелая рука Крида опустилась Эссексу на плечо, властно притянув его ближе и ясно давая понять, что выслушать, как бы это не было неприятно, придется причем именно сейчас - Даже если сейчас ты скажешь, что нашел ее умирающей от голода на улице, из чувства незнакомого тебе сострадания притащил сюда, бескорыстно и безвозмездно, руководствуясь самыми благородными... – Виктор сухо и коротко рассмеялся, однако не повышая голоса с грубого, но различимого одному Эссексу шепота -…нет, «благородными» - это для тебя слишком сильное слово… скажем, исследовательскими побуждениями, я все равно тебе не поверю. Я верю своему нюху, фактам и только. А факты таковы – ты ради того чтобы развеять свою вечную скуку подцепил как-то раз в парке утром девчонку, не похожую ни на кого из твоего давно прогнившего окружения, запудрил этой девочке мозги, вдоволь насладился ее детским восторженным взглядом, потешил больное самолюбие, наигрался в Дьявола и потом, когда надоело, просто ее трахнул. Так? – Саблезубый хищно ухмыльнулся, сверля Эссекса взглядом. – Так…Так просто и так по-человечески… Признаться, Натан, ты меня удивил. В самом деле стал похож на человека рядом с этим хмм… с этим ребенком. Хотя, не буду отрицать, ребенком весьма и весьма самостоятельным и изобретательным. – Крид выразительно указал взглядом в сторону подвала, однако ничего не объясняя. В конце концов информационный терроризм давно уже не входил в число тех проблем, с которыми Виктор при желании и необходимости бы не смог разобраться самостоятельно. – Лилит совершенно права, ты как никто другой сможешь сейчас в рекордные сроки поднять Лэй на ноги. И для этого тебе разумнее всего быть рядом с ней, так что… - Крид усадил Лили на диван, быстро вернулся к столу и поднял Ашен на руки, тут же вручив ценный груз Эссексу, - …неси в спальню и ни на шаг от нее. Но запомни… - тон его стал еще более угрожающим, - Я сделал из нее совершенство, очень опасное совершенство… для себя. Не для тебя, Нат. Так что без самодеятельности и будь добр потом вернуть девочку ее законному хозяину. Мне.
Надеясь, что Эссекс его правильно понял, но в тоже время не особенно веря тому, что Натаниэль несмотря на понимание внемлет его предупреждению, Виктор отправил Эссекса наверх, крикнув так, чтобы мадам Жорж услышала. - Эй, мадам! Извольте завтрак хозяину в спальню. А после этого Крид взял со стола новый шприц и оставшуюся глюкозу, распаковывая на ходу, сел на диван рядом с Лилит и взял ее безвольную руку в свою. Несколько внутривенных инъекций, это Виктор мог сделать уверенно, и он уже видел, как цвет лица рыжей мало-помалу становился более подходить живому, чем трупу. - А ты молодец.
В прежнем мире люди всегда думали о себе самих. В первую очередь. Это инстинкт, это не изменить. И даже если они утверждали, что посвятят свою жизнь близким, или кому-то там ещё, то это означало, что они все сделают, ради того чтобы их не забыли, опять же ради себя, ради памяти о себе и уважении. Уважение льстит человеку. Это повышает его самооценку, это способно вывести из депрессии или подарить новую жизнь. Только единицы способны на настоящее, бескорыстное самопожертвование. Что движет ими? Что заставляет мать прикрывать собственное дитя от внешних губительных воздействий, не жалея себя? Или парня отдать девушке свой шлем, когда они мчатся на мотоцикле, а он понимает, что тормоза отказали? Не все способны чувствовать любовь. А она может. Почему? Откуда такая привязанность?
Для Риты только версия родства звучала бы убедительно. Во все остальное она бы просто не поверила.
Родство… Сейчас Марго знала, что сама она последняя дрянь, после того, как бросила родителей, и даже не смотря на то, что у них остался взрослый сын. Она не могла вернуться в прежний, когда-то привычный для неё мир. Рита уже простилась с ним, поцеловала в лоб, и тихо ушла, закрыв за собой дверь. Ушла насовсем. Возвращаться плохая примета и она не вернется. Девушка распрощалась с прошлым, с дурацкой и скучной работой, с серыми буднями, с бросившим её мужем и с воспоминаниями о нем; с теми немногочисленными друзьями, но с запоминающимися событиями; и с тем, что у нее, возможно, никогда не будет детей… Она теперь имела право все забыть и познавать себя заново, было что познавать. Я не уйду отсюда, поэтому одним теперь «спасиборита» вы просто так не отделаетесь.
Марго не стала обувать туфли, чтобы согреть окончательно озябшие ноги о теплый, нагретый светом камина, пол. Она подошла к Лилит и после инъекций Крида уложила девочку на диван, положив ей под голову мягкую подушку. Сама девушка села на пол рядом и убирала с её лица рыжие пряди.
- Когда ей станет немного легче, я отвезу её обратно в больницу, - отчеканила Марго, вспоминая, как душа разрывалась на части, когда ей приходилось отрывать ребенка от исцеления , тем самым подвергая его жизнь риску, ради спасения другого мутанта.
В момент опасности все же дают о себе знать звериные инстинкты. Звериные, значит присущие человеку. Если присущи человеку, значит присущи и мертвому. Действуя буквально на ощупь, человек все же неизвестным образом находит верное решение. Даже больше – лучшее решение. Интуиция? Возможно, даже очень вероятно. Верные мысли приходят сами собой, и, почти не задумываясь, человек поступает сообразно их велению. Он на взводе, весь – внимание. И вот свершилось. Миссия выполнена. Но остаточное явление не проходит довольно долго. До него банально не доходит то, что все кончилось. И это тоже была естественная реакция, самый настоящий защитный механизм. О, все же Натаниэль был самым настоящим человеком.
Он просто не мог скрывать эмоций. Ни надежды, ни радости, когда вновь увидел два изумрудных зрачка. Первостепенной важности спектакль, позерство, игра… какая чушь. Она жива. А это – главное.
Нет, он не вздохнул с облегчением, а виной тому был все тот же защитный механизм. Синистер тупо уставился на нее. Не то, что бы он не понимал произошедшего, но все-таки еще не поверил. Пока не услышал ее голоса.
Улыбка. Поразительно, как все-таки быстро все возвращается на круги своя. И пусть сдерживаться было действительно сложно… Но Виктор смог. Он чем хуже? Просто улыбка, умиление, она жива, а значит может пригодиться науке – такова теперь истина. Не иначе. В противном случае придется проводить реанимацию еще раз. Но выдержит ли? Лучше пусть страдает? Встретится с хладнокровием, жестокостью, безразличием? Поймет, что вообще не представляет никакой ценности, за исключением научной? Да, лучше. Потому что она забудет. Она юна, ее жизнь стремительна, и эти две недели будут малюсенькой ячейкой в водовороте ее жизни. Забудет старое, познает новое, на это даны года впереди. Много-много лет. На это ей дана жизнь. Зачем зацикливаться на проклятье? На проклятом?
А Натаниэль продолжал улыбаться. Загадочно… Он объяснит все, но пока что она слаба. Сейчас необходимо было выяснить все с Виктором. Возможно, ложное ощущение, но Эссекс был готов поклясться, что пошатывался, преодолевая расстояние до Саблезуба, который сейчас склонился над кем-то… Неизвестно, сейчас не важно. Сохранять равновесие было и впрямь трудно. - Знаешь, мне сейчас очень не хочется тебя обманывать. – признался Натаниэль, теперь уже ложа руку на его плечо. Он так же склонился, и произнес шепотом, помня, что не один Саблезубый тут обладает сверхчеловеческим слухом. - Я тебе ее не отдам. Нет, не потому что не хочу ее отпускать. Но… она ведь должна быть свободна, Виктор. Не согласен? Я просто ее заберу. Через два дня, когда оправится. И пусть она забудет нас, как страшный сон, забудет о прошлом. Прости, но я так и поступлю. И ты не сможешь… Договаривать Злыдень был просто не в силах. Он чувствовал, как перестает чувствовать поверхность под ногами, как спина Саблезубого сменяется красивым потолком. Последнее, что он ощутил – твердый пол под головой.
Оказавшись волей Виктора у Натана на руках, но будучи не в силах не то чтобы сопротивляться, даже пошевелиться без жгучей боли, волнами прокатывавшейся по всему телу, Лэй невольно смотрела вверх и видела его глаза, его улыбку. Холодная маска давно куда-то исчезла, словно ее и не было никогда, и она едва удержалась от того, чтобы также тепло не улыбнуться в ответ, хотя глаза все-таки лгать не могли. Как девушка ни старалась придать взгляду самое отстраненное выражение, искорки, казалось навсегда погасшие в тот момент, как он исчез, заявив, что ни в чем не уверен, вернулись. Лэйрин пыталась злиться, изо всех сил пыталась, но злость отбирала слишком много сил, и потому задавить чувство того, что рядом с Эссексом ей было так невероятно спокойно никак не удавалось, да и спорящие голоса в голове как на зло замолчали похоже надолго, а ведь им так здорово удавалось ее доводить до бешенства, когда надо и не надо. А вот сейчас – тишина, вакуум. Никакого спора, никакого диалога… Только всепоглощающее ощущение собственной нужности и значимости, которого ей так не хватало.
Лэй просто не знала, что говорить, и стоило ли вообще это делать, да и сил даже на разговоры не было. Ведь после всего, что случилось она не могла… ну просто не могла позволить себе признать, что вернулась в этот дом вовсе не для того, чтобы взломать базу Среднеазиатского Банка именно с IP-адреса Натаниэля – она ведь пришла затем, чтобы увидеть его. И сейчас… девушка не имела права разрешить себе принять тот факт, что снова чувствовала невероятное спокойствие на грани восторга в глубине души рядом с ним. И потому заставила себя упрямо приковать взгляд к какой-то точке на потолке, прислушиваясь к шепоту Крида, как раз тогда, когда он подошел к кульминации своей отповеди. - Ни черта ты не понял, Крид… - снова с ее губ, совсем тихо, но достаточно для того, чтобы Саблезубый расслышал и сами слова и злость, вложенную в них, и надежду на то, что ошибся именно Виктор, а не она сама.
Возможно, ее слова различил и Натаниэль. Быть может, именно поэтому он сказал такие значимые слова «Я тебе ее не отдам»… Если бы у Лэй сейчас было хоть чуточку больше сил, первое, что бы она сделала, так это хорошенько врезала Криду за все, что он только что сказал. Нет, она не злилась на то, что он называл ее фактически безмозглой маленькой шлюхой, в конце концов, именно так он и было, так она себя и чувствовала, во всяком случае до настоящего момента, вернее до этих двух недель, проведенных с Эссексом. Сейчас же ей больше всего хотелось как минимум Виктору челюсть выбить, чтобы усмехнуться, услышав хруст ломающихся костей. Вот так называть ее собственностью! Но сил, увы не было совершенно, и потому оставалось только тихо злиться на себя, невольно терпя, как за глаза сильные мира сего решают ее судьбу… Потому что в этот миг и Натан перегнул палку, заявляя пусть и в косвенной форме, что намерен стереть из ее памяти все самое лучшее, что она видела в жизни, ее мнения на этот счет даже не спросив. Не поинтересовавшись тем, что получив такую «свободу» ее снова ждет только грязь улиц, боль и ничего кроме. Натаниэль говорил сейчас так, будто задумал совершить самый благородный поступок в своей жизни, сам не понимая того, что этим раздавит Лэй окончательно. Секунду, она думала, как вмешаться, секунду собиралась с силами, но стоило только нужным словам начать приходить в голову, как неожиданно с ее затылком встретился пол. Короткая вспышка боли, и в глазах снова потемнело.
Виктор прекрасно слышал слова девушки, интонацию, которую определяли ее перехлестнувшие через край эмоции, скрывать которые Лэйрин, кажется, вовсе разучилось. Крид чувствовал, глядя ей в глаза, что девчонка сейчас готова была ему зубами в горло вцепиться, если бы только могла. Слова Эссекса он слушал как-то рассеянно, впервые серьезно задумавшись над тем, что, кажется, в данном случае экстернал был прав - на самом деле никакого гипноза, либо внушения со стороны Натаниэля не было и в помине. Картина представала странной до нереальности, но продолжать отрицать очевидное было бы просто глупостью с его стороны. Кажется, даже рыжая малявка в своем еле живом состоянии и то понимала, что, как бы это смешно ни звучало, злому гению дороже всего на свете был этот маленький ящик Пандоры по имени Лэйрин. И дело тут было совсем не в научной чистоте эксперимента…
Да уж, какие тут теперь эксперименты… - раздраженно думал Крид, отстраненно наблюдая за тем как Лили постепенно приходила в себя и придавливая ватным тампоном вену на руке, куда только что колол раствор глюкозы. – Какая, к черту, наука? Просто моей маленькой бестии каким-то чудом удалось совершить невероятное. А, впрочем, ничего сверхъестественного… пожалуй, будь на твоем месте хоть самый благонравный святоша, вроде того синекожего, что кажется был у Ксавье, тоже бы влюбился в эти тридцать три несчастья с изумрудными глазищами. А тебе повезло, Нат… Сдается мне, она мир готова перевернуть для тебя даже без точки опоры. Получается, Виктор тоже склонен ошибаться в тех, кого вроде бы знал наизусть и видел насквозь? Странные люди, странные обстоятельства, еще более нелепые, невозможные отношения… Как два полюса планеты могли оказаться вместе, две параллельные прямые пересечься? А, может, именно с этого начинается конец света? Кто знает… Но очень на это похоже. В какой-то момент Саблезубому даже захотелось махнуть рукой, плюнуть и по-английски уйти, оставив этих двух несовместимых с жизнью психов самостоятельно разбираться со своими обидами, прощениями или что там еще стукнет в голову.
Пусть хоть поубивают друг друга… Конечно, Виктор злился. Раздражение просто кипело в нем, поднимаясь все выше и выше к горлу волной яда. Ему казалось, что он хорошо знал Синистера, а сейчас он вдруг понял, что совершенно не знал его как человека. И человек этот, надо заметить, оказался весьма достойным уважения. Ему казалось, что он знает Лэйрин, но раньше ему никогда бы не пришло в голову, что эта беспринципная машина для убийства способна на какие-то чувства. И сейчас Виктор с горечью понимал, что в этой игре он - единственный проигравший, просто лишний на этом празднике жизни. Понимал, что его слово тут давно ничего не решает. Что бы Крид только что ни говорил, выходило так, что он и сотворил из маленького затравленного звереныша смертельно опасное и вместе с тем такое хрупкое совершенство, но был не в силах его удержать на коротком поводке. Создавал для себя, терпеливо и упорно, а сейчас был вынужден смириться и подарить это произведение искусства Эссексу! Чувство, охватившее его, можно было лучше всего охарактеризовать как разочарование и апатия. Пока Натаниэль говорил, Виктор не удостоил его даже взглядом, обернувшись, лишь когда услышал глухой стук об пол. Грязно и витиевато выругавшись вполголоса, Крид наклонился, первым делом пощупав пульс Лэйрин. Ровный…
- Вот упрямый идиот. Сдалась ей твоя свобода как собаке палка… - Крид переложил девушку в кресло, в котором сам недавно сидел. Ему то было ясно, что Лэйрин нужна в первую очередь надежная опека, а снова оказавшись одна против всего мира, девушка по-прежнему будет стремиться лишь к саморазрушению. Взвалив Эссекса на плечо, Виктор недовольно скривился. Одно дело легкая как пушинка девчонка, другое – здоровый мужчина, потративший последние силы на пустое красноречие. Тяжело поднявшись по лестнице, несколько раз свернув в коридоре, Виктор наконец пнул нужную дверь, дошел до кровати и с удовольствием свалил тело Эссекса на покрывало. После снова спустился вниз, где оставил Маргариту рядом с Лилит.
На слова Риты он отреагировал не сразу. - Не думаю. – он покачал головой. – Лилит сама первоклассный медик, не говоря уже о Натаниэле. – ему самому стало смешно, вспомнив о том, как экс-босс, бледнее смерти, недавно грохнулся на пол, как перетянутая корсетом барышня. Бросил взгляд в сторону Лэй, та по-прежнему неподвижно лежала в кресле.- Да и вряд ли он захочет отпускать ее сейчас. Хотя… - Виктор задумался. – Черт его теперь знает. Говорил Крид так, словно ему поскорее хотелось отвязаться от этой, вдруг ставшей ему неприятной темы. Его версия развалилась на глазах, рассыпалась в прах, а чувствовать себя неправым было ой как омерзительно, особенно учитывая то, что сам факт его ошибки можно было смело возводить в степень квадрата. Конечно сейчас, не медля ни секунды, он мог забрать Лэйрин, но что толку, если она сама не хочет уходить? А Натаниэль не хочет ее отпускать, чтобы он там ни говорил… Конечно не хочет – это горело у него в глазах, когда он смотрел на Лэй, это читалось в каждом жесте, когда он прикасался к ней. Так что же теперь Виктору воспользоваться моментом и перегрызть Синистеру горло, чтобы в итоге в награду получить сполна беспрецедентную месть Лэй? Кажется, она любила мстить за тех, кто причинял ей боль. Замкнутый круг… Что тогда? Остаться? Но он уже не тот прежний Саблезубый, увы. Он не намерен больше служить и у него свои цели, завоевание мира и выведение сверхновой расы в которые не входит.
И все же пока он оставался. Оставался решать проблемы, которые устроила Эссексу Лэй лишь за тем, чтобы оправдать для себя повод еще раз его увидеть. Глупая влюбленная девчонка… -Она как никогда напоминала Виктору ее мать. И ему ой как не хотелось, чтобы и для Лэй все закончилось лужей крови на снегу в двадцать лет. – Хоть бы ты, Натан, это тоже понял… И понял правильно. Вынув из кармана телефон, он набрал по памяти какой-то номер, когда на другом конце после нескольких долгих гудков сняли трубку, Виктор тихо без всякого приветствия сказал. - Линден, есть выгодное дельце по твоей части. Пиши адрес, жду через хмм… двадцать минут. – Виктор продиктовал адрес и повесил трубку. Алан Линден был первоклассным взломщиком. Пока проект «Кибер» не был запущен, Виктор не раз пользовался его услугами. Вот и сейчас он надеялся, что Лэйрин, будучи сильно ограниченной во времени, не успела произвести с компьютерной системой Эссекса особо сверхъестественных манипуляций. А значит, Линден должен был справиться. И лучше бы он сделал это побыстрее.
После этого Саблезубый подошел к креслу и подхватил на руки легкое тело Лэй, снова направившись наверх. - Марго, если не сложно попросите мадам сделать нам кофе. Я сейчас вернусь.
Шеф, ну растокать надо народ по локациям =] Тела в одну сторону, хакера-реаниматора - в другую. А мы будем пить кофк в гостиной ^^ Пока хватит спальни с подвалом и гостиной.
Когда-то давно, когда Лан был молод и страдал подростковой гиперсексуальностью - ну подумаешь, все ей страдают - он пару раз добрался до просмотра подсунутого одноклассниками диска с порнофильмами. Немецкими. В общем, к этому утру Линден понял, что перед тем, чем он в эту ночь занимался со своим мозгом, немецкое порно нервно курит в подворотне. И после каждой написанной части кода испытывал непреодолимое желание закурить. Но все однажды кончается, даже у порноактеров и программистов силы не бесконечны, так что часам к пяти утра Алан висел на стуле, реалистично изображая тряпку, плывущую в болоте табачного дыма, а его рабочее место традиционно представляло собой апофеоз бардака, с недоеденным куском пиццы на одном из внешних хардов в качестве бесплатного приложения. И тут ему позвонили. Надо было видеть выражение лица Лана, когда он поднял трубку, и если не был задан сакраментальный вопрос из серии "Вашу мать налево, вы в курсе, который час?", то только потому что тормозящий после ментального секса Алан просто не успел ничего сказать. Ну а потом уже не стал возмущаться. Это был Крид, он всегда звонил а) не вовремя б) по делу и деваться от такого счастья было решительно некуда. Тем более, что упомянутый Крид платил, и платил щедро, а деньги лишними не бывают - это аксиома. Линден был, конечно, в курсе того, насколько незаконны и антиобщественны могут быть последствия его работы со своим лучшим заказчиком, но традиционно закрывал на это глаза. "Мне платят... хорошо - я делаю... хорошо, остальное - не волнует": вот девиз, под которым программист вел свою, порой разрушительную, деятельность. Поэтому, выслушав адрес, Лан положил трубку, от души выругался, доел пиццу и пеполз одеваться, в полумраке не особенно разбирая, что на себя натягивает, в результате, уже выходя из дома, понял, что был прав - индифферентно разглядывая теплую толстовку с надписью "USA Official Brain*cking Team". На ходу застегнул куртку, пригладил пятерней волосы, стягивая резинкой и взгромоздился на мотоцикл, уже почти довольный миром. во всяком случае, глаза не резало от дыма - а это уже плюс. Поездка по улицам под холодным ветром бодрила лучше любого кофе, и когда Линден явился в особняк на окраине, он был бледно-зеленого цвета, но вполне вменяем и бодр, входя в гостиную, куда его провели после попытки постучаться в дверь (несмотря на то, что на двери был звонок). Людей Алан решительно не воспринимал, поэтому обозрев двух присутствующих дам, кивнул обеим одинаково вежливо. Лицо рыжей малявки показалось ему знакомым, но, как это бывает в крайней стадии отупения, он бы сейчас и мать родную не узнал. - Утро. Могу я видеть Виктора Крида?
Рита отвлеклась от своих мыслей и воспоминаний когда Крид унес Ашен наверх. Она и сама бы сейчас не отказалась чем то напитать своё пустующее нутро. Поднявшись и, по прежнему не обувая туфель, Марго пошла искать мадам Жорж в несложном лабиринте комнат особняка. Та оказалась в комнате напротив. Рита попросила её об услуге приготовить один кофе и один крепкий чай. Она терпеть не могла кофе. У Риты никогда не было зависимости ет этого напитка, он никогда её не успокаивал и никогда не помогал пробудиться ранним утром, когда надо было идти на работу, а только раздражал, бесил, вводил в депрессивное состояние, а от одного только запаха у нее сразу кружилась голова. Марго уже вернулась в комнату и снова села теплый пол перед приходящей в себя Лилит, когда услышала тихий шелест ворвавшегося внутрь, через открывшуюся дверь, ветра и звук шагов, который становился все громче, пока наконец в комнату не вошел человек с мрачной наружностью. Точно мутант, и жутко самостоятельный холостяк. – оценила Марго после кивка-приветствия вошедшего. - И вам. Виктор сейчас спустится. Звучало как от секретарши, докладывающей, где есть начальник. Но Рита не долго разглядывала незнакомца и снова вернула свой взор к Лилит… Как будто от этого девочке могло полегчать.
Десять кубиков глюкозы в вену – так привычно. Так привычно, что стало становиться дурной привычкой, нежели необходимостью. И желаемого эффекта уже было намного меньше, чем следует быть. Оно и понятно – организм начал привыкать. Вскоре потребуются более сильные стимуляторы, но не сейчас, нет, потом... Потом будет что-то, но Лилит не думала о будущем. она боялась загадывать вперед, зная, что ничего хорошего там не обнаружит. Минут на десять она вновь потеряла сознание. Это было вполне объяснимо, – на данный момент девочка осталась совсем без сил. Даже без самых элементарных, она не могла даже поднять руку, не то, чтобы встать. Мозг, уставший работать в таком ужасном режиме, решил устроить себе незапланированный отдых, и диван поплыл из-под спины Лилит. Глаза ее закатились, последним, что увидела девочка, был белый потолок... Но сознание все-таки вернулось, как раз в тот момент, как в гостиную вошел какой-то мужчина. Лилит лежала так, что могла прекрасно его рассмотреть, и, представьте себе, она его узнала. В ту ночь, в морге, когда Ашен умерла в первый раз, и девочке пришлось поработать патологоанатомом, он тоже присутствовал. Его вызвали на опознание, что ли... В общем, где-то так. И Лили вылечила его мигрень, но, к сожалению, не насовсем – тогда она опять же была уставшей, как сотни мертвых слонов. Не было ее вины в том, ей пришлось вылечить за день четырех человек – Алан, так звали мужчину, был пятым... Такова уж была судьба этого ребенка – жить опустошенным, изнеможденным и до смерти уставшим. Помнится, Лили еще задала Линдену вопрос там, в гостинице: "Как вы думаете, я доживу до двадцати лет?". Она не помнила, что он ответил, не помнила, что она сказала дальше, но эта фраза глубоко запала ей в душу. Нет. Не доживет. Она жила в ритме, слишком трудном для нее. В последнее время она была не просто дико уставшей. В данный момент она была избита, изранена, а двумя часами ранее ее, маленькую шестнадцатилетнюю девочку, которая из-за своей жизни была такой маленькой, что издалека смахивала на девятилетнего ребенка, жестоко изнасиловали трое крупных взрослых мужчин... И еще неизвестно, чем это все обернется. Вы бы нашли в себе силы жить дальше? Не валяться на диване в больничном халате, не давить на жалость присутствующих, а продолжать лечить, отдавая последние крохи сил, жить самостоятельно, жить долго? Лилит не чувствовала в себе таких сил. Больше всего на свете ей сейчас хотелось встать, уйти в ванную и последовать примеру Ашен, как она это часто делала, - набрать ванну, наколоться морфином и изрезать вены. Так, чтобы потерять максимальное количество крови и заставить мозг прекратить свою деятельность. У Ашен была сверхчеловеческая регенерация, а у Лилит даже человеческой не было. Глубочайшая рана, почти перечеркнувшая когда-то красивое, а теперь страшное лицо, заживет окончательно только месяца через два, не раньше. Это – плата. За что Лили приходится платить? За эту усталость, за эту обреченность в красивых медовых глазах, за это отношение к себе? Да, она сделала себе имя, да, она известна, да, она даже знаменита в особых кругах общества, но и только. У нее не было родителей. У нее не было друзей. Она росла сама по себе, постепенно привыкая ко всему, что с ней происходило. Но девочка не озлобилась. Вы бы смогли подбежать с таким беспокойством в груди к человеку, который вас буквально избил? Вы бы смогли отдать самые последние силы человеку, для которого вы – ничто, пустое место, что-то, что может быть полезным, но и только. А Лилит могла. Она не знала, что ей движет. Она просто спасала. И сама же платила за это.
Рядом с девочкой сидела та самая женщина, которая увезла ее из больницы. Из больницы, где больной была оказана минимальная помощь, поэтому Лили была даже благодарна ей. Ее руки, так по-матерински ласково погладившие Лилит по голове, лежали рядом. Девочка нашарила их и уткнулась лицом в ладони. Хоть раз в жизни – немножко сочувствия...
Рита гладила девочку по мягким рыжим волосам, когда мадам Жорж принесла в комнату поднос с двумя чашками. Для девушки мысль о том, что она вытащила ребенка из больницы была больно обжигающей, также ей не давала покоя мысль о том, что ребенок, возможно, голоден, как и она сама. Не в больницу, значит на кухню...Ей было неприятно от того, что она никак не могла помочь Лил, т.к. сама ничего не понимала в медицине, анатомии, физиологии и т.п... Но в этом был силен, хоть и не сильнее самой Лилит, Виктор, которого они все, и Рита, и Штробель, и только что вошедший незнакомец, так ждали. Очень кстати был стук его шагов, стало ясно, что он спускается со второго этажа.
Заперев дверь на ключ, Крид еще несколько секунд медлил, зачем то прислушиваясь, прежде чем спуститься в гостиную. Тихо... Из-за двери не доносилось ни звука, да и не должно было. Перед глазами устойчиво стоял нездоровый, эфемерный образ девушки, напоминавшей скорее призрака чем живое существо. Он так упорно шлифовал ее характер, разнообразные острые грани, углы этой своенравной личности, но все оказалось в итоге пустой тратой времени и сил. Ее поведение больше не вписывалось в программную матрицу, его невозможно было просчитать вперед или описать самой сложной формулой. Крид, как ни пытался, не смог уничтожить в ней волю, способность и стремление делать собственный выбор. И она сделала…когда вернулась сюда, когда не смогла выстрелить сразу, когда потратив последние силы сказала с такой злостью, что он ничего не понял. Но в этом Лэй ошиблась - зверь понял все яснее ясного, вернее он это почувствовал, так что сомнениям места не осталось. Впервые навреное Виктор ощущал привязанность вместо обычного безразличия, впервые его не покоробило себе в этом признаться. Заставить себя развернуться оказалось на удивление сложно, это нехитрое движение потребовало какого-то запредельного морального усилия. Виктор понимал, что сейчас с каждой секундной все быстрее и быстрее он теряет Лэй, и теперь этот процесс все более походил на необратимый. Оставался единственный шанс, такой реальный, такой близкий будто находившийся от него на расстоянии вытянутой руки – воспользоваться моментом сейчас и исчезнуть вместе с ней навсегда, заранее смирившись с ценой, которую неизбежно придется заплатить за то, чтобы девушка была рядом – ее ненавистью, которой хватит на не одну тысячу лет. Уйти сейчас означало уйти из жизни Лэйрин уже навсегда... И все-таки он ушел. Просто кто-то должен ее любить… и позволить ей любить себя. А я ей этого позволить не могу.
Виктор быстро спустился, поприветствовав программиста коротким жестом еще на расстоянии, и, чтобы не тратить попусту время, сразу перешел к делу. А дело отлагательств никак не терпело. Подойдя к Алану, Саблазубый довольно ухмыльнутся, краем глаза взглянув на часы. Несмотря на ранний час, программист не забыл о пунктуальности и несмотря на уставший вид был готов работать. Хотя. В противном случае Виктор бы попросту ему не позвонил.
- Нам вниз. – коротко бросил Крид, приглашая Байта следовать за ним в подвал и кратко объясняя ситуацию, - Система взломана несколько часов назад профессионалом высшего класса. Так что не удивляйся, если она будет вывернута наизнанку… – они торопливо спускались по ступеням вниз, - Что там конкретно, не знаю. Подозреваю, что эту систему использовали для взлома другой, и с уверенностью могу сказать, если криминальная полиция уже этот взлом отследила, что максимум через час копы будут тут с ордером. - Так Саблезубый дал понять, на какое время Линден может рассчитывать, - Твое дело сейчас не разбираться в деталях, не восстанавливать поврежденную систему, а сделать так, чтобы в предельно короткий срок следов взлома не осталось. Хотя если успеешь... Не мне тебе объяснять. Подумав немного, Викор притормозил внизу лестницы прежде чем толкнуть дверь в лабораторию, и добавил. - Там, кстати, труп… Но это уже не твоя забота.
Крид толкнул дверь ногой, та легко поддалась. Система безопасности в доме все еще не работала. Лэй ее попросту уничтожила? Или все еще продолжала контролировать?.. Но как не потерять контроль над сложной техногенной системой, потеряв сознание, и как не отпускать контроль даже во сне? Резонные и очень важные вопросы, о которых сейчас Виктор отчего-то не задумывался и зачем-то вообще умолчал.
Оставив Алана наедине с системой, Виктор вновь поднялся в гостиную, где оставались Марго и Лилит, а также серый кардинал этого королевства кривых зеркал, сэр Гиллори, как всегда занявший в тени позицию наблюдателя. Крид остановился в дверном проеме на несколько секунд, наблюдая за Лилит, уткнувшейся носом в ладони Риты; за Ритой, не сводившей с Лили внимательного теплого взгляда... Что и говорить, окружение Синистера безусловно изменилось, как и он сам. Хотя, изменился ли Эссекс? Или просто снял однажды выдуманную им когда-то очень давно "пуленепробиваемую" маску, стерильную скорлупу, много лет не позволявшую стихийным силам внешнего мира еще больнее ранить запечатанного внутри человека, не желавшего больше страдать и потому создавшего для окружающих и в первую очередь самого себя иллюзию тотального отсутствия всяких чувств. Иллюзия эта была так хороша, практически идеальна, что Крид и сам в нее верил до вчерашнего дня. А потом констатировал факт, что появление Лэйрин в жизни даже самого отпетого негодяя, будь то Синистер или даже он сам, рано или поздно приводит к неожиданному и такому же неизбежному проявлению качеств, запрятанных очень глубоко. Качеств, которых сам от себя не ожидаешь, которые поражают в тот миг, когда оказывается, что они у тебя все-таки есть. Сначала страшно, что ты теряешь себя в ней, а потом, когда пройдет достаточно времени для того чтобы развеялся эффект шока, становится даже как-то тепло от осознания того, что ты еще не утратил все человеческое. Что в свою очередь означает – ты еще жив. Жив… Именно этот метаморфоз наблюдал Виктор, глядя на Натаниэля когда тот сказал, что не отдаст Лэйрин; и даже при всех своих злости, раздражении, досаде Крид не мог отрицать, что в глубине души был рад за него.
Саблезубый прошел в гостиную, попав в пятно неверного света, исходившего от отражавшегося в полированном паркете каминного пламени. - Марго, с девочкой все в порядке? – Крид опустился в кресло напротив и подхватил телефонную трубку, пока не набирая никакого номера, - Вы здорово поработали. Думаю, Натаниэль непременно сам отблагодарит вас, ведь не окажись здесь вовремя Лилит, Лэйрин вряд ли бы удалось остаться в живых. Взглянув на часы, Крид вспомнил о том что сейчас еще слишком рано, чтобы выдергивать из постели еще кого-то из своих чем-то обязанных знакомых, способных организовать оперативные и анонимные похороны для бедняжки Мадлен, он положил трубку обратно на журнальный столик. - Не знаю, говорила ли вам ныне покойная мисс Ле Фей, здесь вам придется научиться беспринципности и даже жестокости, когда того потребует ситуация. А еще придется научиться беспрекословному подчинению. – Виктор чуть смягчил голос, - Я не пугаю вас, Рита, просто хочу заранее приподнять занавес над реальностью, какой она станет, если вы решите остаться здесь. Я работал на Эссекса много лет, свобода стоила мне дорого… и вчера вошел в этот дом лишь затем, чтобы вернуть свое. Но понял, что оно мне больше не принадлежит. – едва заметно он вздохнул, говоря о Лэйрин - Сейчас вы в праве самостоятельно выбрать свою дорогу – остаться или же уйти. А я пока решил остаться. – Виктор резко обернулся к Стефену и ухмыльнулся во все клыки, угрожающе, как в старые времена- Что, Гиллори, не ожидал?
Неожиданно в гостиной раздался невнятный гул, затем треск, и на головы собравшихся неожиданно посыпалась снежными хлопьями с потолка штукатурка. - Какого хрена?! – прорычал Виктор, по-звериному отряхиваясь. Но в следующий же миг откуда-то из стен вырвались обезумевшие провода, заполняя комнату, сплетаясь в жгуты, они как щупальца разъяренного спрута беспорядочно хлестали вокруг, ломая мебель и едва не задевая опешивших людей. Самого его больно ударило одной из таких плетей по лицу, глубоко рассекая кожу. Секунды понадобились ему на то чтобы понять – Лэй. Каким-то образом она влияла на всю систему безопасности и слежения в доме, и влияние это было очевидно разрушительным. Что она задумала? Что и в какой момент произошло? Вся техногенная махина, приянвшая вид не подходящего ни под какие описания чудовища, стремительно снося все на своем пути тянулась наверх. - Все, на улицу! – Крид встряхнул Марго за плечо, едва ли не силой поднимая ее с дивана. Жизнь Стефена, откровенно говоря, волновала его мало, а вот смерти Маргариты и Лилит ему никак не хотелось. – Гиллори, это, кстати, и тебя касается! Я сам здесь разберусь… Прорычав что-то невнятное, Саблезубый длинными прыжками яростно рванулся наверх по лестнице, уже наполовину разнесенной техногенными «шупальцами» в мелкую щепу.
Когда Крид вернулся, Марго уже пила свой крепкий чай. Она взяла свою чашку с подноса, так, что та тихо проскрипела о блюдце, и снова вернулась на диван. Горячая жидкость наполняла ее медленно согревая. Крепкий вкус чая утолил жажду, а возможно и немного голод. Оставив в чашке половину Рита поставила её на пол, и снова вернула свои согретые руки к лицу девочки. Та, как совсем малое дитя, не то спала, не то просто лежала на диване, хоть как то пытаясь отдохнуть и восстановить естесственные человеческие силы. Девушка не стала отвечать на вопрос Виктора. Её ответ ничего бы не решил, и даже если бы она сказала, Крид всё равно бы ничего не сделал. Он здесь не для этого. И поэтому его сейчас, наверняка, меньше всего волнует "всё ли с девочкой в порядке". Девочка была для него лишь шансом спасения того, чего ему не вернули. Мысль об этом бесила Марго, но она продолжала сохранять невозмутимое выражение лица. -Я уже давно все решила. И раз пришла сюда, то не собираюсь уходить. Так мало побывав в обществе этих непонятных, но таких же как она, существ, Марго уже достаточно узнала об их мире и успела испытать на себе некоторые отрицательные стороны всего происходящего. В голове мелькали картины, которые показывал Апокалипсис, это было как в кино, но изображена была жизнь реального человека, как будто его всю жизнь снимали на камеру, а теперь показывали важные отрывки. Затем Рита вспомнила как пришлось бегать обнаженной по больнице, но слава Богу, невидимой. В этот момент она невольно и незаметно для самой себя улыбнулась. Как после этого она уйдет? Куда? Девушка уже рассталась с прошлым, а возвращаться - плохая примета. Тем более рядом сейчас находился беззащитный, почти безжизненный ребенок. Возможно по вине самой Риты девочке сейчас было тяжело, так тяжело, как ни смог бы выдержать ни один постарше. А малышка держалась. Молодец... Этот гнев на ужасное стечение обстоятельств кипел внутри и не давал покоя, мешая слушать, что говорил Виктор. Возможно это и лучше, что она его почти не слышала, т.к. очень не любила поучительно-напутственные речи. А может и предостерегающе. Но Крид зря тратил слова. Марго не собиралась менятся ради кого-то.
Непонятный шум вывел её из своих раздумий в прежнюю реальность. Кто-то внезапно решил сменить декорации на более доисторические, постепенно придавая комнате руинный вид. Крид снова вскочил с места и унесся в известном направлении. А Рите важна была сейчас безопасность девочки. Девушка, как и Виктор, резко метнулась с дивана, случайно толкнув ногой чашку недопитого чая. Она снова пыталась поднять Лил с места, запрокинув её руку себе на шею, и зачем то тихо приговаривая: -Осторожно детка...тихо... Снова через коридор Рита почти несла на себе Лил. У девушки не было времени разбирать, может Лилит идти или нет, поэтому она просто неслась к выходу. Длинные провода и кабели всё время умудрялись хлестнуть по лицу, оставляя после себя мелкие, но кровоточащие раны. Риты закрыла рукой лицо девочки. Они кое-как добрались до двери, потом до машины. Ключи по-прежнему были у Марго, и она снова положила Лил на уже знакомое ей сиденье машины Мадлен. И вдруг.... О облом! Марго заметила, что снова стоит босиком на холодном асфальте. Ей пришлось вернуться внутрь за обувью. Снова пробегая коридор и закрывая руками уже своё лицо от ужасных ударов проводов, Марго пробралась в гостиную и нашла там свои туфли. Она собиралась вернуться к машине, как услышала, что наверху кто-то кричит. Но не в её силах было подняться по уже разнесенной в щепки лестнице. А в подвале тоже кто-то находился, и девушке было неизвестно, что происходит там. Она взамешательстве продолжала стоять между двумя лестницами...
оос: пишу без локаций, в смысле, все в одной… извиняюсь за маньячество, под конец что-то разыгрался. Кстати, это было по договоренности.
Утро, которое сопровождало возвращение Кима, более походило на вечер: унылое небо, светло-серой пеленой затянувшее бескрайний вид космоса, который, казалось, совсем недавно уступил место суицидально-промозглому началу нового дня, сулило что-то тревожное, неизбежное, вызывавшее невольную тоску у каждого, кто взглянет в самую высь мироздания. Лишь у молодого корейца, сошедшего с трапа самолета, это зрелище не нашло обреченного отклика, напротив – полубезумная улыбка, на какую-то секунду сорвавшая с него маскировку была ответом на этот вызов природы. Охранник, ставший невольным свидетелем преображения типичного на вид выходца из небогатой семьи иммигрантов – образ, который выбрал для себя Ким, - непроизвольно потянулся к пистолету. Опыт, владевший его подсознанием, шептал ему об опасности, но тот, не найдя ничего подозрительного, отвернулся, сверля взглядом следовавшего за ним араба в строгом деловом костюме. Легкая улыбка, от которой он не мог удержаться даже в самой серьезной ситуации, вновь поползла по лицу прибывшего. Если бы этот жирный тип в форме, уже в начале дня нетерпеливо поглядывавший на часы в ожидании обеда, знал, от какой участи он только что себя спас, начало нового дня для него наверняка украсилось бы тягостными мыслями о превратностях судьбы и невероятном везении, которое он, как и многие другие служители закона, был склонен переоценивать… Тогда как дело было лишь в случайности – стечение обстоятельств, которое порой помогало тем, кому не посчастливилось встать на пути у Шифратора, избегнуть незавидной участи или же наоборот – низвергало их во Вселенную, откуда не было возврата, Святую Пустоту, невольным жрецом коей был он сам. Спохватись вовремя этот везунчик, не подведи его память, которая в другой момент, возможно, напомнила бы ему черно-белую фотографию под ровной, бесстрастно-сухой фразой «Разыскивается преступник», его собственная фотография находилась бы в качестве украшения некролога в какой-нибудь газетенке. Трагическая смерть от сбежавшего преступника среди толпы зрителей, не безучастных, но боящихся даже приблизиться, в самом сердце Нью-Йорка – достойная афиша для нового тура гастролей Шифратора по всей стране, бегом от полицейских и агентов спецслужб, ударившихся за ним в погоню. Пока же Ким не торопился покинуть гостеприимный объятия Большого Яблока, фигура, уже находившаяся далеко позади, в здании аэропорта, могла рассчитывать на спокойное проживание отпущенного ей срока, пока новая случайность не украсит его именем дешевые в своей напускной драматичности заголовки газет. Не оглядываясь и ничем не выдавая своего отличия от кишащей тошнотворной повседневностью толпы, он направлялся к небольшой трассе неподалеку от аэропорта, где одна за другой проносились быстрые и яркие хищники новой эры. Пропустив несколько машин, не вдохновившихся невзрачным видом иммигранта, прямо-таки излучавшего некредитоспособность, Ким наконец поймал взглядом авто, по его жесту остановившееся в нескольких метрах впереди. Водитель, сочувственно окинувший взглядом молодого человека, кивком показал ему на заднее сиденье, и спустя пару минут Сунг уже несся по направлению к самой окраине города, где располагался особняк Натаниэля Эссекса. Почему он вернулся сюда после взятого без разрешения босса отпуска, который неожиданно растянулся на несколько месяцев заключения в следственный изолятор, побега и долгой погони за ним спецслужб? Дело было, конечно не в собачьей преданности, которая, казалось, отличала Сунга от прочих Мародеров, не в трусливом опасении быть наказанным за свое неповиновение. Шифратор имел привычку появляться там, где было весело, где царили сумасшествие и море жертв, шум и злобные насмешки товарищей по команде, добивавших очередную обезвреженную им жертву, - все это имело непередаваемую атмосферу веселой суматохи, залитой кровавой пеной, словно в массовом эпилептическом припадке… У Эссекса, как ни у кого иного, всегда находилась работенка для Кима и плевать, что тот не считал его ничем, кроме обычной пешки. Здесь было то, чего ждал и всякий раз неизменно получал убийца. - Приехали, - водитель заинтересованным взглядом окинул величественное здание особняка и развернулся к сидящему позади Шифратору. - Спасибо, американский мистер, ваша помощь была неоценима, а мне, к сожалению, нечем заплатить вам за нее. Впрочем, я могу дать вам номер моего двоюродного дяди Му в Сан-Франциско, храни его все боги, и если вас не затруднит короткое путешествие в другую часть страны… поверьте, он честный человек, послуживший на благо Америки, и заслужил каждый цент потом и кровью, но конечно он помнит своего непутевого племянника и возместит вам те затраты… - затараторил кореец, с тайным удовлетворением внутри наблюдая, как меняется выражение лица водителя от благожелательного до недоуменного. Поток болтовни, становившейся все более бессмысленной, уже зажег в глазах мужчины искры раздражения, а Ким готов был расхохотаться от нелепости ситуации. Не прекращая молоть языком, он неожиданно наклонился вперед, резко схватив водителя за подбородок и потянув его вверх… Попытка избавиться от цепкой хватки не помогла жертве - секундного замешательства было достаточно для того, чтобы взгляд водителя словно остекленел, а сам он застыл словно каменное изваяние. - Если будут проблемы с дядей, скажите, что вы от Кима, и он примет вас как родного племянника… в аду с такой компанией вам будет даже веселее, чем вы думаете, мистер, - гадко рассмеялся Сунг, одним ловким движением придвигая свое лицо вплотную к лицу жертвы. Сейчас он готов был поклясться, что в глазах водителя читался неподдельный ужас, прорывавшийся сквозь завесу паралитической беспомощности. Лезвие ножа легко вошло в мягкую плоть, выпуская на волю кровавые потоки, которые плеснули на пол автомобиля, и продолжало двигаться вдоль торса. Последнее движение – удар наотмашь в самое горло, и Киму пришлось отшатнуться, чтобы не забрызгать свою одежду страшной жидкостью. Водитель продолжал истекать кровью, а Шифратор поспешно рылся в бардачке. Жевательная резинка, бумажник, инструкция по ремонту автомобиля… но первое, что заинтересовало Кима – водительские права на имя Дерека Хэвиленда. В бумажнике – фотография девушки, показавшейся ему поразительно знакомой… как же, Мартиник Джейсон, заходящая звезда Братства Злых Мутантов, последнее время скитавшаяся в поисках своего жизненного пути, а теперь, очевидно, нашедшая приют в сердце ныне покойного мистера Хэвиленда – иначе надпись «With love» на обратной сторон фотографии смотрелась бы не слишком уместно. Ухмыльнувшись, Ким нащупал в бардачке ручку и тщательно зачеркнул первое слово, оставив вместо него лишь толстую штриховку. Затем – единственное слово, вызывавшее в нем неизменный трепет, и вскоре надпись приняла новый, гораздо более зловещий вид: «love kills». Шифратор залился смехом от собственной шутки, а затем, распахнув дверь, двинулся навстречу своему пристанищу, оставляя позади уже бывшего бойфренда Мартиник, истекавшего кровью. О содеянном он уже не думал, полностью погрузившись в ласкающие разум мысли о возвращении к истокам. Только подойдя ближе к дому, он заметил то, что должен был заметить еще раньше, в маниакальном угаре изрядно потеряв в наблюдательности. Выбитые стекла, жутковатая, как пятно, дыра в крыше, а внутри – стены, испещренные мощными выбоинами, почти уничтоженная в прах мебель… - Ну и погром, - только и выдавил из себя Ким, ошалелым взглядом окинув стоявшую между двух лестниц незнакомую ему девушку. – Вы что здесь, Джаггернаута выгуливали? Несколько шагов вокруг незнакомки – панорама разнесенного жилища становилась все четче, а личность незнакомки, явно не походившей на машину для убийства, очередное приобретение гения Эссекса, вызывала у него все большее изумление. - А где же сам мистер Эссекс? Только не говорите мне, что он в лаборатории, - Сунг артистическим жестом схватился за голову, вновь заливисто рассмеявшись. – И уж точно не вздумайте сказать, что вы - ее новый продукт. Так с кем честь имею? «Блудный сын» вновь уставился на Риту вопросительно-веселым взглядом.
Вдруг, в какой-то момент всё закончилось. Марго вздохнула с облегчением, убирая руки от лица. На открытых участках тела чувствовались ноящие ушибы от кабелей и кровоточащие царапины. Девушка спокойно осмотрела свои руки, с ужасом понимая, что могло быть и хуже, затем остальные части тела. Благо, она была в джинсах, и на пути не встретилось особо агрессивного провода, норовящего прорвать эту прочную ткань. Теперь можно было спокойно оглядеться вокруг. Особняк изнутри, а возможно и снаружи, напоминал давно заброшенный дом, если бы не горящий камин и комнатные растения. Вокруг валялись провода, теперь недвижимые. Рита по-прежнему стояла между лестницами, одна из которых была...точнее её уже не было. А вот другая вела в подвал, и из него по прежнему никто не поднимался. Эта дурацкое чувство тревоги за абсолютно незнакомого человека вновь охватило девушку. Она собиралась спуститься как раз в тот момент, когда за спиной послышались шаги. Обернувшись, Марго обнаружила рядом молодого человека азиатской наружности, который сразу же завалил её неким потоком информации и кучей ненужных вопросов. При этом он казался довольно жизнерадостным=оптимистичным, учитывая что в такой обстановке он мог ещё и шутить. В результате своих действий юноша умиляюще остановил глаза на Марго, казалось, улыбаясь. Рита иронически приподняла бровь, раздумывая про себя, учить ли этого человека, что в обществе мужчине принято представляться первым, или не стоит тратить на это время. Несмотря на то, что во времени общения они были не ограничены, судя по внешнему окружению, Марго решила хоть на какое-то время забыть о манерах, уже и так надоевших ей в её недавней жизни. -Эссекс наверху. Не известно в каком состоянии. А я, вы угадали,- не продукт. Как и вы, надеюсь... Оставив после ничего не значащей фразы ласковую улыбку, Рита на секунду отвела взгляд к двери в подвал, непонятно за чем, и вернула взор обратно. Незнакомец по-прежнему улыбался глазами.
Господи боже, и что ей так приспичило? – Реган внутренне злилась на сестру, стоя в холле огромного особняка. Её не устраивало то, как она сюда попала. Нет, появление было прекрасно спланировано, она почти удовлетворила свою потребность в экстравагантности. Но всё же этого было ещё маловато, но нельзя же прыгнуть выше головы… Всё началось с банального, спокойного звонка Мартиник Джейсон, её сестры, затем перешло в послушное повиновение. – И какого дьявола я тут забыла? – всё-таки её раздражало то, что она помогает старшей. Как бы то ни было, Мартиник позвонила и попросила помочь. Но для начала им нужно было встретиться в особняке Натаниэля Эссекса. Только вот ради чего Реган рисковала своей шкурой, было не понятно. Хотя ответ был прост и ясен: ради сестры. Конечно, она была чётко осведомлена о том, что это за место. Но как-то ей было всё равно; она, можно сказать, была заинтригована… В общем, после звонка Реган немедленно поспешила в особняк, где "дворецким" оказалась премилая старушка. Вроде как имя этой особы носило в себе нечто французское Мадам Жорж. Было ли слово Мадам её именем, осталось для Реган одной из самых больших загадок современности.
- Вы к кому? – довольно грубо спросила старушка. - Не волнуйтесь, - улыбнулась Реган, которой эта женщина сразу приглянулась, - я по делу. Почти к хозяину этого дома. Вы же не станете держать на пороге невинное продрогшее существо, ищущее приятной компании и пытающееся выполнить одно из самых важных заданий человечества? – говоря всё это, она довольно быстро и бесцеремонно вторглась во владения господина Эссекса. – Ничего себе! – выдохнула она, будто была поражена. – Достойно царских хором девятого века нашей эры в такой стране как Россия, - она посмотрела на миссис Жорж. – Видела на картинках. Так, я пожалуй, тут всё осмотрю, для начала. Вы ведь не будете против? – ей собирались что-то ответить, но не успели и рта раскрыть, как Реган продолжила. – Не будете? Вот спасибо! – и направилась по коридору в главный холл. – Великолепно, просто изумительно! – издавала она восхищённые возгласы. – Как сказали бы немцы: "Das ist phantastisch! Ja, ja, sehr gut!" – в конце концов оказавшись в холле, девушка воскликнула. – Боже, какой антураж! И какие люди! Вижу, тут уже не скучают.
Да и она сама не собиралась скучать: разберётся с проблемами и смоется подальше отсюда, поскольку ей тут делать нечего. А возможно, найдёт себе и нового работодателя. А пока Реган потихоньку стала изучать тех, кто находился в комнате. Интересно, интересно… - сначала шла девушка-брюнетка. – Недурна, весьма недурна, - глаз у Реган был неплохо намётан, она могла найти даже скрытую красоту человека или мутанта. Конечно, если такая в нём была. Дальше… дальше её взгляд упал на особу, совсем ещё девочку, у которой ещё было всё впереди. – Вызывает жалость, - про себя усмехнулась блондинка. Третий – парень-кореец, японец, китаец… Скорее кореец, нежели японец или китаец, хотя одних от других отличить практически нереально, если не знать как… Реган знала. И что-то в нём её насторожило… то ли взгляд, то ли вообще внешний вид. – Долбанутый на голову, - решила она.
Ей не понаслышке было известно, как выглядит человек с психическими отклонениями. Это было семейным. Вроде, пока обошло только Мартиник, да и то, только временно. Хотя у покойного папочки таких проблем не припоминалось. С одной стороны это было круто: словно кто-то иной решает за тебя, а следовательно, никаких последствий, но с другой стороны это было как если бы кто-то иной занял твоё место и чуть не довёл тебя до ручки. Жестокая жизнь… жестокие законы. Реган прошлась по холлу и присела на диван, закинув ногу на ногу и облокотившись на подлокотник. Ни с кем девушка не завела разговор, считая это ненужным, ведь если кому-то приспичит, всегда они могут начать первыми. А пока не стоит ни к кому лезть. Вскоре она услышала, как отворилась дверь, и поднялась с дивана.
Перед домом остановился очередной автомобиль, теперь из него, правда, вылезла девушка, а не молодой азиат, да и убивать водителя она пока не собиралась. Хотя бы потому, что сама была за рулем. Дверь сильно хлопнула, даже задрожало стекло. Но Вертиго было, в общем-то, наплевать. Этот Лотус, то самое средство передвижения, на котором она сюда добралась, был ей ненавистен и неприятен, хотя бы, как воспоминание, о человеке, подарившем его. Но во-первых, черт подери, приходится иногда пользоваться дарами судьбы, даже если от дарителя тебя выворачивает наизнанку, а во-вторых, первые ключи, которые попались под руку, были именно от него, а ждать сейчас блондинка не хотела. Она и так ждала чертового самолета несколько часов, видите ли, потому что пасмурно у них в Лос-Анжелесе, туман и взлетную полосу не видно или еще что-то. Никакие полосы девушку не интересовали, однако под рукой не было ни одного мутанта-телепортатора и даже ни какого частного самолета. Впрочем, они тоже были вынуждены ждать своего часа. Потом еще здесь, в Нью-Йорке, оказалось куда холоднее, чем она рассчитывала, а потому пришлось купить в аэропорту какой-то уродливый кашемировый пуловер и в буквальном смысле натянуть на футболку. Так что, Вертиго была раздражена больше обычного, потому что стандартное ее состояние, это просто легкое недовольство окружающими. Сумки полетели на тротуар, а багажник она захлопнула так же сильно, как и дверь. И только поднявшись по ступенькам – вещи конечно мутантка брать не стала, потом кто-нибудь из «персонала» заберет, а у стен дома Эссекса давно не воровали, себе дороже – заметила, что с особняком что-то не так… Штукатурка со стен местами обвалилась, в самих стенах и в крыше наблюдали дыры, стекла в оконных проемах были выбиты, однако, внутри все казалось спокойным. В дверях традиционно мадам Жорж с абсолютно равнодушным выражением лица, как будто произошедшее ее не касалось, что, в принципе, так и было. Лишь уголки ее губ поднялись вверх где-то на одну десятую миллиметра, что означало, что внутри все нормально. Однако, «нормально» применительно к мистеру Злыдню было понятием относительным, поэтому Вертиго, не особо веруя в то, что, приехав сюда отдохнуть немного от задания – в Городе Ангелов она не далее как вчера ночью убила одного из людей, не угодивших Шефу, правда тот мистер и так находился в больнице, так что искусственно прервать его жизнь не составило особого труда, но все же, покидать Особняк девушка последнее время не любила – ей это удастся. Потому, перешагнув какую-то сломанную деревянную балку и слегка брезгливо оглядываясь по сторонам, Вертиго наконец вышла в Холл, который теперь не очень был похож на прежнее свое состояние, но был узнаваем хотя бы по скоплению в нем разношерстного народа. На чудом уцелевшем диванчике сидела молодая блондинка, которая с равнодушным видом молчала и, видимо, дожидалась аудиенции. Вошедшая девушка лишь слегка поджала губы в улыбке, мол – ну жди, жди – и перевела взгляд дальше. Еще одно незнакомое лицо – неужели ее так долго не было? Вроде только пару дней, а уже столько девушек разбавило почти чисто мужскую компанию Мародеров. Однако брюнетка, в отличие от сидящей в стороне светловолосой гостьи, чувствовала себя более свободно и уже почти «как дома». Вертиго нахмурилась, не сказать, что бы такой наплыв симпатичных – что самое обидное – дам ее сильно радовал. Однако следующим на очереди было уже знакомое лицо Кима. Странноватый молодой человек, но мутантке нравилось то, что своими поступками – пусть иногда и через чур эксцентричными, можно даже сказать до смерти эксцентричными, но и она то тоже, не божий одуванчик – если не веселил, то удивлял. Впрочем, и такое, «насильственное» чувство юмора тут было в ходу. – Что сегодня за день открытых дверей, я не пойму? И какой очередной апокалипсис прошелся по нашему дому? – блондинка недоуменно вскинула бровь, обращаясь в первую очередь к корейцу. Она не знала, что тот и сам вошел лишь несколькими минутами ранее, а потому надеялась на ответ.
Холодный ответ был не в состоянии вывести Кима из состояния равновесия, насколько вообще можно было применять это слово в отношении него. - Спит? Зная, что его шикарному дому теперь грозит долгий ремонт без льгот и скидок? Странно, прежде он был большим педантом, - улыбнулся Ким и тут же отвернулся от незнакомки, оглядываясь по сторонам. Шутки шутками, а вид дома изнутри представлял собой весьма печальное зрелище, и, зная Эссекса, трудно было предположить, что тот способен долгое время держать старый дом в столь жутком состоянии. Чувство тревоги уже успело затронуть его холодное сердце, но лицо сохраняло на себе прежнюю подвижную, как хамелеон, маску, словно вывернутая наизнанку повседневная нормальность, отвечающая на все вызовы этого мира неизменным оптимизмом, пусть скрытым за кровавой пленкой, но не умирающая в его душе. Еще пятнадцать минут назад он со злобной радостью зарезал человека в его собственной машине, а теперь стоял посреди руиноподобного обиталища своего шефа и испускал одну остроту за другой собственного сочинения. Жизнь не была для него чем-то серьезным - ни долгим путем через нераспаханное поле, ни непрерывной борьбой за существование… банальные образы, придуманные людьми, чтобы придать смысл их собственной жизни, бывшей не более чем энтропийным потоком событий. Без логики, без идеи и смысла. Жизнь была всего лишь достойным его развлечением, непрекращающейся веселой буффонадой убийственных, - в прямом смысле, - шуток, и окончание ее означало бы конец самого существования. Новая гостья, привлекшая к себе его внимание, некоторое время рассматривала его, кажется, заметив какую-то болезненную, лихорадочную тень в его глазах и, очевидно, пытаясь определить степень нормальности Кима. Шифратору был знаком этот взгляд. Тюремные психиатры, специалисты в суде… сейчас он был свободен от этой плеяды штатных крыс и мог полностью отдаться бурлящему потоку безумия, вырывавшему свои мощные струи далеко за пределы береговой линии. Непозволительная беспечность, лишающая его сумасшествие безопасной невидимости для окружающих. Ответом настойчивому взгляду девушки была гримаса: глаза скошены к носу, зубы сжаты в злобном оскале, - одно из развлечений Сунга, игра с человеческим непониманием и страхом. Новое лицо в просторном холле, хотя для Шифратора оно не было незнакомым… Вертиго. Улыбка моментально исчезла с его лица, невольно сменившись выражением недовольства, как знакомые до боли слова на страницах открытой книги. Ким не любил ее за некоторую заносчивость и неизменные попытки ставить себя выше других членов команды, которой он был столь предан, а, учитывая характер упомянутой мадемуазель и ее особенное положение в качестве любимицы Эссекса, отношение к ней молодого человека была вполне понятной. Это не было завистью – всего лишь классовая неприязнь цепного пса к фаворитке. Впрочем, Шифратор прекрасно отдавал себе отчет в том, какая участь ждет его, вздумай он выражать свои чувства более прямым способом – босс наверняка припомнит ему каждый волосок, который упадет с головы девушки, а портить с ним отношения у Сунга не было желания. Оставалось только играть в хорошие отношения, вновь нацепив маску дружелюбного безразличия. - Вероятно, мистер Эссекс приводил сюда мамонта в качестве подопытной свинки, - пожал плечами кореец. – А может, это социальный эксперимент, и он решил проверить нашу реакцию. Кто знает, на что еще способен наш босс… Кстати, - отвлекшись, Ким заинтересованно наблюдал за парочкой, быстро пересекшей холл, не обращая внимания ни на кого из присутствующих. Один из них – Стефен Гиллори – был отлично знаком Сунгу, старавшемуся держаться подальше от этого сторонника Эссекса, как от зловещей и бледной тени, действовавшей ему на нервы своей сюрреалистической оборотной стороной, которую юноша не мог разгадать, лишь интуитивно ощущая исходящую от нее опасность. Однако личность второй, молодой девушки с отрешенным видом пока оставалась для него тайной… Проводив взглядом мутантов, Ким задорно подмигнул Вертиго. - На что спорим, что это новая фаворитка мистера Эссекса? Знаю-знаю, что и говорить, не слишком хорошо для тебя, дорогуша, но что поделать… все течет, все меняется. С нескрываемым злорадством проговаривая каждое слово, кореец внимательно следил за выражением лица девушки. В сущности, ему было все равно, скольких любимиц успел сменить шеф за время его отсутствия, но злить Вертиго, отравляя ей настроение самыми нерадужными для нее перспективами, доставляло ему удовольствие.
Реган улыбнулась корейцу самой милой улыбкой, на которую только была способна, и показала средний палец. Его глупые попытки вывести её из состояния спокойного кайфа ещё больше веселили девушку, поэтому она, как ни в чём не бывало продолжала наслаждаться спокойствием. Затем в заллу вошла ещё одна личность и не преминула высказаться о доме. Словно её реплики кому-то интересны, - про себя усмехнулась Вингард. Но между тем, Реган уловила неприятные нотки в голосе незнакомой блондинки и не повременила с тем, чтобы заглянуть в мысли девушки, благо той не удалось засечь это вмешательство - слишком искусно Реган умела хулиганить. И чему она не удивилась, так это тому, что какие слова были у девушки, такими же были и её мысли. Между тем глаза Реган изучали неизвестную светловолосую даму, отмечая для себя некоторые особенности её внешности. К сожалению, особенностей было не так уж и много, а внешность оказалась вполне заурядной, хотя кое-что всё же не могло не удерживать взгляд... Реган спокойно и величаво прошлась по залу, опять же молча, как ей на глаза попалась пара молодых людей, несущаяся к выходу: брюнет и брюнетка. - Какая симпатичная пара! - с деланным восхищением, получившимся у неё довольно натурально, заметила девушка. Пора поиграть в дурачков.
- Неужели? - теперь её взгляд устремился на Кима, и Реган подошла к чужой компании, остановившись подле Вертиго. Её рука спокойно улеглась на плечо девушки, а она между тем продолжила. – Сомневаюсь, что это день открытых дверей, иначе, милая, ты бы тут ой как давно присутствовала. Да, похоже, брюнетка тебя обскакала, сладкая, иначе сейчас ты была бы подле своего хозяина, а не в нашей милой компании, - она снова улыбнулась корейцу и произнесла своё имя. – Реган Вингард, но ты, милая, - она облокотилась на плечо Вертиго, - можешь называть меня просто мисс Вингард. А как вас зовут? Ей просто надо было как-то разбавить своё одиночество, хоть какой-то глупой выходкой, иначе она бы тут вместе со всеми этими мутантами скислась в два счёта. Где же ты, Мартиник? - думала девушка. Действительно, её сестре уже стоило бы появиться, Реган не собиралась развлекать себя сама и как попало, да и с кем попало. Девушке уже было наплевать на общественное мнение, поэтому она позволяла себе всё, что только было её душе угодно, а сейчас она хотела повеселиться и в какой-то мере подыскать себе достойного соперника. И она искала небольшого повода.
Ни стыда, ни совести. Этого у неё действительно не было, а приобретать подобные качества она не собиралась. Да и к чему? Ангелом после смерти ей не стать, а прожить жизнь без исполнения своих мимолётных желаний она не собиралась. Снобы – те, кого она презирала всей душой. Ведь однажды, когда она попала в подобное общество, всё для них же обернулось кошмаром. Ох и повеселилась же она тогда! А что ей мешает сделать то же самое и сейчас? В общем, ни чуть не смущаясь, девушка нежно поцеловала Вертиго в шею… - Реган! – голос за спиной заставил её быстро прекратить игру, и она развернувшись, подошла к сестре.
Картина, представшая перед глазами Мартиник, не была приятной. Девушке просто-напросто стало стыдно за сестру. - Простите, - стыдливо произнесла Джейсон и, схватив Реган за руку, потащила в кабинет Эссекса. Ей повезло, что он был открыт. Как только дверь за ними закрылась, девушка начала строгий выговор. – Тебе не стыдно? – прошипела она. – Ты меня позоришь! Хотя бы один единственный день без твоих выходок и то нет! Как же, ты не можешь не выпендриться! И что, чем больше народу будет присутствовать, тем лучше!? Тебе не пять лет! – говоря эти слова, Мартиник чувствовала, что внутри неё всё кипит: она едва сдерживалась, чтобы не начать воспитательные меры. Какого чёрта! Я же ей не нянька! – про себя думала она. – А вожусь с ней как с ребёнком.
Мартиник стремительно опустилась в кресло, пытаясь взять себя в руки. После того, как у неё это получилось, она произнесла: - Помоги мне… - оп-па, старшая сестра просила помощи у младшей и самой безответственной девчонки на свете. – У меня проблемы… - взглянув на Реган, Мартиник увидела немой вопрос в глазах блондинки. – Дерека убили, а у меня начались галлюцинации. Я в ужасе. Я абсолютно одна… - она не собиралась отпускать руку девушки. А кроме того у неё не было выхода. И не к кому было обратиться. Она сходила с ума. Медленно. И потихоньку. - И как твоя чокнутая сестрица сможет тебе помочь? – появился в её голове голос. - Опять! – она вскочила с кресла и схватилась за голову. – Этот голос! Он сводит меня с ума! – Мартиник начала мерить шагами комнату.
- Да ты совершенно нормальная! – произнёс голос. – Дай мне порулить! - Господи! Если мне никто срочно не поможет, я в психушку лягу! Сама! – она начала орать на сестру. Но вовремя спохватилась. – Прости. Я в последнее время сама не своя… Просто сделай что-нибудь… Девушка снова оказалась на кресле, с трудом приходя в себя. За что мне всё это? – думала она. – Ни счастья, ничего вообще я не получила от этой жизни. Но самую главную причину она знала, и слишком хорошо, но предпочитала молчать, скрывая всю свою боль за завесой бестолковых рассуждений…
Elephant girl It was an accident unfortunate Angel threw me like a rubber band Aiming for the ground Why amuse yourself in such way No don’t insist I’m already hurt
Когда Виктор спустился вниз, ничто уже внешне не выдавало в нем даже тени тех эмоций, что по-прежнему кипели под непроницаемой маской мародера - главного исполнителя любой прихоти босса, такого, каким его знала прежде прежняя команда. Командир, отдающий беспринципным типам приказ "Ни шагу назад!", не имеет права на отступление за спины своих солдат, как и не имеет права на чувства. Золотое правило - "ничего личного"... Сквозь эту призму становится так легко смотреть на мир шутя, сквозь пальцы, не задумываясь о морали и последствиях, но мало кому известно как иногда бывает так тяжело эту призму удержать перед глазами! Так и сейчас Виктор искусно держал свое отвращение к Натаниэлю при себе, или, вернее будет сказать, между ними - от самого Эссекса он этого скрывать не видел смысла, да и не хотел. Но тем не менее, Крид вовсе не солгал, он в самом деле остался, во всяком случае до тех пор, пока... Впрочем, он еще не нашел времени и сил на то, чтобы определиться в том, чего конкретно ожидал, но знал, что уже сделал Натаниэлю достаточно больно, объяснив последствия безрассудной и одновременно трусливой жестокости Эссекса. Также Виктор знал и то, что дальше Натаниэль уже без посторонней помощи сам себя добьет, не выдержав еще одного кошмара. Это теперь лишь вопрос времени, а у Крида в запасе его было предостаточно чтобы немного подождать.
- Рита, я кажется просил тебя присмотреть за Лили. Так какого черта? - от прежнего мягкого вкрадчивого голоса не осталось и следа. Его сейчас сменил грубый, рычащий приказной тон командира, за коим искусно пряталось то самое личное, никак не связанное с Марго раздражение. То, чего разглядеть в нем не было позволено никому. Внимательный, пронизывающий, холодный взгляд бегло прошелся по гостиной, в то время как чуткое ухо еще минуту назад уловило обрывки разговора. Эти голоса он бы ни за что не спутал, слишком много общего осталось за плечами и все еще продолжает висеть мертвым грузом. Еще несколько часов назад Виктор сожалел по поводу отсутствия здесь старых кадров, сейчас же эти люди будто обязывали и его стать прежним, каким он больше не был. Каким он не был уже давно… Хотя пожалуй, одно лицо его, несомненно обрадовало своим присутствием. Кореец своим неизменным болезненно оптимистичным заразительным безумием всегда умудрялся окрасить серые будни особым сумасшедшим колоритом, чего не скажешь о Вертиго. По правде сказать, Крида всегда удивляло, почему Натаниэлю вообще так долго не надоедало играть с этой белокурой куклой – в принцип силы она никак не вписывалась, какие-то чувства… у него? К ней?! Большего абсурда и представить себе невозможно. А уж если вспомнить о характере этой дамочки, так было проще придушить Вертиго, чем терпеть ее ничем не оправданное высокомерие… Сейчас же Крид невольно сравнивал хорошо известное в команде снисходительное отношение Натаниэля к ней и то, как он только что обошелся с Лэйрин. Жестоко, несправедливо, незаслуженно. - Ты, Вертиго, как всегда вовремя. – злорадно, ядовито усмехнулся Виктор. – Только смотри случайно не прикуси язык, рискуешь собственным ядом отравиться. – хотя как раз ее слов Крид и не слышал, но он слишком хорошо знал Вертиго, чтобы так говорить о ее привычках без риска ошибиться. Его взгляд скользнул по спинам двух девушек, только что стремительно скрывшихся за дверью кабинета, - И почтеннейшее семейство Вингард явилось, можно сказать, почти в полном составе. День встреч? Холодного яда в его словах было сполна, что и говорить, но очевидное раздражение, живые эмоции были упрятаны глубоко и окончательно, и потому приветствие старого приятеля он оставил напоследок. - Из какой тюрьмы на сей раз? – дружелюбно поинтересовался Виктор, глядя на Кима, и тут же заметил на одежде парня маленькие капельки крови, едва заметные глазу, но безошибочно определяемые по запаху, - Хммм… И, разумеется, сразу решил отметить возвращение с своих лучших традициях? – Крид усмехнулся совсем иначе, нежели когда обращался к девушке, но вспомнил об умозаключениях корейца и куда более жестко отрезал. – Фаворитка, ты сказал? Я не хочу слышать это слово… Кстати, где она? Только сейчас да него наконец дошло, что ни Лэйрин, ни Стефена в разгромленной гостиной не было.
Оказавшись в кабинете и выслушав рассказ сестры, Реган просто усмехнулась про себя: она была права в своих догадках. Но, видя, в каком состоянии находится Мартиник, девушка присела перед ней и произнесла: - Марти, всё образуется, - она взяла лицо блондинке в свои ладони и, смотря ей прямо в глаза, медленно проговорила. – Запомни, во-первых, ты не должна ни за кого просить прощения у кого бы то ни было. Каждый отвечает за свои поступки сам, хоть ты и являешься моей старшей сестрой. Представь, если ты ещё начнёшь извиняться перед всеми, с кем переспал наш любимый покойник-папочка, только потому, что тебе стыдно за его действия… Не завидую я тебе. Во-вторых, Дерек умер, но жизнь на этом не кончилась. Конечно, ты его безумно любишь и, возможно, будешь любить погроб жизни, но это не воскресит его, а жизнь свою, находящуюся и без того не в лучшем качестве, ты угробишь наверняка и навсегда. Так что думай, нужно ли тебе оно? А в-третьих, глюки – это часть жизни нашего семейства, весёлой жизни. Они завладеют твоим разумом только в одном случае, если ты, моя милая, позволишь им управлять собой, своими желаниями, и впадёшь в беспросветную депрессию. Тогда тебе поможет только дурдом, - говорила Реган мягко, почти успокаивающе, и очень уверенно.
Наша жизнь такая, - про себя подумала она и, обняв сестру, встала с корточек, на которых до этого сидела. - Ты должна больше развлекаться и отдыхать, - добавила девушка. – Конечно, тебе не обязательно идти по моим стопам, но отрываться тебе по полной уже пора бы научиться. О Дереке думай просто как о парне, который тебя бросил. Радуйся, что ещё не залетела, - и прежде, чем Мартиник успела что-либо возразить, сказала. – Не думай, что ты одна во всём мире такая. Всех бросали, -правда не все отплачивали жесткой монетой, - и ты не последняя и не первая, - Реган вспомнила, как она разобралась с мужчиной, в которого по своей юношеской глупости вздумала влюбиться: даже врачам не удалось его спасти. От этого приятного воспоминания на её лице появилась тень улыбки, которая тут же пропала. – Учись жить, иначе сморщишься, постареешь и станешь похожа на засохшую сливу ещё в столь юном возрасте. А мне не мешай веселиться, пока я ещё молода и полна сил. А если захочешь поразвлечься, я для тебя всегда кого-нибудь найду.
Вингард открыла дверь и покинула кабинет параллельно с телефонным звонком, подавшим голос. Впрочем, голос подала и миссис Жорж, что ничуть не интересовало Реган. Она снова решила вернуться к своим детским забавам, благо к компании из четырёх человек прибавился ещё один, очень волосатый мужчина, хотя возможно это и привлекало к нему дам. Реган сразу же определила для себя, что в их число она не войдёт, это совершенно точно – она не являлась настолько экстремалкой... Хотя наружность у него была довольно приятной для такого сгустка шерсти. Оказавшись в холле, девушка спокойно устроилась на диване, не сводя глаз с беседующих.
Неожиданно раздался телефонный звонок, прозвучавший как-то уж чересчур громко и нереалистично в обстановке подобного разгрома, заставив на секунду присутствовавших замолчать на полуслове и в недоумении переглянуться – как такое вообще возможно, когда перекрученные кабеля беспорядочно разбросанные местами вовсе разорванные небрежно валялись всюду под ногами как ковер? Но еще более удивительным выглядело невозмутимое, флегматичное, каменное истинно британское спокойствие явившейся как черт из табакерки мадам Жорж, немедленно поднявшей трубку, как ни в чем не бывало. В самом деле, удивительная женщина. Словно робот с идеально отлаженной за столетие программой, которую, казалось, никакие земные катаклизмы не способны были вывести из строя. Женщина подошла к Криду с трубкой, молча давая понять, что желают слышать его, но Виктор, был слишком зол, чтобы с кем-то беседовать, а потому только раздраженно отмахнулся от домоправительницы, как от назойливой осенней мухи, не удосужившись поинтересоваться, кто звонит. Игра судьбы, воля случая, походившая на какой-то изощренный сарказм высшей предопределенности – Виктор сейчас как раз думал о том, где ему достать этого изворотливого проходимца Гиллори, в то время как тот просил пригласить Крида к телефону.
Кроме того, как бы сейчас не было паршиво самому Криду, ему немедленно нужно было спуститься в подвал, где все еще оставался Линден… Живой? Мертвый?.. Можно было предположить много комбинаций различных вариантов, но любой из них требовал немедленного действия, хотя бы для того, чтобы скорее определиться с дальнейшей схемой. Время не ждало, никого и никогда. И это была еще одна причина, по которой телефонный разговор в эту схему ни коим образом не вписывался. Мадам все также невозмутимо стояла рядом, молча предлагая трубку Виктору. Вот уж истинно машина!..
- Что еще?! – рявкнул на женщину Крид, но та лишь невозмутимо озвучила свое до того молчаливое предложение вслух самым спокойным тоном. - Мистер Крид, вам звонят. Вам или мистеру Эссексу. Но вы ближе, потому… - Вот пусть Эссекс и отвечает! – не дал он ей договорить, дать какие-то объяснения, в конце концов просто назвать имя звонившего, оборвав на полуслове. - Это, в конце концов его дом, и мне плевать на его бытовые трудности.
Отправив мадам с телефонной трубкой по полуразвалившейся лестнице наверх, Крид тихо выругался, развернулся и исчез в тени, через секунду начав спускаться вниз, в подвал, пробираясь сквозь переплетения «безжизненных » теперь, висевших густой сетью проводов. Признаться, он великолепно понимал, что состояние Натаниэля мягко говоря не позволяет ему вести светских бесед, но сей факт даже доставлял Саблезубому некоторое тихое садистское удовольствие. Удовольствие, что может доставить зверю только осознание полной недееспособности поверженного врага, неспособного даже пошевелиться не говоря уже о каком-либо сопротивлении давлению обстоятельств; а именно в таком состоянии оставил он Эссекса наверху наедине со своими демонами и кошмарами несколько минут назад.
за наличие речевых ошибок простите, не перечитывала и уже не успеваю.
В ожидании ответа Вертиго все тем же презрительным взглядом оглядывалась по сторонам. Во что они, черт подери, превратили особняк? Этот прекрасный дом викторианского стиля, таящий за своими стенами столько тайн, неизвестности и ужаса. Гармония, уравновешенность, симметричность убранства, все вокруг было проникнуто чувством меры, но одновременно насыщенно. Деревянные, наборные полотки красного дерева, паркетные полы из разных сортов древесины, вытекающие в сложный, уникальный геометрический орнамент в каждой зале, темные ковры, гобелены и дорогие, тканые обои…. Бесконечное число каминов, настенные часы, непременно с маятником и боем, и произведения искусства. Картины в тяжеловесных, объемных рамах - портреты, пейзажи, натюрморты. Панели из ценных пород дерева на стенах, чаще всего в многочисленных кабинетах, никакого лака – глянцевый блеск чужд такому аристократу, как Синистер. Зеркала в полный рост, в которые девушка часто любовалась собой за не имением более интересных занятий. Всем этим была окружена Вертиго, как впрочем, и все мародеры, последние несколько нет. Была…, теперь же здание представляло собой жалкое напоминание о былой красоте и элегантности. А думать о том, что стало с ее собственной спальней, блондинка даже не хотела, чего уж лишний раз портить себе настроение. И так после перелета немного болела голова, жутко хотелось спать, и глаза слезились от огромного количества пыли вокруг. Да и, что говорить, выглядела девушка не лучшим образом. На ней были обычные джинсы и белая футболка, которая, казалось, была ей чуть велика – рукав с правого плеча немного спадал, была видна лямка черного лифчика. Такая, почти святая простота. Даже каблуки сегодня были чуть ниже обычного, а все по глупым совпадениям и случайностям – в Лос-Анжелесе она сломала каблук у любимой пары мэри-джейнс, а с собой были только какие-то жокейские сапоги на традиционном каблуке в три-четыре сантиметра. И все бы ничего, но дурацкий пуловер из дьюти фри окончательно дополнял картину, но без него Вертиго, наверное, уже бы превратилась в неудачный рабочий эксперимент Бобби Дрейка. Однако от мысленного самобичевание и горя по поводу разрушенного особняка ее оторвал «оживший» Ким. Так смешно было наблюдать как милое личико корейца, с его бешеными глазами и вечным гримасничеством, моментально изменилось. Улыбка канула в лету, место ее тут же заняло что-то недовольное и немного резкое, впрочем «немного» это мягко сказано. Однако через секунду оно снова стало почти прежним, и блондинка тоже ухмыльнулась. Не надо было быть самой умной здесь, что бы видеть отношение Шифратора к Вертиго и его может ревность, может зависть, может просто личную антипатию, может все вместе. Да и не только его, все как заведенные соблюдали какие-то дешевые правила, от чего становилось еще противнее. С нескрываемым безразличием и даже отвращением в глазах и милой улыбкой на лице надо было здороваться, отвечать на бытовые или рабочие вопросы, лишь иногда, так, что бы позабавить свое эго или еще что, переходить на личности. Это было нормально, это было привычно, это стало чем-то вроде ритуала - встал, почистил зубы, оделся, презрительно посмотрел на «фаворитку», а Вертиго ненавидела это слово, пожелал доброго утра с нескрываемым презрением в голосе, а дальше как пойдет. Да, может, она сама виновата, как там говорят, «относись к другим так, как хочешь, чтобы относились к тебе», да? Смешная шутка, не правда ли… Для бывшей дикарки, для девушки которая была никем, а скорее даже ничем, уже отсутствовали какие-либо заповеди. Она презирала вокруг почти всех и все, потому что у них была настоящая жизнь. Может у кого-то неудачная, неудавшаяся, но люди сами виноваты. У нее же не было ничего – она не знала своего имени, не знала своего настоящего возраста, потому что не знала, сколько прожила до того как из нее сделали человека. Глупо, но выдумывать псевдонимы и фальшивые данные не было желания. Нет, конечно, у нее были документы – права, различные страховки и документы на собственность, паспорт, в конце концов, кредитки. Но это была не она, это был другой человек. Это была неизвестная и не знакомая ей молодая женщина тридцати шести лет. Милла Александра Эборн, жительница Манхеттена, безработная. Вот все, что она знала о «себе» и более ничего выдумывать не хотела. Но это имя было для нее мертво, она не откликалась на него, мало кто знал ее как Миллу, только, пожалуй нотариус, адвокат, парикмахер и еще несколько людей из сферы услуг. Ее жизнь была тут, в этом особняке. Она была предана Эссексу, потому что он подарил ей эту жизнь. Если бы не Злыдень, Вертиго бы так и осталась дикаркой, пускай и обезображенной интеллектом и сверхчеловеческими способностями. Она не была готова жить в этом мире, она боялась, несмотря на все приключения со своими «собратьями» и даже какие-то стычки с икс-менами. Она не знала, почему Натаниэль сделал ее своей любимицей, нет, называть себя фавориткой она никогда не хотела и никогда не будет. У него было бесчисленное количество экспериментов, однако не одна Вертиго удивлялась этой его маленькой постоянности. Хотя нет, в последние годы она перестала каждое утро просыпаться и думать, не выгонят ли ее сегодня или не разделит, наконец Натаниэль ее душу с прекрасным телом. Просто надоело. Надоело проживать каждый день как последний, надоело бояться. И знаете, стало легче. Ей не нужна была свобода, что бы получать удовольствие от жизни, ей не нужно было счастья и уверенности в завтрашнем дне, что бы насладится сегодняшним. Она просто перестала думать о «завтра», отдавая предпочтение «ближайшим пару минут». Но вокруг никто этого не понимал, не хотел понимать или делали вид, что не понимают. Снова такая забавная игра. Зато у каждого были свои отговорки, вот Ким, например - такой преданный, такой самозабвенный, с таким обожанием глядящий на Эссекса и с такой ненавистью на нее. Ведь она почти ничего не делает, наверное думал он, так какого черта она тут забыла. То же было написано на лице остальных – Стефена, Крида, да кого угодно, даже мадам Жорж, хотя о мыслях этой мадам Вертиго даже не догадывалась, но «автоматом» причисляла ее к остальным, - у всех одно и тоже, только немного в разных формах. Плевать, пусть думают что хотят, вот в чем убеждала себя блондинка раньше. Она тоже думала что хотела и говорила что хотела. Раньше, да, было страшно, что Натаниэль может прогнать ее за любое не правильное слово, но он как будто не видел и не слышал, а теперь она и думать забыла о том, что может делать что-то неправильное. Просто какой-то механизм в ее голове отказал, какой-то отдел головного мозга внезапно перестал работать. Тот, который отвечает за здравый смысл. Но сейчас ничего сказать Скрэмблеру Вертиго не успела. Блондинка, ожидавшая аудиенции решила внести свою лепту и свой вклад в разговор. Ее тонкая ручка быстро улеглась на плечо Вертиго, а голос ее прозвучал прямо над ухом, от чего голубоглазую передернуло. – Сомневаюсь, что это день открытых дверей, иначе, милая, ты бы тут ой как давно присутствовала. Да, похоже, брюнетка тебя обскакала, сладкая, иначе сейчас ты была бы подле своего хозяина, а не в нашей милой компании, - и тут же, как эхо, словами Кима – На что спорим, что это новая фаворитка мистера Эссекса? Знаю-знаю, что и говорить, не слишком хорошо для тебя, дорогуша, но что поделать… все течет, все меняется. И правда, мимо них буквально как вихря пронеслась странная, любопытнейшая пара – Стефен с чем-то, напоминающим человека. Жалкое зрелище. Девчонка, а это, кажется, было «нечто» женского пола, - в вещах Мадлен?! – тут же негодующе про себя заметила Вертиго, которое как нельзя лучше демонстрировало наглядное значение слова «фрик». Но то, что почувствовала относительно этого блондинка, не было похоже на ревность, как она могла ревновать Натаниэля, ей это было просто «не положено». Конечно, уязвленное самолюбие тут же ожило в ней, однако… она не была любовницей Эссекса, что бы ревновать каждую, кто побывал в его постели или на операционном столе. Она не была влюбленной в него безмозглой куклой, готовой выполнять любые прихоти хозяина, лишь бы он от нее не избавился, как, впрочем, вполне не безосновательно считали окружающие. Но это было их личными проблемами, Вертиго не особо распространялась своим мнение по этому поводу. А ненавидь она каждую, кто проходил через Злыдня и никаких нервов не хватит да и к чему все это… Они уходят, вот как сейчас, а она возвращается и остается. - Действительно, мисс Вингард, обскакала… на пути к выходу отсюда. Или я ошибаюсь? Сколько меня не было… неделю, может две. А ее уже вышвырнули отсюда. Да она определенно превзошла меня по всем параметрам. Как жаль, что мистер Гиллори не оставил нам возможности познакомиться. – Вертиго мило улыбаясь, посмотрела на молодую блондинку, еще просто девочку. Какого черта она лезет, голубоглазая не очень понимала и даже не хотела вникать, однако когда губы незнакомки коснулись ее шеи, все же пришлось обратить внимание. Вертиго медленно повернула голову к девушке и изучающим взглядом посмотрела на новоприобретенную собеседницу. Сказать, что ее спесь и желание поразвлекаться как-то задели было бы глупо, сколько таких молодых и заносчивых уже видела блондинка? Считать не приходилось. Потому она наклонилась к лицу девушке, горячее дыхание ей обжигало ухо, - вам что, так надо знать мое имя, мисс Вингард, что бы приставать ко мне? Не проще прочитать мои мысли? – белые зубки Вертиго сомкнулись и «клацнули» едва не отхватив кусочек мочки, но девчонка уже сама отдернулась. Точнее ее отозвали. Видимо в дверях появилась старшая сестричка. Голубоглазая лишь улыбнулась еще милее, ожидая пока одна уведет другую отсюда. Шутка начинала уже надоедать. – Что вы, что вы, всегда рада буду составить девочке компанию, - сказала блондинка и чуть ли не помахала сестрам ручкой вслед. Интересно, что детишки Вингарда тут забыли, неужели двум молодым телепаткам настолько нечем себя занять и настолько хочется загубить свою жизнь на благо другому? Впрочем, это было не ее дело, к тому же холл почтил своим присутствием очередной член «старой гвардии». - О, Виктор, ради встречи с тобой готова промолчать хоть целый… час,. – произнесла блондинка чуть ли не на распев, подходя к мохнатому «другу». Нет уж, конечно, друзьями они никогда не были, куда там, мистер Крид всегда относился к большинству, то есть к тем, кто Вертиго не принимал в серьез. Да так было и проще…. Однако странно, что замечания о фаворитке так задело Саблезубого. Что-то в его лице резко переменилось, уж голубоглазая то умела видеть такие нотки. Всякого рода привязанности и прочие незначительные эмоции отражающиеся на лице. В конце концов она была женщиной, к тому же довольно опытной. Сложно было бы не заметить… - Если ты про то, что только что пронеслось по коридору, то по-моему я только что слышала звук отъезжающей машины… - все так же, с чуть-чуть наигранным, но в какой-то степени вполне оправданным безразличием в голосе сказала Вертиго. Девчонки нет, а значит о чем беспокоиться, хотя волнение даже Крида по поводу подростка непонятного вида и происхождения настораживало. Но не настолько, что бы уделять этому такое внимание. Ответить Саблезуб не соизволил, важные звонки просто не давали покоя, и он удалился в подвал. Однако держать обещания было не в привычках голубоглазой. – Если я в чем-то не так умна, как вы, то это, Виктор, не значит, что в остальном я точно так же глупа, – сказала блондинка ему в след. Не дурак ведь, поймет о чем она.
Вертиго вела себя хуже, чем Реган в её девятнадцать, а это при том, что этой, не девушке, а уже женщине, на вид точно можно было дать все сорок! А если она подумывала вести себя, как пятнадцатилетняя, то она метко промахнулась мимо нужной цели. Реган была спесива, да, этого у неё не отнять, но при всём при этом не она считала себя умной, как раз наоборот, девушка относилась к себе как к полной идиотке, умной же её считали окружающие люди. И за свои поступки ей не приходилось оправдываться и лихорадочно искать выхода, чтобы выглядеть напористой и нагловатой. Такой она была, от начала и до конца. С детства тусовавшаяся, в основном, не с девчонками, а с парнями, Реган знала цену отношениям и качественной дружбе, а заодно приобрела и несколько навыков, которые может дать только улица. За свои девятнадцать лет она умудрилась повидать столько, сколько столетнему мудрецу не приходилось увидеть, испытала много всякого, что вряд ли кто-то иной выдержит. Но ничто из этого не сломило её, а наоборот, сделало ещё более прекрасной: отточило фигуру, а за взгляд мадемуазель Вингард многие готовы были отдать свои сердца. И надо было отдать должное генам – и Реган, и Мартиник выглядели несколько старше своих лет, они оформились. Никто из находившихся в холле никогда не знал, что она могла подумать, а знали бы – всё равно не угадали. Её действия никогда не сочетались с тем, о чём она думала. Реган могла витать в облаках, однако её движения всегда были точны и порывисты, но одно было известно наверняка тем, кто хоть как-то знал её: девушка редко когда делала что-то просто так. У неё всегда была цель. Сёстры и отличались этим от своего отца.
Интересно, зачем интеллект такой пустышке? – это было временным паззлом для "молоденькой" и "ничего не понимающей в жизни" особи. – Она же и распорядиться им не сможет, а её жалкие потуги достойны лучшего, - да, если бы эти мысли могла прочесть та, о ком она так подумала, наверное, тут бы разразился скандал локального масштаба. Но с другой стороны мысли ведь никогда не подвергались цензуре? И Реган рискнула предположить опять же про себя. – Наверное, её хозяин использует "бедняжку" как секс-игрушку. Согласна, её тело действительно создано для любовных утех, а в таких вещах мозги не нужны. И словно бы её мысли подверглись оправданию, она услышала шаги на лестнице, но не обернулась: кому какое дело, кто там топает? По крайней мере ей это совершенно неинтересно. Через пару минут девушка поднялась с дивана – она не слишком любила отсиживать свою пятую точку и потянулась, чтобы потом сделать пару шагов в совершенно не имеющем для неё значения направлении, но нос её чуть не врезался в лицо мужчины, на голову выше её самой. - Простите, - извинилась она, изучая лицо незнакомца. Внешность его напоминала ту, о которой когда-то давным-давно описывал ей покойный отец. Она даже не успела изумиться своей памяти, как их губы столкнулись в поцелуе, Реган даже не сообразила, кто из них был инициатором, но она знала, что этот засос оставит в её памяти трудноизгладимый след. Она подалась телом вперёд, ближе к нему, ощущая, как он нежно обнимает её стройный стан.
Незаметно для самой Реган её руки в страстном порыве обвили его шею. Любая девушка могла бы поклясться, что в этот момент ни о чём не думала, но только не девушка из дома Вингард. Неужели… - в её голове больше не было сомнений, хотя верить в то, что происходит, Реган не хотелось. И как во сне она начала свою иллюзорную деятельность, хотя скорее всего, началось это гораздо раньше, и результат превзошёл все ожидания: завершив эту, неизвестно сколько времени длившеюся деятельность, они отстранились друг от друга, и "незнакомец" произнёс: - Реган, - на его лице появилась улыбка. Но девушка сохраняла спокойное выражение лица и, отвернувшись от него, подошла к окну. Это было завершением наложенной на него иллюзии. Больше ей пока веселиться не хотелось. Играть просто так, да, это забавно, но играть с иллюзиями не очень-то интересно.
In sleep he sang to me In dreams he came That voice which calls to me And speaks my name And do I dream again For now I find The phantom of the opera is there Inside my mind (c.) Sarah Brightman
Изнурительное ожидание ответа с того конца трубки. Трудно описать нынешнее состояние Натаниэля. Понятно было, что ждать стоит худшего. Поэтому, превозмогая тревогу, он все же старался сохранять ясность рассудка. От части страз за ее жизнь позволял оставаться "трезвым" и не сорваться на мат. Поразительно, ведь в любом другом случае Натаниэля бы даже забавляла ситуация. Давно он не переживал за чужую судьбу. Давно не был настолько уязвим. И мистер Гиллори, по-видимому, выждал момент и очень удачно им воспользовался. Решение пришло само по себе. Разговор в потенциале представлял собой еще какую ценность, и, если бы не сломанная система, первым делом Эссекс повелел бы записать его. Так что единственным выходом было запастись свидетелями. Эссекс не удостоил вниманием собравшихся Мародеров. Пока - нет. Рассеявшееся внимание не позволяло даже узнать их в лицо, хотя в памяти отчаянно перебирались знакомые образы. Но перед глазами вставал лишь один – ее, Лэйрин. Вот он, их Мастер, изрядно побитый, подавленный, обессиленный роняет трубку от неожиданного столкновения с чьими-то губами. На миг Натаниэль подумал, что провалился в сон, или, наоборот, – в реальность, ведь он снова мог ощущать ее своими руками… Мысли о суровой реальности сравнительно быстро покинули его голову, почти так же быстро, как и вернулись. Взрослого вида особа без тени угрызения совести на лице смотрела на него. Натаниэль не успел взять в толк – что же произошло. Сейчас это не имело значения…
Рад Вас всех видеть.
Поприветствовал Мастер своих Мародеров. И потянулся за трубкой.
Короткая перепалка, словно схватка двух смертельно опасных гадюк, только веселила Кима, вызывая неподдельный интерес к происходящему. Обстановка накалялась, и, кажется, еще парой градусов выше – и взрыва внутренней войны, от которого за считанные мгновенья будет объят пламенем прохладный холл, сверкавший колоритом неземного аристократизма, не избежать. Однако перспектива апокалипсиса не была для него жупелом, более того, с каждым сказанным словом вновь и вновь рождалась надежда на новую заварушку – единственное, без чего Шифратор не представлял своей жизни. Однако мир не был сожжен дотла – новые действующие лица, одно за другим, как в безвкусной пьесе, - изменили обстановку, вновь вернув строгой гостиной тошнотворную атмосферу благожелательности. Лот номер один: Мартиник Джейсон, одно появление которой вызвало на лице Кима ухмылку во весь рот, - девушка, имевшая самый подавленный вид, не обращала на него внимания, явно не подозревая о том, что убийца ее любимого человека стоит в паре метров от нее. Лот номер два: Виктор Крид, вторая фигура в команде после самого мистера Эссекса. Шифратору уже случалось видеть его не в лучшем расположении духа, но хмурое лицо зверя, со злобной язвительностью укусившего каждого из присутствующих, говорило о том, что на сей раз его настроение было испорчено надолго… Автоматом отметив про себя, что Виктор спустился со второго этажа, где находилась спальня его босса, Сунг наблюдал за тем, как тот приближается к нему, вдыхая исходивший от корейца знакомый запах крови, который ощущал лишь он один. - Сарай на краю каньона где-то у черта на куличках, - пожав плечами, отвечал Ким. – Я не знал, как он называется даже после того, как сбежал оттуда, оставив им в подарок пару трупов… В том штате не практикуется смертная казнь, так что эти идиоты меня приговорили к восьми пожизненным заключениям без права на амнистию. Сунг захихикал, фамильярно хлопнув старого знакомого по плечу, однако тот резко дернулся, кинув «коллеге» короткую и оттого еще более непонятную реплику: «Фаворитка, ты сказал? Я не хочу слышать это слово…». С этими словами, Саблезубый развернулся и, грубо бросив мадам Жорж пару фраз, направился к подвалу. Ким зевнул, уже не обращая внимания ни на Вертиго, у которой, вероятно, изрядно попортилось настроение после ядовитой перепалки, ни на сверлящую ее взглядом Реган… пребывание в логове прежнего босса становилось скучным. Прежняя команда обратилась в прах, за исключением самодовольной Вертиго и Крида, почти не изменившегося внешне, но потерявшего в глазах какой-то холодный, стальной блеск алчной ярости, всегда воодушевлявшей других членов команды, давая им пример для действий. На смену им пришли смазливые личики каких-то неизвестных ему дам, больше подходивших для карьеры сестер милосердия, нежели для бытности среди Мародеров, славившихся своей непреложной жестокостью. Сколько же меня тут не было? Два месяца? Черт возьми, какими же они все стали занудами без меня… С появлением Эссекса холл, казалось, стал еще более симметричным, будто повинуясь незримой магии его силуэта, преображавшей все вокруг. Уважительно кивнув боссу, Шифратор обернулся к одной из присутствующих девушек, которая привлекла его внимание, направившись к Натаниэлю. Через какие-то секунды их губы сомкнулись в поцелуе, оторвавшись от которого, Эссекс с нежностью в голосе произнес ее имя. Реган. - Значит так ее зовут, а? – тихо прошептал Ким, легко толкнув локтем в бок Вертиго. – Кажется, здесь все куда более запущено, чем я думал… Твои акции падают в цене, дорогая. Не пора ли объявить о банкротстве? - Мистер Эссекс! – тут же завопил кореец, суетливо взмахнув рукой и направляясь в его сторону, нисколько не смущенный тем фактом, что шеф говорит по телефону, а его собеседник, очевидно, прекрасно слышит все реплики Кима. В его взгляде застыло прежнее безумное выражение, но с лица не сходила широкая улыбка. – Наконец-то! Знаете, в тюрьме мне чертовски не хватало вас и всех, с кем мы веселились парой месяцев назад, скажу по секрету, это было лучшее время в моей жизни… а теперь я вижу, что у нас здесь новые лица. Может, познакомите меня со всеми этими прелестными дамами, присоединившимися к нашей тесной компании? А заодно и просветите Вертиго, ведь она, как я понял, тоже прибыла сюда недавно? Откровенно говоря, никогда бы не подумал, что такие красавицы смогут играть лишь роль машины для убийства... Каждый удар – точно в цель, без прямых выпадов, но отвечавший его намерениям. Злить высокомерную «фаворитку» своей нелицеприятной для нее болтовней было сейчас единственным развлечением, что мог себе позволить кореец…
Страх, страх. Он был везде... Все, что находилось вокруг девочки, источало страх чёрными траурными лентами. Сколько смертей произошло в этом доме? Почему аура этого здания настолько отвратительна? Девочку трясло так, как не трясло никогда в жизни. Она сейчас сидела на улице, совершенно одна. Ноги, босые ноги, уже закоченели, – на улице было довольно таки прохладное утро. Худенькое тело под фланелевой больничной ночнушкой, которая не грела ни разу, все время содрогалось от холода и рвотных спазмов. Пытаясь обхватить себя за плечи, свернуться в комочек, чтобы сохранить хоть немножко тепла, чтобы не закоченеть тут, Лили как-то неудачно свернулась, и то, что оставалось в ее желудке, вскоре увидело свет Божий. Впрочем, рвало девочку уже почти всухую. За последние два дня в ее животе не было ничего такого, что можно при должном воображении вообще назвать "едой". А еще это чудовищное состояние слабости... Сил не было вообще. Когда ты научишься оставлять хоть немного и себе, Лили? Зачем отдавать людям и мутантам самые последние крохи, которые могут помочь тебе выжить? Зачем тебе это чувство, что ты не доживешь до завтрашнего дня? Ведь у тебя нет живучести, сил, энергии, регенерации, как у Ашен. У тебя даже собственного иммунитета нет... Стоп. Ашен. Она показалась в дверях особняка вместе со Стефеном Гиллори. Они оба спустились и двинулись в направлении центра города... Ашен была словно кукла. Безразличная ко всему. И это испугало Лилит. Она хотела крикнуть, подбежать, схватить ее за руку, но... Сил было так мало, так мало! Даже встать удалось с трудом. Горло было содрано ночными криками, а еще оно чесалось – безумно хотелось сигареты. Вот уже три дня, как ей хочется выкурить сигарету, но ни времени, ни возможности, ни сил! А еще эта боль, которая все чаще и чаще стала появляться в груди. Лили знала, что еще чуть-чуть, и она, эта боль, перерастет в рак лёгких, если еще не переросла. А потом будет поздно, потому что, Лилит это знала точно, курс химиотерапии она не переживет. Почему она не просканировала себя на предмет различного рода болячек? Ответ прост. Лили боялась. Боялась узнать, что же ее ждет в будущем, какие болезни охватывают ее тело. Впрочем, сейчас, если бы она надумала проверить себя, она бы ужаснулась и закричала бы. Потому что столько зла, столько негатива, столько ненависти было в ее внутренних органах. Лили, перегоняя сквозь себя энергию раз за разом, никогда не задумывалась о том, как, собственно, действует этот механизм. Она отдаёт свою силу больным, которым она нужна... Силы остается так мало, поэтому ее тело старается впитать хоть что-то, что поможет поддержать существование, и зачастую этим "чем-то" оказывается негативная энергетика больного. Поэтому и состояние ее такое... жалкое. Да-да, именно жалкое. "Жалеют жалких"... Та фраза, брошенная Ашен, когда Лили лежала на осколках своего журнального столика, много объяснила девочке. Она всегда хотела, чтобы ее пожалели... Хотела немного жалости к себе. Жалкая личность... Боль, боль. Боль пронизывала всю Лилит, беря свое начало в истерзанных легких. Боль поднималась по горлу, становясь поперёк, вследствие чего Лили буквально тошнило ею. Боль шла ниже, в усталые икры и озябшие ступни, а оттуда резонансом возвращалась обратно. Лили хмыкнула. Воистину жалкое зрелище. Но надо возвращаться обратно, кажется, все уже устаканилось... Или же нет? Впрочем, какая разница. Погибнуть годом раньше или годом позже...Девочка кое-как поднялась на ноги, побрела к дому. Подошла к главной двери, прошла в холл. И замерла. Оцепенела. Мистер Эссекс целует какую-то блондинку... Все то, что Лили выстроила себе в наивном детском сознании, разом рухнуло. А Ашен? А где Ашен? А почему она ушла? Да как вы можете... Волна детской обиды захлестнула одинокого ребенка, стоявшего почти без сил, прислонившись к дверному косяку. Столько боли было в его светло-карих, таких похожих на мёд, глазах. Столько обиды. "Я отдала вам последнее, что у меня было." Сколько можно доверять людям? "Отдала не для вас, а для Ашен." Столько, сколько живёшь. Или вообще не доверяй. Сколько раз, скажи?.. Сколько раз ты вот так отдавала самые крупицы того, что у тебя было, а взамен не получала ничего, кроме холодной благодарности? Презрительная усмешка, мол, ты – ничтожество, совсем чувствительная реакция – как, например, тогда Ашен швырнула её об стенку на осколки, как, например, это ночное дикое изнасилование. А все из-за неуёмной веры в людей. Глупой веры, по сути. Лили не сказала ни слова. Она просто развернулась и ушла, слегка пошатываясь и придерживаясь за стену. Она знала, что никто не пойдет за ней. Может, оно и к лучшему.
Грубый тон Крида никоим образом не повлиял на девушку. Но его словам она вняла, но прежде чем вернуться на улицу, Марго решила забрать свою сумку. Вернее сказать вначале отыскать, затем забрать. Кое как в гостинной ей удалось отыскать заветную вещь и она, не обращая внимания на находившихся в холле вышла на улицу. Сейчас Лил, а с "работой" она потом разберется. А вот и Лилит... Душераздирающее зрелище: заплаканный больной ребенок, босиком... куда?! Рита тут же оказалась рядом с девочкой став ей опорой вместо стены. -Куда это ты собралась? Пойдем...Рита вела малышку к той самой машине. Она уже порядком им обеим надоела. Несмотря на то, что собственницей сего средства передвижения Марго не являлась, она в третий раз усадила девочку внутрь. Надеясь что в последний. Сама села за водительское сиденье. Что с тобой? Кто ты? Вопросы кружились в голове, они не давали спокойно дышать. Девочка у тебя за спиной не больна, не здорова; кто её родители? чужих детей не бывает... кем ей приходится Ашен... кажется никем, откуда тогда столько самоотдачи? Зачем тебе это, дитя? Почему бы просто не заниматься своим делом, требуя большей оплаты и .... и жить в своё удовольствие? У тебя же есть возможность. Марго понимала, что уже порядком достала девочку, как и машина, но отпустить её на все 4 стороны в таком состоянии она не могла себе позволить. -Где ты живешь? Вопрос прозвучал медленно, показывая на то, что время может и подождать, и Марго может ждать, пока Лил придет в себя. Девушка достала Вирджинию.
Медленно но верно отголоски разума все менее его волновали, за то все более ощущался прилив негативных чувств. Возможно, это была нарастающая ненависть к мистеру Гиллори - ведь признание рядового своего подчиненного, коими все-таки Синистер и расценивал все свое окружение, удовольствия приносило мало. Но возможно, это был страх. Страх за нее. Так или иначе, Натаниэль определенно терял самообладание. Ему, пожалуй, впервые за столько лет не удавалось сохранить хладнокровие - а ведь как оно было сейчас нужно. - А знаешь, я всегда знал, что ты - редкое дерьмо. Чистая правда. Эссекс был не настолько глуп, что бы не заметить пристального внимания к своей персоне, а тем более - зависти. И откровенно говоря он уже много раз сталкивался с такими людьми. Просто до этого ему всегда удавалось без особого вреда для себя использовать их в собственных корыстных целях, после чего он успешно разрывал любое подобное сотрудничество. - Меня интересует правда одна вещь. Скажи, неужели ты в одиночку решился на такой шаг? Я ведь слишком хорошо успел тебя изучить. Для тебя забота о собственной безопасности всегда была преградой на пути к величию. Слабая воля. Цели Стефена, превосходство и власть, всегда были далеки от его способностей, отчего он и компенсировал этот недостаток, примыкая в качестве вспомогательной силы к волевой личности. Несчастный человек. В любой другой ситуации его можно было пожалеть. - Кто твой покровитель сейчас? Чьей тенью ты стал? Непонятно было, настроена ли эта крыса на переговоры, или ему просто доставляло массу удовольствия злорадствие. Сейчас самым разумным было узнать, что ему требуется, но, откровенно говоря, Злыдень просто не выдержал. Только теперь он понял, насколько ошибочен был этот шаг. И как ценно время.
Шифратор, я, безусловно, счастлив от этой встречи. Но давай отложим фамильярность на потом. Мародеры, мне требуется немедленно установить место расположения Стефена Гиллори.
Разговор необходимо было продолжать. Пусть даже в ущерб собственной гордости. - Чего ты хочешь?
Итак, новые действующие лица, новые роли, новые маски, новые реплики. Комедия положений, а для кого-то видимо сегодня уже трагедия, превращалась в настоящий фарс. Реган, которая переговорила с сестрой довольно быстро, вернулась к старому занятию – созерцанию окружающих, причем оценку девушка производила взглядом, переисполненным скептицизма. Вертиго, которой, шутка надоела так же быстро, как и заинтересовала, напротив же перевела взгляд в район дверного проема. Было бы странно, если бы сейчас Вингард-младшая подумала бы о голубоглазой что-нибудь достойное, а значит если она что и скажет, то информация эта будет явно не первой свежести. Все они говорят одно и тоже, только переставляя слова местами. И думают, видимо тоже одинаково, во всяком случае, выражение лица у всех одинаково пренебрежительное. Что ж, блондинка хмыкнула, их личное дело, куда совать свой нос, кого целовать и кого трогать. А то, как на это отвечает Вертиго, это уже проблемы ее личного свойства. Что плохого в том, что бы развеселить самого себя, если все вокруг ударились в старое и избитое. Мутантка хмыкнула и стала довольно громко отбивать каблуком ритм какой-то знакомой песни. Он позволял сосредоточиться, не думать о происходящем, однако мысли о странностях, происходящих вокруг, все больше и больше давали о себе знать. Разрушенный дом, прорва незнакомых лиц, такое ощущение, что в один прекрасный день Натаниэль вышел на Таймс-сквер с плакатом «объявляется набор в группу рецидивистов». Однако такое позерство было не в его духе, так что загадка оставалась неразгаданной… А знакомых лиц становилось все меньше, вот и Виктор умчался в подвал, хотя у Крида всегда на все какие-то свои планы и задумки, Лекса нигде видно не было, сестры Ле Фей тоже испарились. А былое чувство «как дома» исчезло, видимо, вместе с ними. Зато Злыдень, был как всегда в своем репертуаре – найдет приключений на свою бессмертную голову, хотя большей частью проблемы в итоге достаются им, мародерам, а потом ходит по особняку пугая своим видом. Хотя, вид истерзанного Натаниэля видимо насторожил одну Вертиго, точнее, заставил задуматься, а вот молодую Вингард наоборот, воодушевил и можно даже сказать наставил на путь дальнейших завоеваний. Потому как не успели окружающие произнести и слова, как губы девушки и Эссекса сплелись в поцелуе, пусть и продлившемся не долго. Этого хватило, что бы раздражение голубоглазой поднялось почти до критической отметки, вполне хватило. Какой черт, или уж точнее дьявол, а дьявол тут, заметьте, был только один, дернул ее вернуться сейчас? Сидела бы в Лос-Анжелесе, ну задержали рейс, прилетела бы еще через недельку. Погоду обещали солнечную и теплую, найти «собеседников» на вечер тоже не проблема. Но нет, ведь им, преданным и исполнительным на месте не сидится, нужно все доказывать и доказывать непонятно что и непонятно кому. То есть кому, было как раз понятно – мистеру Натаниэлю, который, как ни в чем не бывало, целовался с первой встречной, а не далее как пять минут назад буквально вышвырнул из своей спальни подростка. Вот уже кто бы мог подумать, Эссекса потянула на изыски или уже скорее извращения. Еще детей с не устоявшейся психикой в доме не хватало. Нет уж, Вертиго ему все припомнит. Вы в ответе за тех кого приручили, так кажется? Вот пусть и отвечает, раз пригрел на груди голубоглазую убийцу, пускай и в каком-то смысле для эстетического удовольствия. Однако есть в жизни то, что остается неизменным. Например, Ким, потому как корейцу и его итак «слегка» сдвинутому с привычной точки миропонимания уму было ничто не страшно. Ни любовницы шефа, ни европейско-азиатские тюрьмы, ни злая блондинка, часто выступавшая в роли напарницы, ни прочие катаклизмы судьбы. Блондинку он наоборот, обожал доводить еще больше. - О, милый, ты вспомни, что минуту назад эта девочка целовала меня. Как думаешь, у нас втроем неплохо получится? – задумчиво протянула голубоглазая, закатывая глаза. Странно, но искренняя радость Сунга от того, что он злит ее еще больше, действовала на мародерку успокаивающе. Да и разговоры с ним, всегда балансирующие где-то на грани, тоже доставляли удовольствие. Тут все развлекались, как могли. Пока же воспитанники Натаниэля так сказать, прощупывали почву на предмет очередной словесной перепалки, сам шеф, уже разговаривал по телефону. Несмотря на свой вид, дееспособность была как всегда на уровне. - А ведь он так беззащитен, так слаб, ничто не стоит сейчас расслабить его еще больше, хуже ему точно не будет, - подумала Вертиго, облизнув пересохшие губы. Однако Злыдень видимо был настроен как нельзя серьезно и собирался устроить расправу своему кардиналу. Гиллори, при упоминании о нем, у блондинки слегка сводило зубы. Ничего, милый конечно, но только внешне и только первые две минуты. Дальше общаться с ним просто невозможно, а уж спать с таким неприятнейшим человеком,… в общем, он был не в ее вкусе. Так что, с одной стороны приказ босса звучал, по меньшей мере, заманчиво. Но с другой стороны, они ему не ручные псы, во всяком случае, она. Шифратор то иногда напоминал именно собачку, которая лает, когда ее не спрашивают, и которая предана до безумия. В случае корейца и правда, до безумия. Однако Вертиго себя с ним в этом плане не сравнивала, она требовала к себе достойного обращения. Если он и работает на него, живет у него, спит с ним по большим праздникам, в конце концов, то это не позволяет ему так с ней обращаться. К тому же, голубоглазая не глухая и не слепая и вообще, у нее как никак есть чувство собственного достоинства. Ловить Гиллори, который конечно и правда засранец редкостный, это конечно хорошо, но при этом спасать девчонку сомнительного вида и неизвестного происхождения, а так же состоящую в неопределенных с шефом отношениях… нет уж, сейчас на такие подвиги Вертиго готова не была. - Что, Стефен таки увел у тебя девушку, мистер Эссекс? – вежливо-кротким тоном поинтересовалась голубоглазая. Хотела припомнить, а даже запоминать и ждать не пришлось. – Нет, знаете, я очень устала, хочу спать и вообще, не оправилась от морального потрясения. Он – блондинка имела в виду свою последнюю жертву, - так кричал и умолял о пощаде, что снился мне всю ночь. А вы же знаете, для меня и без того спать в самолете большая проблема. В общем, я пас, с корабля на бал это не совсем моя тема. Да и в конце концов должно же у Гиллори с кем-нибудь получиться! – высказавшись, девушка на секунду удивилась сама себе. Не думала она, что поведение шефа так ее заденет. Однако Натаниэль сам виноват, всему есть предел.
Не давать воли страхам и панике не позволяло лишь только раздражение и досадная обида, вызванная необходимостью вести разговоры с ничтожным человеком, упивающимся собственной властью в этот момент. Наверняка, Стефен пребывал на седьмом небе от счастья – как удачно он выждал момент и нанес удар своему бывшему шефу, отобрав самое ценное, что у него было. Не сказать, что бы Натаниэль был настолько принципиален, что бы осуждать за подобные методы, но у него, тем не менее, были понятия о чести и морали, пусть и до нельзя извращенные. Он был, конечно же, бесконечно зол на себя – прозевал похищение у себя под носом. В этой ситуации оставалось одно – продлить разговор насколько это возможно, и уж в чем Синистер был уверен, так это в том, что Стефен ни за что не бросит теперь просто так трубку. Ведь это его звездный час, которого он так долго ждал… К сожалению, нашелся человек, которому хватило ума прервать эти угрозы, относительно которых опасность быть обнаруженными, естественно, была куда более значительной. Сомнений не было – он действовал не один, и сам Гиллори дал об этом знать, допустив несколько непростительных ошибок в ходе разговора. Куда уж там, он был просто одурманен своей значимостью и величием. Оставался один вопрос – кто мог пойти на сотрудничество со Стефеном Гиллори, и зачем ему это было нужно? Прошлое «дражайшего друга» было достаточно туманным, несмотря на несколько известных Натаниэлю фактов из его жизни. Например, от его внимания не ускользнуло упоминание о членстве в Гильдии – еще бы, Эссекс был внимателен ко всему, что так или иначе связано с креолом. Но вряд ли Кандра настолько обиделась на Господина Злыдня за кражу кадров, что бы опуститься до подобного рода мести. Это попросту были не ее методы. Да и почему именно сейчас? Определенно, ответ стоило искать в недавнем прошлом серого кардинала. Однако Синистер никак не мог собрать все мысли воедино – постоянное вмешательство Мародеров этому существенно препятствовала. Что с ними вообще стало?! По-видимому, подчиненные решили втянуть своего мастера в свои внутренние разборки, что он считал недопустимым. Но начинать стоило с гостей. - Рад приветствовать Вас в своем доме, Реган. Но простите за нескромный вопрос – чем обязан Вашему визиту? Если Вы, только, не получили уже то, что хотели. Естественно последняя фраза относилась к той выходке, которую по неизвестной причине девушка сочла уместной. - Ким, Вертиго, я просто вне себя от счастья, но должен сказать, что вести два разговора параллельно – весьма болезненная для моей нервной системы операция. Я могу ошибаться, но вы никак решили втянуть меня в свои интриги по случаю такой встречи? Не нужно отвечать, но имейте в виду – я впредь даже знать ничего не хочу о ваших играх. – ледяной тон звучал уверенно и убедительно, давая четки понять, чем в будущем для Мародеров могут обернуться подобные проделки. Что же касается сцены ревности(?), устроенной Вертиго, то Злыдень несознательно не уделил ей внимания – он словно прослушал ее последние слова, что в принципе и понятно – мысли о кандидатах на почетное свободное звание «враг, после которого сразу идет Стефен» были для него куда важнее. Вернувшись к размышлениям о последних событиях в жизни Гиллори, Синистер практически сразу пришел к однозначному выводу. Как же логична теперь была эта цепочка событий, как ясна теперь была мозаика, выстроившаяся в цельную картину. Все – как на ладони. - Виктор? – Натаниэль обернулся, но не обнаружил Саблезубого в гостиной. - Что ж… - он вновь повернулся к присутствующим – Думаю, большинство из Вас знакомо со Стефеном Гиллори, не так давно считавшимся одним из наших союзников. То была досадная ошибка. – небольшая пауза – По-видимому, наш друг решил перебежать на сторону Грейдона Крида.
Мартиник успела на самое интересное: она оказалась в на подходе к холлу именно в тот момент, когда услышала про последние слова Вертиго, а посему внесла свою лепту в общение. - А у него и должно было получиться, а точнее, получилось. Подружка Натаниэля весьма недурна собой, - эту фразу могла подтвердить Реган, в этом Мартиник не сомневалась: для её сестры одного взгляда было бы достаточно, чтобы определить, кто в её вкусе. А порой, у Регги в её вкусе был даже деревянный стол, если он ладно скроен и крепко сбит. Предмета, который был бы ещё и умён не погодам, не существовало в мире: даже у компьютера были свои проблемы, впрочем, порой то же самое можно было сказать и о населении Земли. – В общем-то, Стефен весьма привлекателен, зачем прятать факты, а его мужские данные выше всяких похвал. Что ж, в постели он хорош, - если его надолго бы хватало.
Мартиник знала, о чём говорила. То воспоминание, скорее всего, будет жить в её памяти если не вечно, то уж довольно долгое время. А такими воспоминаниями впору наслаждаться, а не пугаться их. Её не беспокоили весёлые перепалки Вертиго с другими членами этой "кампании" Эссекса, её больше волновали слова о предательстве Стефена.
Надо же, лицо, бывшее некогда в тени Эссекса, решило выбраться, чтобы оказаться "за спиной" другой большой занозы в заднице, но уже с человеческой натурой – Грейдоном Кридом, - про себя рассмеялась она. - Мистер Эссекс, а Вы сомневались, что мистер Гиллори не поведёт себя настолько свободолюбиво? Странно, но гении не всегда всё могут предусмотреть, и это делает их более человечными. Что ж, как бы то ни было, Ашен стоит спасти хотя бы потому, что она дорога не только Вам одному. По крайней мере ещё один мутант, находящийся в этой зале, снова желает её увидеть.
Совершенно честные и правдивые слова, ложь была тут неуместна. Впрочем, Мастермайнд и не лгала. Ей сейчас было не важно то, что она выбралась из штата Эссекса, она просто хотела сделать то, что приказал её разум. Подчинение и преданность делу – самый важный аспект того, что девушка останется, и не важно, кто решит сделать её своим «птенцом». Если для неё раскроют объятия и все двери, она не станет бегать от своей сущности – слишком дорого ей это стоило. В любом случае теперь она всегда смогла бы совместить работу и удовольствие. От этой мысли стало дурно. Словно организм сам отпихивал от себя подобные мысли. Она думала, что вывернется на изнанку перед всем честным народом. Нерадостная перспектива. Мартиник посмотрела на сестру, а точнее, ей в спину, ища поддержки, но та даже не развернулась. Да и с какой это поры ей вообще нужна была поддержка? Поэтому Мастермайнд, преодолев себя, просто прислонилась спиной к стене, медленно вдыхая и выдыхая воздух. Шизофрения, особенно её начало, всегда неприятна, и необходимо держать себя в руках, чтобы всё-таки "не съехать в кювет". Безумство. А может, это всего-лишь жизнь?
Она никогда не думала, что ей чего-то захочется настолько, что она станет медлить с расставанием со своим желанием. Сиюминутное развлечение, прихоть, но для Реган это как конфетка и в этом она была похожа на ребёнка: что захочу, то моим и будет. И вот незадача, у неё это получалось. Иногда спонтанно, иногда очень ловко, так ловко, что даже не стоило прикладывать больших усилий, чтобы что-то стало её. Чаще всего ненадолго, но и минуты для девушки было достаточно. Но очень редко с желаемым были проблемы. На слова Вертиго о групповых отношениях Реган усмехнулась и проговорил, улыбаясь, но не поворачиваясь к окну: - Мистер Эссекс, конечно, хорош, но с настоящей женщиной, ничто не сравниться. Как и с настоящим мужчиной, впрочем. Но если нам суждено будет пожертвовать его компанией, будь уверена, я смогу доставить тебе максимальное удовольствие. Ей были смешно беспокойство Эссекса – ведь она не знала, что такое любить кого-то, а именно это-то он сейчас и испытывал – любовь. По всем признакам тут подходило именно это чувство.
Да ладно, - подумала она, - маразм – не оргазм. Хорошо, что хоть на этом прогнившем чувстве у него не заржавеет. Дальнейшие слова этого мужчины заставили её вспомнить о прошедшем поцелуе, о котором она уже и думать забыла – это было всего-лишь какой-то случайный порыв, но она назвала бы это просто неудачным стечением обстоятельств. Каков бы ни был расклад, но в одном была её вина – она позволила иллюзиям на мгновение показать себя другим. Но если он рассчитывает на то, что мисс Вингард посчитает себя виноватой, то надеяться на это ему не следовало: ни вины, ни сочувствия, ни сожаления он не получит, ведь он ничем не лучше многих, пусть и привлекательность с раздутым самомнением у него будет повыше. Так, на ноль целых и одну десятую процента. Собственно, это всё.
- Я тоже рада Вас видеть, мистер Эссекс или мне фамильярно называть Вас по имени? – кинула она через плечо, а затем, повернувшись, улыбнулась ему чистой, лучезарной улыбкой. – Да, Вы правы, я получила то, что хотела, и даже больше. Но, к сожалению, всё ещё не осталась удовлетворённой. Наверное, Вы меня не поймёте, но в данный момент, я остро ищу то, чем могу заняться. Впрочем, моим компаньоном в этом является и моя сестра, которая, насколько я знаю, находится в Вашем штате. Мне известно о некоторых Ваших с ней разногласиях, но она всегда отзывалась о Вас исключительно в положительном ключе, - пока она говорила, улыбка не сходила с её губ. – Конечно, тут дело вовсе не в Вашей животной харизме, а скорее в профессиональном настрое, о котором я также отлично осведомлена, и о некоторой степени риска Вашей работы, что мне весьма интересно. А главное то, что Вы – человек дела. Это мне и нравится. А посему мне бы хотелось, чтобы Вы удовлетворили моё изыскание в принятии меня на работу, - она присела на подоконник. – И мне бы хотелось посмотреть на то, каков этот Стефен Гиллори в действии, -а по возможности и изучить его тактику боя. Реган понимала, что контингент комнаты будет против, но ничего не могла с собой поделать – забрать покинувшую с незнакомцем этот особняк для неё представлялось довольно интересным делом, которое не позволило бы ей скучать огромный отрезок времени, а заодно она так прикроет сетру. Реган только теперь, после произнесённых ею слов ощутила, в каком состоянии её сестра, несмотря на её довольно бодрый внешний вид.
Скоро, возможно, начнётся, - подумала она. Мартиник нуждалась в поддержке, а Реган была, возможно, единственный, кто на это был способен в её отношении. Можно было, конечно, и поработать спасателем. Хотя спасение утопающих дело рук самих утопающих, а спасение семьи дело самой семьи. Вот это Реган и собирается сделать, но позже. Пока же всё внимание уделено Натаниниэлю Эссексу и его проблемам, а только потом ко всем другим. Всё должно просто получиться параллельно, в чём не приходилось сомневаться.
Gade kijan n'ap mache Gade kijan n'ape cheche demen Nou pa men'm gen couraj Men l'anj-lan ap desann Pou ba nou couraj Pou'l ka ba nou fos Pou nou ka travay Lap ban nou fos Pou nou ka rive jus kote nou parle. (c) Wax Poetic
- Да что там представлять-то? Я уже все сказал, - буркнул Алан, но тем не менее последовал за Кридом, явно сожалея о том, что приходится оставить новую игрушку и такое удобное кресло. Так хотелось спать, что не чувствовалась даже боль от порезов, и Линден, совершенно не заботясь о репутации и этикете, абсолютно кошачьим движением слизывал подсохшую кровь с тыльной стороны ладони. Перед тем, как подняться, он скинул нужную информацию на свой, воистину чудом уцелевший, ноутбук (а если бы тот не уцелел, Лан бы не сидел такой спокойный, вполне возможно дому грозила бы вторая часть продемонстрированного недавно фильма ужасов). "С ней часто обращались и похуже..." Лан покривился. Если это делал кто-то - оно все равно не повод поступать так же. Ок, он не будет клеймить анафемой, хотя при всем своем отвратительном характере, Линден имел полное право гордиться тем, что никогда не причинил вреда женщине или ребенку. Ну... никогда до этого утра. Вообще, кстати, утро выдалось на редкость паскудное, Линдена не радовал даже исход поединка, и даже туманный намек на возможность продолжить общение с местным оборудованием. Ну вообще трудно радоваться в недосыпе и простуде, глаза режет, в коленях тошнотворная и постыдная слабость, одежда отвратительно мокрая... в общем, вполне достаточно, чтобы проникнуться ненавистью к миру, а Линден не проникся ей только из-за кофе и усталости. Просто молча топал за Кридом, чуть ли не след-в-след, осознанно сожалея только о разбитых темных очках. Нет, дорогими они не были. Просто... были любимые. И еще, будь Алан полностью, что называется, "в сознании", ему казалось бы, что он... вляпался. Именно так говорила его мать, с неподражаемым британским акцентом - "вляпался в историю". незабываемое ощущение, словно тебя увлекает потоком, и ты не пожешь выбраться. Барахтаться бесполезно, остается грести и держаться на плаву. Тогда, возможно, течение вынесет тебя туда, куда ты сам хотел бы попасть. На собравшихся в гостиной людей Линден обратил мало внимания, в основном его занимал вид самого помещения, его и той девушки усилиями превращенного практически в руины. То есть, превращала его система... пока они разрывали несчастную напополам, пытаясь установить контроль. Мокрые обломки мебели, каменная пыль, словно вспоротые стены - ну да, вон там проходил кабель сигнализации, вон там электропроводка, там противопожарный... а теперь они висят плетями, или лежат на полу, словно разноцветные плети и клубки серпантина, который остается после вечеринки. Но ничего себе, однако, вечеринка тут была! Ну и мысли тоже, да. Предвестие грядушей лихорадки. А вот будешь знать, как не слушать врача компании, который утверждал, что весной надо пить витамины, а не кофе с виски. Взгляд Лана равнодушно скользнул по девушкам, парню с лицом уроженца... хм... Кореи? Китая?... пожилой даме, шикарной блондинке (которые занимали топ-лист кровных врагов любого программиста)))), и остановился на человеке с очень холодными глазами. И не стоило даже ничего пояснять. Алан уже понял, что это ему принадлежал тот голос, что это ему будут представлять программиста и его "изыскания", что... - Доброе утро, - сдержанно кивнул Линден, не выпуская ноутбука из рук.
Слова Натаниэля Эссекса звучали как нельзя более недвусмысленно, и, несмотря на то, что босс никогда не грубил своим подчиненным, в них явственно слышался намек на то, что Шифратору пора заткнуться. Предупреждение было сделано, роли вновь распределены, а игра, казалось, вновь готова пойти с первого хода, но с появлением все новых действующих лиц стало намного труднее судить о том, кому надлежало сделать этот ход, открыть позиции, обнажив ситуацию во всей ее красе. А незнакомых ему фигур, постепенно заполнявших холл, покрытый завесой аристократизма, было уже столь много, что Ким устал гадать, какого черта здесь делает каждый из этих людей… Например, только что удалившаяся Рита, в чьих глазах он не находил того знакомого до боли задорно-маниакального огонька, мелькавшего время от времени у всех, кому довелось работать в штабе мистера Эссекса. Впрочем, та же Вертиго… уж на что она была контрастом почти всем Мародерам, - ни дать, ни взять – заводная кукла и не более того. А ведь в моменты проявления наивысшей жестокости во время очередного задания даже она ухитрялась вызывать у корейца какое-то подобие симпатии. Да, Мародеры были едины только во время боя, под флагом болезненной, кровавой радости уничтожая всех тех, кого следовало уничтожить и даже перевыполняя приказы. В свободное же время, убитые тоскливой атмосферой безделья, находили утешение в подколах и интригах, и здесь игры их порой казались еще более жестокими, чем на поле брани. Язвительная реплика Вертиго, обращенная к корейцу в ответ на явные издевательства, которыми он не уставал досаждать ей, вызвала у него легкую улыбку, которой он наградил больше своего шефа, попавшего в тот момент в поле его зрения, нежели саму девушку. - Интересная мысль, может, предложишь это самому Эссексу? – пожал плечами Сунг и тут же нервно дернулся при звуке голоса Гиллори, раздававшегося отчего-то теперь по всему дому. От неожиданности не сообразив, что заработала система громкой связи, он уже готов был принять в свой адрес серию насмешек Вертиго, но к счастью, внимание присутствующих уже было поглощено Мистером Синистером, который не замедлил сделать выговор распосавшемуся штату. Выслушав ледяную тираду шефа, подчиненный сделал самое скорбное лицо, на которое только был способен и, не долго думая, вновь затараторил извиняющимся тоном: - Простите меня, мистер Эссекс, я просто слишком рад видеть родную команду, чтобы сдерживать свои чувства. Простите и Вертиго за ее плохое настроение, сегодня она узнала, что ее бывший парень, которого она давно бросила, стал миллиардером и живет в каком-то замке на юге Франции. Тем временем, Эссекс продолжил говорить, посвящая команду в суть их нового задания. Однако весть о том, чем предстоит занять себя сегодня Мародерам, не вселила в корейца ни капли воодушевления. - Грейдон Крид? А стоит ли тратить время на этого червяка, не говоря уже о его подпевалах? – с определенной долей сомнения в голосе высказался Шифратор. Как ни крути, а уничтожать крыс, трусливо прячущихся под чужой дланью, было не так интересно, как сломя голову бросаться в водоворот непредсказуемости, не пытаясь и не рассчитывая степень опасности. Только ради очередной порции адреналина в крови, легкого, пьянящего головокружения в преддверии предстоящего веселья и столь сладостного вызова в глазах противника, сменявшегося выражением липкого, как тонкая паутина, страха. Впрочем, одно в этом задании его все же заинтересовало: как ни пытался мистер Эссекс скрыть свои истинные мотивы за словами о предательстве, смысл задания становился все более ясен. Тем не менее, казалось, что единственной кроме Кима в этом помещении, кто понял это, была Вертиго, которая следующим потоком фраз ясно дала понять о своем отношении к предстоящему. Неудивительно, вряд ли блондинке могла понравиться мысль о возвращении «новой фаворитки мистера Эссекса», как ее уже успел окрестить про себя кореец. Была ли ее догадка следствием проницательности или, что более вероятно, обычной ревностью, мало заботило Кима. Он вообще предпочитал не задумываться о причинах и следствиях, оживая лишь тогда, когда была возможность хоть как-то навредить окружающим – обычное средство избавления от скуки, не более того. Но как ни странно, остальной народ в гостиной не проявлял и капли того скептицизма, что на миг скрепил Вертиго и Сунга, и последний почти чувствовал всей кожей, насколько девушка недовольна этим. Как ни велико было его недоумение относительно нового задания, кореец вновь не смог удержаться от того, чтобы не позлить обычную жертву его насмешек. Что и говорить, попав в компанию Мародеров, любой имел уникальную возможность потренировать свое остроумие и фантазию в натуральную величину, ведь здесь сплетни и самое бессовестное вранье за спиной даже у мистера Эссекса были в порядке вещей. - Хотя если подумать, я был бы рад вновь свести этих голубков, - наклонившись к Вертиго, вновь зашептал Ким, давясь плохо сдерживаемым смешком. – Кажется, они и впрямь отличная пара… А ты, милочка? Ты была бы рада? Хихиканье корейца вновь прервали чьи-то шаги, и тот с раздражением кинул взгляд на лестницу, по которой поднимались в сердце особняка еще двое мутантов. Да сколько же можно… неужели здесь и без того мало народу? При виде старого знакомого Крида Сунг лишь принял нарочито оскорбленный вид – он еще не забыл той явной резкости, что удостоил его Саблезубый за одно невинное слово «фаворитка». Нет, Шифратор категорически не понимал всей этой суматохи, связанной со странным существом, покинувшим особняк в компании Стефена Гиллори. Второй субъект, парень с ноутбуком, однако, вел себя слишком сдержанно, чтобы можно сказать о нем что-либо определенное, так что кореец, смерив его оценивающим взглядом, молча кивнул в знак приветствия.
Стоп! Кто это хватает ее так настойчиво за руку и ведет неизвестно куда? Ах, это же та темноволосая, что забрала ее из больницы и привезла сюда, в этот кошмарный дом, с кошмарной энергетикой и кошмарной силой вокруг него. Лили, возможно, почувствовала бы неприязнь к девушке, но она еще помнила тепло ее мягких женских рук. Лил помнила ту почти материнскую ласку, которой Рита (кажется, ее так звали) старалась, пусть и неосознанно, но подарить избитому, измученному и изможденному ребенку.
Когда она спросила насчет дома, Лилит усмехнулась про себя. - Нет у меня никакого дома, - с трудом ответила она. Девочке не хотелось возвращаться в разгромленную Ашеновской рукой квартиру. Просто не хотела видеть, во что превратилось ее некогда уютное жилище. Только-только Рита решила стартовать, в голову Лилит пришла поистине безумная идея. В последнее время ее рассудок подвергался таким серьезным испытаниям, что не сошел бы с ума только безумец. Да, Лили была немного сумасшедшей, но ее альтер-эго не мешало нормальной жизнедеятельности и стабильной работе мозга. А может, просто произошла гормональная перестройка системы организма, может, это взбунтовался пресловутый переходный возраст? С другой стороны, это совершенно не важно. Лили нашла в себе силы на безумство. Этот ее бред подогревался злостью на Натаниэля Эссекса и детской обидой за Ашен. А еще девочке было жжжутко обидно за впустую потраченные силы. Представляете, какая каша из эмоций, различный чувств и домыслов была вместо и так ненормального сознания девочки? Поэтому поймите ее правильно и простите ей этот, несомненно, глупый проступок. Лилит молча открыла дверцу и вывалилась из машины. Пока Рита приходила в себя, ибо такого поворота событий от тихой и в основном незаметной Лили ожидать было трудно, девочка почти ползком бросилась обратно в особняк, туда, где было сконцентрировано все то, что причиняло ей боль, вполне себе физическую.
- А-а-а, наш дорогой господин Эссекс? - почти радостно, если не считать яростно горевших светло-карих глаз, нараспев произнесла Лили. - Вы, как я погляжу, развлекаетесь тут в обществе симпатичных блондиночек? А позвольте-ка, я напомню вам о не менее, а может и более симпатичной брюнеточке! Я полагаю, вы поняли, о ком идет речь? При дальнем рассмотрении Лили была похожа на пьяную: те же шаткие движения, неустойчивая поза, глазки в кучку. Однако, если присмотреться, презрение, которое зародилось внутри, оттаивало и перерождалось в жалость, и девочка казалась уже не алкоголичкой, в просто усталым ребенком, у которого не все дома во всех возможных смыслах. А еще этот ужасный глубокий, кровоточащий порез через всю щеку, наспех залепленный пластырем, бесформенная синяя больничная рубашка, босые ноги. Неудивительно, что девочка свихнулась. А Лили тем временем продолжала: - Знаете, я надеялась, что те силы, что я вам отдала, пойдут на помощь Ашен. А вам, похоже, действительно плевать, что произойдет с ней... Игрушка на ночь, да, мистер Эссекс? Сегодня брюнеточка, завтра - блондинка, послезавтра - мулатка, через неделю - китаяночка?! Лилит казалась такой маленькой рядом с Натаниэлем... Но она, тем не менее, ухитрялась смотреть ему в глаза. Ало-красные глаза против карих. Безразличные глаза против безумных. Взгляд Натаниэля Эссекса против взгляда Лилит фон Штробель, девочки, неизвестно, во сколько раз его младше, в три-четыре раза его меньше и вообще выглядевшей на его фоне желтым маленьким цыпленком...
Она молчала, а что она должна была сказать? Что все эти люди, произносящие достаточно едкие фразы, хоть что-то в этом мире знают? Да ни черта. Никто из них ничего не понимал. Жалкое существование. Они бросали свои обвинения в лицо остальным пешкам, Эссексу, пусть даже некоторые из них были завуалированы словно партизаны в окопе. А кем были они сами? Жалкими подобиями его тени. Девчонка-блондинка, пытающаяся вернуть утраченное когда-то редкое положение возлюбленной, маньяк, который ничуть не лучше любой дворовой псины, изредка?.. нет, не изредка кусающей любого прохожего за ногу и пытающейся его попросту загрызть, новое лицо – "анти-хакер" без тени должной вежливости в словах, даже старший Крид, но более прямолинейный и честный чем остальные. Возможно, его и можно уважать. И наконец Лилит, маленькое жалкое подобие взрослой жизни, которое вроде как всегда приходится прятать свою ранимую сущность и которая страшно жаждет жалости. Мартиник только теперь поняла, насколько её тошнит от такого поведения. Почему она теперь не пытается быть такой? Да потому что ей всё равно. Но гнев, который вызывали слова девушки всё рос, превращаясь в лавовый поток, ненависть являлась его подпиткой и весьма закономерной. Ведь несмотря ни на что, Натаниэль заслуживал уважения, пусть он и не идеален. Да что вообще кто-то из них понимает? Она сама еле догадывалась, что он чувствует, тогда как что-то у остальных не шибко получалось. Она знала, что стоит послушать ещё этого бреда, и она не выдержит. Да, в этом-то она оказалась права: нервы сдали. А это означало, что на последствия тебе уже наплевать.
- Хватит! – заорала она на Лилит. – Какого дьявола ты смеешь так говорить! Ты – жалкая маленькая стерва, которая не знает, куда девать свои гормоны! Всего-лишь нечто, что постоянно воет о том, как тебе тяжело, всю жизнь тебе хочется, чтобы тебя жалели. И ты ещё смеешь раскрывать свой рот? На твоём месте я бы поостереглась что-либо обсуждать, - она рассмеялась. – Ты забыла, что на свете не существует только одной Ашен или что у каждого существа есть свои потребности? Ах да, ты же так хорошо относишься к брюнеточке, что забыла, как она прокатала тебя по твоей собственной квартире? Интересно, если покопаться в твоей памяти, найдём ли мы что-то интересное? Что-то пошлое, что было совершено когда-то? Или ты просто строишь из себя невинную овечку? Детка, у меня для тебя новость: вокруг осталось одно бизонье говно, да и его много. Как тебе принятие такой реальности? Или ты как всегда будешь плакаться: "Пожалейте меня! Я такая несчастная!" - Мартиник скривилась, пародируя девочку. – Тошнит от этого. Все мы несчастны, и все мы заслуживаем того, чтобы гнить, но ты не имеешь права кого-то тут обсуждать и осуждать. И знаешь, тут каждый может спать, с кем ему будет угодно и молись, чтобы на тебя обратили внимание, - она прекратила. Злоба вышла. Поры закрылись. – Не беспокойся, мы её вытащим, по крайней мере, мы на это способны, и сделаем это не для тебя, фрау Штробель, а для мистера Эссекса. Потому что он здесь единственный, кто это заслужил.
Хватит лжи, хватит нытья. Хватит всего этого. Мартиник и бешенство. Бешенство и Мартиник. Истинное состояние. Иногад негатив приходит очень поздно, но никогда слишком. Можно любить всех и в то же время ненавидеть каждого. Ненавидеть за стереотипы, за недальновидность, даже за банальную глупость. Можно просто уничтожить себя, оставив прекрасное, чистое страдание, подарив его кому-то, кто является частью тебя. Чистота – это главное, ведь если ты можешь убить и без применения каких-либо предметов – тебе не будет равных. Ты можешь уничтожить веру человека, его желания, его мечты и цели, и от него ничего не останется. Главный смысл жизни – живи, как хочешь, ведь всем плевать. Мартиник это знала. Никто не будет волноваться, переживать, испытывать боль за кого-то. Никому не важно, что ты сегодня кого-то спас, ведь завтра это существо погубит тебя с лёгкой улыбкой ненависти. А она повсюду.
Теперь я вижу… - подумала она. – Даже с закрытыми глазами. Истинную сущность и Абсолютную Истину. То, что скрыто от глаз посторонних. То, на что мы тратим себя, - девушке стало легче. – Почему я не замечала этого раньше? – в миг её сознание перенеслось на пригорок над заливом. Неизвестное место и время. Но оно было отчётливо видно. Её лицо, подставленное под дуновение ветерка, чувствовало свежесть морского бриза, а руки подхватывало его дыхание. Но стоило ей сделать шаг в сторону, как мир изменился. Нет, внешне он остался тем же, но в то же время превратился в иной. Тени, отбрасываемые пригорком, травой и другими ландшафтными предметами, стали красными. Небо, море… всё это приобрело багровый оттенок, стало кровью. Вошёл дождь, принося затхлый запах, который казался девушке самым прекрасным, что она когда-то чувствовала в жизни. – Теперь я вижу… - ей это нравилось: но она "открыла" глаза. И её сознание вернулось "домой", в комнату с существами-мутантами, такими же, как она сама, но другими. Но словно она перенесла очищение. Прекрасное и фантастическое.
Oh yeah, ive been here before I can see it with eyes closed Shadows that look like blood Dead as far as the mind goes Fear that comes from my head Lives in the mirror Why wont you let me out? Does the evil excite you? Havent you had enough? Does the feeling controll you? (c) SHO
This is me for forever - One of the lost ones, The one without a name, without an Honest heart as compas. This is me, for forever, One without a name. This line - the last endeavour To find the missing lifeline...
Слова Марти, возможно, единственного мутанта из присутствующих, которого Лили по-своему любила, произвели на девочку странный эффект. С одной стороны, Лили прекрасно понимала, что Марти просто надо выплеснуть все то негативное, что переполнило чашу ее терпения, с другой стороны, ее слова задели какую-то потаенную струну в сознании Лилит. Струну, отвечающую за воспоминания. В течение всей тирады Лили стояла молча, опустив безумные глаза, в которых еще проклевывалось некое подобие рассудка. Нет, Лилит не чувствовала себя виноватой. - Стервы не воют, Марти. Стервам не нужна жалость. Стервы - личности сильные. Не переоценивай меня так сильно. "Мне никогда не стать такой сильной, как ты" - Действительно, я всего лишь нечто, что желает всю жизнь, чтоб его пожалели. Но попробуй представить себя на моем месте. Ты говоришь, здесь каждый спит с тем, с кем хочет. Знаешь, меня минувшей ночью как-то не спрашивали, хочу я или нет. Я содрала себе горло, воя о помощи и жалости, когда меня с гоготом насиловали трое здоровых мужиков, но никто не выглянул, даже просто для того, чтобы посмотреть, что же там творится. Да, ты права - вокруг одно бизонье дерьмо. Лили подняла голову и глаза. В них не было той сумасшедшей рассредоточенной ненависти, которая жгла сетчатку ее глаз перцовым пламенем пять минут назад. Они постепенно приобретали свое обычное выражение - тихую, незаметную обреченность. И говорила она очень тихо - горло нещадно болело. - Ты не знаешь, что я чувствую, как я чувствую. Тебе кажется, что ты все понимаешь, но... Марти, ты не хочешь понять очень многое. К примеру, ты пришла сюда по своей собственной воле, в а меня привезли, выдернув из-под капельницы, в полусознательном состоянии. Ты сейчас стоишь одетая, обутая. В твоей голове - полный порядок. Хотя... да, ты права, я не буду отрицать очевидного. Здесь стоит жалкое и беспощадное нечто. Жал-ко-е.
Oh, how I wish For soothing rain, All I wish - is to dream again. Once and for all And all for ones - Nemo my name forevermore.
- А многие считают стерв абсолютно иными, - усмехнулась Мартиник. Её разум снова остыл, но ненадолго. Это было лишь игрой в прятки её сущности со здравым смыслом. Но пока она вполне вменяема, можно расслабиться. – Видишь ли, стервы весьма часто бывают очень ранимы, только совершенно вменяемые могут позволить себе такую роскошь, как безразличие. И я могу? А кто-то думает иначе? – про себя улыбнулась Мартиник. Слова, далее произнесённые её оппоненткой, не вызвали ничего кроме очередной, холодной улыбки. Всё всегда ведь происходит и со всеми.
- Трое здоровых мужиков? – переспросила она. – А когда их пятеро, шестеро, семеро? Не страшнее ли это? – тогда это было тяжело. Тогда это было очень страшно, но до неё и пальцем не успели дотронуться. Эпизод этот Мартиник просто стёрла из памяти. Она переступила через больных и переступит через это. Да, было страшно, но остальным было ещё хуже. Мартиник посмотрела на Реган и улыбнулась. Сестра была единственной, кто знал, что она натворила. Отец бы убил её, но не за то, что она могла воспользоваться способностями. Почему-то тот период не особо отразился в перемене её характера, возможно, сделал её более серьёзной. Тогда, ещё брюнетка, она была более живой, чем сейчас, когда стала блондинкой. Уж кто-кто, а этому факту могли бы порадоваться ненавистники светловолосых дам. Ну а кто она теперь? Просто тело. – Надо уметь постоять за свою честь, достоинство, если есть, конечно, за что, - отрезала девушка. Мартиник никогда не учили быть сильной, это просто всегда было её желанием, которое она выполнила без чьей-либо помощи. – Ты не можешь быть сильной? Тогда не стоит пытаться, - она отвернулась от Лилит. – Я не знаю, что ты чувствуешь и как ты чувствуешь? А ты хоть раз думала о том, что чувствуют и как чувствуют другие? Ты в чём-то пытаешься упрекнуть меня? А зря. Да, я пришла сюда сама и приобрела здесь огромное желание получить важные для меня знания, уничтожить то, чего я всегда боялась. И у меня это получилось. Кто упрекнёт меня в том, что я смогла использовать случай, подвернувшийся мне под руку? Дело в том, что я не боюсь смерти. Знаешь, как реагируют лягушки, когда ты их разрезаешь садовыми ножницами? Они лишь один раз совершают толчок какой-нибудь из своих лапок, потому что знают, что им вот-вот наступит конец. Они не боятся. А мы – это лягушки, поскольку все мы умрём, даже если дёрнемся.
Она что, прикололась про порядок в голове? Боже, какие дитятки пошли. Забавные, да-да. Сначала хотят убить, а потом лезут целоваться. Перебьются, - как ни странно, эта фраза прекрасно подходила к ситуации, описывая её абстрактное значение. – Слушай, ты ведь сообщишь нам, когда к тебе в голову прибудет порядок? Интересно, с чем связано проявление подобного "подсказочного" интеллекта в голове протагониста? Наверное, оно обусловлено чрезмерной активностью серого вещества. Ах да, мы же забыли, что у блондинок его нет. И незачем пытаться напрячь то, чего не существует в природе. Инстинкты, батенька, решают всё. Теперь понятно, как Реган смогла побороть своё желание размышлять логично, - догадалась Мартиник.
Её сестре просто это не нужно было. В извращённом сознании не существует таких понятий, как хорошо или плохо, а такая перспектива грозила и Мартиник. Девушке ужасно захотелось произнести какую-нибудь окончательную и бесповоротную глупость, чтобы всем в холле захотелось бы повеситься, застрелиться или совершить тому подобную вещь, но она не сказала, а вместо этого просто подумала: Как хорошо, что я не беременна. В этом случае мог бы произойти полный казус. Мартиник не изрекла сию фразу вслух: словесным анурезом она не страдала, а вздохнула, затем зевнула, прикрыв рот ладонью, и сложила руки за спиной.
C'est devant soi Qu'il faut se voir La vie n'est pas toujours Ce que l'on croit C'est devant soi Que je veux vivre J'ai devant moi beaucoup de vies et de rires. (c) Mylene Farmer
Не терять самообладания – как бы сложно это ему не давалось при данных обстоятельствах, было все-таки необходимостью. Он вновь повстречался с командой, и не горел желанием проявить себя размазней. Они просто не привыкли видеть слабого Господина Злыдня, и тот это отлично понимал. Сам к себе еще не привык… Только теперь Натаниэль обратил внимание на многочисленность гостей, хотя… гостей ли? Большинство было настолько заинтересовано в сотрудничестве с ним, что вполне могло составить Мародеров-2. Меньше выдержки, дисциплины – но все же рабочая сила, как в дополнение первоначальному составу. Им было далеко до уровня таких головорезов как Ким, Вертиго или Виктор, но при наличии садистских наклонностей и стремлении возможно все. - Рад Вас вновь увидеть, Мартиник. – часть речи девушки Натаниэль позволил себе пропустить мимо ушей. Странно, казалось бы, такое обращение к нему являлось непозволительным, однако мисс Джейсон казалась настолько выгодным союзником, что сдерживать себя становилось намного легче. – Если Вы желаете присоединиться к операции – не имею никаких возражений. Я только поддержу Вас в этом решении. – Мутант слегка повернул голову – Вас, Реган, это так же касается. Шифратор, как того и следовало ожидать, предпочел оставить последнее слово за собой, чему, впрочем, Эссекс и не воспротивился бы – никому кроме него больше не хватит наглости продолжить награждать друга колкостями, а значит, последняя реплика была завершающей в их разборках, по крайней мере, на ближайшее время. Мастер ранее предварительно не отчитывался в своих мотивах перед Мародерами, вводя их лишь в курс непосредственно самого задания, не собирался делать этого и сейчас. На вопрос Кима ответ последовал однозначный: - Стоит. К тому же Натаниэль отлично знал, насколько привлекательным для Мародеров является шанс устроить очередные зверства, в каком бы расположении духа команда не находилась. Оставалось установить местонахождение Стефена. Эта мысль сразу же сменилась следующей, которая прежде долго вертелась в голове. Где Виктор? Взгляд, обращенный в сторону двери в подвал, остановился на приближающемся субъекте в черном кожаном одеянии и с ноутбуком в руках. Очевидно, тот, не без чьих стараний в доме был устроен разгром. - Доброе утро – в том же тоне последовал ответ очередному нежданному гостю, появившемуся из подвала. Почти наверняка у него имелась важная информация для Синистера, и почти наверняка… - А-а-а, наш дорогой господин Эссекс?– детский голос, раздавшийся за спиной, звучавший настолько язвительно… Нет, это была определенно не она. К своему удивлению Натаниэль, обернувшись, обнаружил, что ошибался. Перед ним стояла Лилит фон Штробель. Та, которой пришлось столкнуться с суровой реальностью. Та, которой еще предстояло узнать, как разительно мир отличается от тех наивных детских представлений. Та, которой предстояло расстаться с надеждой. Этот процесс всегда протекал болезненно. Уж не Натаниэлю ли, в свое время руководившему приютом, это не знать. Но даже теперь подсознание подсказывало, что пощечина неминуема… Если бы не вмешательство Мартиник. Той, что уже приняла этот мир и его законы. Той, что подходила к финальной стадии перевоплощения в мародера. - …он здесь единственный, кто это заслужил. Вот что признавала девушка теперь, когда вера в добро была уже окончательно сломлена. Она продолжала верить в силу. В естественный отбор. Как же близки были эти представления самому Злыдню… - Довольно – сдержанно и холодно произнес он. – Лилит, я представляю, сколько всего выпало на твою долю. Это только цветочки. Прими все как данность. Преодолей. Или умри. Уверившись в том, что больше сюрпризов со стороны девочки ждать не придется, Натаниэль развернулся к новому гостю. - Я Вас слушаю.
Наверное, действительно стоило все это понять и принять. Стоило наконец осознать, что все, что ты делаешь для людей, ради людей, - впустую потраченные силы. Все, что ты делаешь ради них и для них – не более чем пустой звук в громаде давящей тишины... Хватит, Лили, обманываться детскими сказками о доброте и справедливости, хватит утопических мыслей о взаимопомощи и равноправии, хватит. Это – мир, реальный мир, с его грязью и непотребностями, с его ложью и показной простотой... Хватит. Она не ответила ни Марти, ни Эссексу. Довольно с неё. Единственным её желанием было уйти отсюда, уйти из этого чёрного дома на не менее чёрную улицу. Не хотелось ни возвращаться домой, ни в больницу. Лили знала, что дома – сущий кавардак, а в больнице ей все равно не обеспечат нужного ей ухода. Хорошей мыслью было бросить всё и уехать куда-нибудь в Ирландию или Австрию, благо, денег было предостаточно. Там начать новую жизнь, наконец-то отдохнуть. Хоть немножко. Запереть себя в чугунный сейф, чтобы не могла вырваться – бежать, бежать, чтобы исцелять раненых и несчастных, не задумываясь о том, что ее-то никто не исцелит. Потому что надоело. Потому что довольно. В каждом ее неторопливом движении читалась усталость. Лилит и правда устала, слишком трудные дни выпали на ее долю. Хотя то, что она до сих пор не потеряла сознания, ее немного удивило, ведь нехватка сил была катастрофической. Наверное, в этом заслуга Триады – новый вид энергии, непривычный и довольно-таки долгоиграющий вкус. Возможно, именно энергия Триады поддерживала ее сейчас. Во всяком случае, девочка смогла добрести до дивана и рухнуть в него. Тело ее обмякло, но глаз она не закрыла. В них еще горел тот алый уголек, что придавал ее медовым глазам хищный жёлтый цвет, цвет желчи и сарказма, цвет ненависти. Где-то в углу дивана закатилась пачка сигарет, столь желаемых девочкой последние три дня. Ее тонкие пальцы привычно открыли пачку, неконтролируемым движением, превратившимся в условный рефлекс, достала сигарету, поднесла к губам и, чиркнув зажигалкой, которая оказалась там же, в пачке закурила. Нервно так, торопливо. Руки ее тряслись, а ресницы подрагивали. Горло отчаянно чесалось и саднило... А еще Лили знала, что минуты три, максимум, пять, - и лёгкие начнёт терзать рваной болью... Но все это – потом, потом, а сейчас – вожделенная сигарета...
Когда прозвучало это "я слушаю", Алан вздохнул с облегчением. У него сложилось четкое впечатление, что он оказался при каком-нибудь королевстком дворе времен Ренессанса, когда все шипели друг на друга, будто змеи - еще чуть чуть и в ход пойдут ядовитые клыки - соревнуясь за благосклонность сеньора. Тут можно было раздавать роли, как для плохой постановки. Вот эта рыжая малявка - кстати, знакомые все лица - безумный менестрель, надрывные и сопливые баллады о которых любят немецкие металлисты. Кореец - типичный злой шут, блондинка номер раз - отвергнутая, но все еще прекрасная и коварная фаворитка... ну и далее по тексту вплоть до короля, который подозрительно вежлив и спокоен во всем это дурдоме (за что незамедлительно получил глубочайшее уважение Линдена). Впрочем, расслабляться не стоило, исходя из наблюдений Терабайта, такими люди обычно становились, будучи доведены до последнего предела, когда еще немного, и трупы будут громоздиться штабелями. А вообще, проблемы, заботы и интриги этого маленького общества Алана мало занимали. Он пришел сюда работать, и да будет работа, ибо надоело переминаться с ноги на ногу. Пафос и патетика момента как-то не впечатляли, радовал только Крид и хозяин дома, единственные здесь люди, кажется, способные думать о деле. Даже сероглазая, хоть и произнесла по этому поводу пламенную речь, явно заботилась исключительно о собственных эмоциях и о том, куда бы вылить накопившийся яд. - С вашего разрешения, - все так же по-английски сдержанно отвечал Алан, устраивая ноутбук на одном из уцелевших стульев. Открытый, он включился, казалось, сам по себе, мигнул, загрузился, затем на экране развернулась все та же карта: - Звонок из этого квартала, судя по сверению номеров, поступил из гостиницы 346INN, - бесстрастно комментировал программист возникающие на карте красные пометки, - точнее сказать невозможно, у них там внутренняя АТС. Точный адрес - вот. Второе: система отлажена, следы взлома убраны вплоть до сервера банка. Все работает. Вот так. Произносить что-либо лишнее у Линдена не было ни сил ни желания. Вот именно сейчас он понял, что устал. Хотя, конечно, сам виноват, вторые сутки на кофе и энергетиках - привет, здравый смысл! - и кибер-дуэль с кровопусканием в финале. Зато забавно, но душевный подъем от протестов организма не спасает. Обращался со своим "рапортом" он скорее все к тем же хозяину дома и Криду, ибо а) наниматели б) кажется, единственные здесь вменяемые.
Крид стоял за спиной Алана и сохранял выжидающее терпеливое молчание, хотя последние капли спокойствия и самообладания неумолимо ускользали с каждой минутой все быстрее и стремительнее. Действие – вот что было на самом деле необходимо, но картина, разворачивавшаяся у него перед глазами заставляла зверя медленно но верно приходить в ярость. Еще бы! Мародеры как с цепи сорвались и будто совершенно не слышали слов Натаниэля, словно их давно вошедшие в местную традицию перепалки стали вдруг делом первостепенной вселенской важности. В то время как истинную значимость имело совсем, совсем другое! Нет, конечно, исключительно логически их можно было понять – ни Ким, ни Вертиго никогда не отличались тягой кого-то спасать, тем более того кто пусть даже потенциально, но все же мог потеснить их с насиженных тепленьких пьедесталов, за которые они так тряслись годами в тихой ненависти к друг другу и всему миру - все они здесь, включая и самого Виктора, были в достаточной степени негодяями, бессердечными головорезами со своими тараканами в голове… Но обнаглеть настолько, чтобы обсуждать приказы?!
Первой жертвой, ближней мишенью для вырвавшегося, наконец, на свободу негодования Крида стала Вертиго. Когда-то давно, когда она – тогда еще дикая гостья в этом мире - только появилась в стенах этого дома, девушка до определенного момента даже внушала в какой-то степени чувство, сравнимое с умилением, какое вызывает у взрослого симпатичная детская игрушка, с коей забавляется ребенок, пока она ему не надоедает, сменяясь новой, вызывающей чувство еще большего умиления. Сейчас же Вертиго – самодовольное стервозное воплощение рафинированной американской мечты - откровенно раздражала Крида. Все в ней – от пустого, бездушного, водянистого взгляда до кончиков ее идеальных ухоженных ногтей.
Вот дрянь, ты говоришь: "с кем-то..."? Лэйрин тебе не "кто-то"!
Последние слова Вертиго привели зверя в бешенство еще и оттого, что Крид вполне реально осознавал возможность того, что блондинка права, и в эту самую минуту, пока они тут попусту провожают время, Стефен с садистским удовольствием претворяет в жизнь свою угрозу, сформулированную в форме издевательского вопроса Натаниэлю. С трудом дождавшись, пока Ким изольет на нее новый поток своих изобретательных насмешек, и мысленно отблагодарив корейца за это и за то, что хотя бы в нем Виктору не приходилось разочаровываться, Саблезубый не дал ей времени на ответную реплику, грубо схватив за плечо и рывком развернув к себе лицом. - Заткнись… - признаться, он ожидал от себя куда более длинной и содержательной, богатой на грязные эпитеты тирады, но одно то, как угрожающе и зловеще прозвучало это единственное слово, исчерпало все, что могло бы быть сказано. В глазах Виктора будто тлели угли, готовые в любую секунду вспыхнуть мгновенно испепеляющим адским огнем.
Едва Линден успел начать разговор по существу, как в гостиную ворвалась непонятно куда до этого прежде подевавшаяся безумная рыжая малявка, глаза у нее горели пылающей злобой, надо признать, едва ли не ярче чем у самого Эссекса в былые минуты пика ярости. Однако, впечатляюще… Определенно, здесь словно сами стены влияли на людей совершенно особенным образом, искажая психику. И вот очередной прогресс налицо – маленькая рыжая бестия так и сыплет ядовитыми оскорблениями в сторону Натаниэля. Виктор, разумеется, в глубине души понимал, что Лилит совершенно не права, ибо девочке не дано было видеть изнанку души Эссекса, как она сейчас раскрывалась перед Виктором. Ему не нужно было обладать даром телепатии, чтобы видеть как осознание собственной вины, боль и липкий страх настигли Натана ударом меча вполне заслуженного возмездия – Виктор просто слишком хорошо изучил его за столько лет. Другим было этого не рассмотреть, для других слова рыжей и были той очевидной, простой как пять центов и пошлой как весь этот век "правдой". На самом же деле – только видимость. Но, тем не менее, создавшуюся видимость девчушка расписала отменно, красочно и, что главное, весьма правдоподобно, достойно восхищения. Несомненно, Виктор понимал, отчего Эссекс был вот-вот готов сорваться; понимал, что для Натана Лэй никогда не была "игрушкой на ночь", хотя он и сам недавно обвинял его в том же примерно теми же словами. Ошибался… И только поэтому все еще тратил драгоценные минуты на то, чтобы быть здесь, по-прежнему приняв исполнение роли идеального командира.
Что ж, Нат, сейчас ты вполне заслужил, чтобы все они считали теперь, что Лилит права на твой счет. Но хочется верить, лишь до тех пор, когда ты наконец словом и делом докажешь обратное. Натаниэль Милберри ведь все еще джентльмен, не так ли?
Крид было сам уже хотел заставить Лилит замолчать, пока никем не было совершено новых ошибок и потрачена еще масса времени, которого и так у них не было, но старшая Вингард его опередила. И совершила тем самым фатальную ошибку, сильно, очень сильно разочаровав Виктора... Однако тот не стал вмешиваться на сей раз – его мысли в это время были уже заняты куда более важной стратегией, нежели попытки погасить разгоравшийся между девушками конфликт. Когда же вся грязь была, наконец, выплеснута наружу, Саблезубый по-отечески положил руку на плечо Мартиник, и тут же безжалостно сжал его стальными тисками своих пальцев, шепнув с изрядной толикой холодной злости в голосе, на самой грани слышимости и почти не шевеля губами: - Довольно, девочка. – все же что бы там ни наговорила Мартиник, такого раздражения как Вертиго она не вызывала, хотя бы тем, что выказала желание немедленно помочь, хотя вряд ли представляла как это сделать.
Дослушав предельно ясный доклад Алана, Крид, в очередной раз восхитившись рассудительностью, самообладанием и логикой программиста, окончательно решил, что экзальтированные, пусть и жаждущие действия, дамы могут лишь навредить исполнению его плана, наконец вернулся к ровному, энергичному и не терпящему возражений тону.
- Натаниэль, не нужно. – Крид многозначительно обвел взглядом этих таких разных женщин и совершенно определенно отрицательно покачал головой. В нем сейчас говорил именно подкованный в стратегии и тактике командир. Он уже решил идти один, он уже рассчитал все, выстроил в голове картину предстоящей операции до мельчайших деталей, и никто не должен был нарушить этот идеальный план. Хотя кое-кто ему мог бы пригодиться для скорейшего вытряхивания нужной информации из администратора и в самом прямом смысле слова "отключения" возможных живых препятствий в виде секьюрити, но и это было, в целом, необязательно. – Ким, если есть настроение засветиться в вечерней криминальной колонке «Таймс», можешь пойти со мной, - бросил Виктор, давая тем самым ясно понять, что иных напарников ему не нужно. Крид вновь взглянул на Линдена и все-таки вспомнил о своих словах, касавшихся того, чтобы не лишать его возможности всласть поиграть с так запавшей в душу компьютерщика аппаратурой. - Этого парня зовут Алан Линден. – вновь обратился Виктор к Эссексу, - Лэй взломала твою систему, как ты уже знаешь, и именно поэтому я вызвал его сюда - ликвидировать все следы ее проникновения, прежде чем в дом явится криминальная полиция с ордером на твой, кстати, арест… Впрочем, у меян нет времени, а он гораздо лучше меня посвятит тебя во все подробности. – это было его последнее слово, окончательное решение. Виктор вопросительно обернулся к корейцу, дабы узнать присоединится ли Шифратор к нему, - Ким?
ООС: Ребят, оч прошу не спидпостить с героическими действиями (но это не значит – замолчать вообще!) и пока просто никому никуда не переходить. Ждем ответа Вертиго и после Кима и конечно самого большого босса!
I'm so sorry darling Did I do the wrong thing? Oh, what was I thinking?
Да, видимо все вокруг уже успели расставить себе приоритеты, и определились, что для них важнее остального. Кто-то жаждал внимания Натаниэля, кто-то им тяготился, сам Натаниэль же наоборот, сфокусировался лишь на той темноволосой девчонке, больше смахивавшей на молодого паренька, забывшего слово «еда». Все крутилось вокруг как карусель, не успеваешь даже отреагировать. Выпады Кима, приказы Эссекса, какие-то новые компьютерные гении, которые оказывается, спасли всем вокруг жизни и – черт бы их побрал – уже конечно знают, где и кого надо искать, опять же, непонятного вида побитые подростки… Особняк, который скорее был оплотом чопорности и высокомерия теперь стал больше похож на бандитский притон, каким он почему-то всегда оказывался в представлении киношных сценаристов и режиссеров. Балаган, ей богу, как будто понабирали какого-то сброда с улицы, по другому никак и не описать. Вертиго даже устала морщиться, все равно это было по меньше мере бесполезно. Еще и Виктор, этот вечно-недовольный и явно чем-то сверх меры озабоченный, вылез из подвала, вслед за запрятанным в кожу членом «USA Official Brainf*cking Team». Мало того, что вылез, но у Саблезубого была определенно лишняя иногда привычка лезть не в свои дела. Если уж Вертиго старалась делать это с беззаботным выражением лица, вроде «я не понимаю о чем вы, но мне все равно интересно», то Крид обязательно должен был выставить перед всеми свое Я, да еще так, что бы со всех сторон можно было рассмотреть. Сегодня вот они не поделили какую-то малолетнею… особу, если не сказать хуже. Еще бы подраться им и все просто как в старые добрые времена, но видимо у нашего мохнатого друга была другая цель на сегодня. Даже по его напряженному лицу и дергающемуся глазу, было видно что голубоглазая раздражает его до зубного скрежета. И чем же? Снова этим самым несовершеннолетним еще даже, по-видимому, фриком. Вертиго даже Киму ответить не успела, куда там! Саблезубый чуть ли не прыжками приблизился к ней и развернул лицом к себе, при этом чрезвычайно больно схватив за руку. - Заткнись… - только и прошипел он. Сегодня, видимо, у Виктора был не день словоохотливости, а словарный запас истощился до минимума. Однако горящие бешенством глаза говорили сами за себя. Они как будто налились кровью и только слепой, не прочитал бы в них что-то вроде «еще слово, и я сломаю твой позвоночник пополам вот этими самыми руками». Но Вертиго затыкаться не собиралась. Такой остро стоящий вопрос, а ей предлагают лишиться собственного мнения? Блондинка фыркнула, - Крид, скажи мне, милый, сколько лет мы знакомы? – левая бровь поползла вверх, выражая недоумение. Как будто за столько лет и столько зим он не мог привыкнуть к тому, что голубоглазая быстрее откусит себе руку по локоть, чем закроет рот и прикусит язык. - Ммм… подожди, подожди, как бишь ее? Ашен? – услышав отрывки монолога рыжеволосого подростка, который, как оказалось нанесли не далее как вчера тяжелую психологическую травму, а кому сейчас легко?, сказала она. Имя получилось в ее устах растянутым, блондинка как будто пробовала на вкус имя пресловутой брюнеточки. – Она что, вам обоим рога наставила? – теперь Вертиго просто в голос рассмеялась. Это была ее игра, ее партия, ее ария если угодно, и отступать от либретто было не в ее правилах. По сценарию, Виктор должен был ее ударить, причем так, что бы там отлетела к стене, потому блондинка даже прикрыла голову руками, которые тот предусмотрительно отпустил. Однако это выглядело лишь как продолжение фарса, черной комедии с непонятным сюжетом и непредсказуемым финалом. Девушка смеялась и не могла остановиться, ее смех, хриплый, прерывающийся, насмешливый очень органично вписывался в обстановку. Она уже начинала понимать, что еще секунда и если не Крид, то кто-нибудь другой разделит ее душу с телом, но остановиться было выше ее сил. В этом больном смехе было все – боль, страх, ненависть, ревность, обида, любопытство, насмешка, вызов… - Нет-нет, подожди теперь. Я пойду с вами, имею, между прочим полное право желать знакомства с этой таинственной Ашен, или все же Лэй, впрочем какая разница. – теперь лицо Вертиго стало серьезным, ну насколько это было возможным и ее глаза, голубые от природы, которые переливались сейчас от злобы, плескавшийся в них, изумрудным светом, уперлись прямо в Саблезубого. – Мне ведь абсолютно плевать, как ее имя, просто интересно посмотреть, что же в ней такого, что вас у вас от одной мысли о ней коленки трясутся. Отвечать на какие-то слова Натаниэля вообще не хотелось. В каждой шутке есть доля шутки, а если эта рыжая не выдумала все, то пусть мистер Эссекс и дальше развлекается в обществе блондинок, брюнеток, мулаток… Всему свое время.
Всё больше углубляясь в собственные мысли, Марго машинально подкуривала вирджинию. Маленькая Лилит к тому моменту уже давно исчезла внутри дома, вероятно обнаружив в себе силы и амбиции противостоять потоку действий со стороны девушки. Краем глаза Рита сквозь стекло автомобиля Рита видела как девочка с трудом поднималась по ступеням особняка. Она уже собиралась дернуться за ней, как молниеносно пришло решение остановиться. В конце концов, Рита была ей не матерью. И даже ни одной родственной связи между ними не было. Но что-то внутри тянуло помочь малышке, хотя бы помочь ей подняться по лестнице, если ей уж так нужно внутрь. Рита вдохнула горький дым. Ещё пол-сигареты. Надо было сэкономить хотя бы на сигаретах. Лилит не нужна была чья-то забота. И не потому что она уже в свои 16 такая самостоятельная, а потому что натура такая. Сколько Марго бегала за ней, начиная от самой больницы, ровно столько же встретила равнодушия. За чем то ей нужна была Ашен, словно невидимая связь была между ними. Марго затянулась последний раз и выбросила бычок на влажный асфальт. Сейчас она будет разговаривать с их боссом. Не наблюдая волнения, как это обычно бывает при приёме на работу (возможно курение и впрямь успокаивает), девушка направилась в дом. Внутри малышка, казалось хмельная, толкала речь. И если бы Рита уже работала у Эссекса, возможно бы она оценила правдивость или нелепость слов Лил. В центре холла находилось некое кол-во людей. При входе в дом девушку опередили двое людей. Рита подошла ближе к этому скоплению, но стала позади девочки, чтобы та, увидев её не решила, что Марго нанялась к ней в няньки. Все, как мухи, облепили босса, и каждый что-то говорил. затем Эссекс бросил каждому по краткой, многозначительной фразе. Рита дожидалась пока их беседа не кончится, чтобы в кои-то веки «предложить свои услуги»... -Доброе утро,- произнесла она.
Шифратор сегодня определенно был в духе – утренняя расправа над своим временным шофером заново осветила его жизнь новыми красками, а встреча со старыми друзьями, несмотря на присутствие и новых, раздражающе немародерских лиц, переполнила его благодатной энергией разрушения, струящейся по его сосудам в самый центр своих притоков – молодое черствое сердце, знавшее лишь маниакальную радость кровопролития и психологических издевательств над его жертвами. Та же Вертиго, стоявшая рядом с ним и с завидным терпением выслушивающая его подколы, прекрасно понимала это, потому, видимо, предпочитала сохранять спокойствие духа, зная, что грубость только раззадорит злобное воображение корейца. Девчонка, буквально ввалившаяся в помещение, вызвала у него легкое недоумение своим видом, странным даже для неуравновешенных людей, коих он прекрасно успел насмотреться в своей жизни. Бровь Кима немедленно поползла вверх по мере того, как Лилит бросала одно за другим все новые обвинения в мистера Эссекса, но под конец Сунг, едва сдерживавшийся, чтобы не выдать себя не слишком уместным проявлением чувств, расхохотался, не в силах удерживать в узде рвущееся наружу сумасшедшее веселье. Нет, определенно, этот день был лучшим в его жизни… во всяком случае, за последние три месяца, которые Шифратору довелось провести в бегах от спецслужб. Тем более что вслед за тем венец пародиста в комедии жизни взяла себе Мартиник Джейсон со своей тирадой, звучавшей особенно резко с ее звонким голосом. Вы только посмотрите, сколько злости… кажись, сексуальные отношения с Дереком были не столь частым явлением в ее жизни. А теперь бедняжка и вовсе лишена надежды на спасение. Губы Кима растянула гадкая ухмылка, шедшая вровень с его грязными мыслями, одна за другой рождавшимися в его сознании. Обстановка хаоса, впрочем, жила недолго, прерванная действиями Виктора, который не замедлил заткнуть Вертиго еще до того, как она успела что-либо ему ответить и прервать Мартиник, которая уж точно не упустила бы возможность дать Киму повод для новых полетов фантазии. Что же он хотел? Прельстить заслуженной славой, которая паническими заголовками пробежит по городским газетам, вновь напомнив жителям Нью-Йорка о Корейском Психопате? Не тот масштаб действий. Пусть Крид и знал, что может побудить Шифратора изменить свою точку зрения, но тот не собирался делить с кем-то первую полосу, тем более с Виктором, изрядно растерявшим свою прежнюю кровожадность… Да и спасение утопающих… В конце концов, я знать не знаю эту девчонку… Пускай слизняк Гиллори развлечется в свое удовольствие. Тем не менее, ссориться же со старым приятелем, на счету которого были сотни жертв – перспектива, также не внушавшая Киму благосклонности. Озвучить свои мысли – значит взбесить Саблезубого, для которого крохотная фигурка неизвестной девушки, недавно прошедшей вдоль холла прямо навстречу своей погибели, судя по всему, превратилась в навязчивую идею. Дилемма, однако, имевшая решение. Вертиго, очевидно, доведенная царившей вокруг напоминавшей анархию обстановкой – насмешками Кима, яростью Виктора, не прекращающимися разговорами о новой «фаворитке» Эссекса, - словно в безумном каскаде чувств кидала один выпад за другим. В глазах корейца даже промелькнуло что-то, отдаленно напоминавшее сочувствие – реакция Виктора, которой девушка настойчиво добивалась, явно не предвещала для нее ничего хорошего. Сунг с усмешкой покосился на Мартиник, которой все-таки хватило сообразительности не злить правую руку мистера Эссекса и вновь перевел взгляд на вечный объект его остроумия. Две жертвы собственных чувств – одна была безвозвратно сброшена с пьедестала, другой, если верить той рыжей девчонке, еще только предстояло попасть на него. Но если Вертиго, не ведавшая жалости ни к одной из своих жертв, уже давно стала частью команды, то Мартиник только предстояло стать подлинным Мародером. Последнее испытание… Сюрприз, Марти… Уж я-то знаю, как развеять твою грусть. - Нет, спасибо, Виктор, - с улыбкой до ушей протянул Шифратор, отходя в сторону от Вертиго, поближе к мисс Джейсон, чтобы случайно не попасть под его удар. – На сегодня для меня хватит однократного газетного упоминания о бойфренде Мартиник, который сегодня случайно сел на мой нож, когда подвозил меня до дома… Пардон, бывшем бойфренде Мартиник. Тихий смех, обращенный куда-то в сторону, далеко от Крида и Вертиго, которых он предпочел оставить наедине, прямо к самой Мартиник, чьей реакции он и добивался своими откровениями.
Вертиго, разумеется, ничего не поняла и не последовала умному совету, но вместо того продолжила самозабвенно исторгать потоки яда в адрес Лэй. Ревность, зависть, злость, ненависть… как все-таки жалко она выглядела в своем бессилии повернуть время вспять. И с каждым новым словом, нахалка вызывала у Виктора к себе только еще большее отвращение. Как только Натаниэль терпел эту змею рядом с собой столько лет?! А впрочем, прежде он пытался казаться иным и, надо заметить, сыгранная под маской Мистера Злыдня роль ему отменно удавалась до тех пор, пока однажды пасмурным холодным мартовским утром маленькая неестественно хрупкая девчонка с улицы, на все вопросы в мире имеющая свой собственный идущий вразрез с общепринятым мнением простой и гениальный ответ в горящих жаждой жизни огромных, наполненных непроходящей грустью, глазах, не заставила его на все взглянуть иначе без самообмана, не напомнила ему о том, кем он являлся на самом деле, не разбила ледяной кокон бесконечного фарса, заставив Натаниэля в конце концов оторвать от лица почти уже приросшую к нему маску, наполнив все вокруг огнем настоящей жизни... без сожаления потратив на это собственную без остатка, сгорев в этом пламени. Нет, Вертиго конечно никогда не была способна на такое безрассудное самопожертвование, да и никто другой ни прежде, ни в будущем, пожалуй, не сумел бы. А значит, никто и ни в чем не имел права осуждать Лэй. Никто… и уж тем более – она.
Еще несколько мгновений Виктор сверлил блондинку взглядом полным ярости и презрения, пока та, никак не желая прикусить язык, не думала прекращать этот свой поток грязи в сторону Лэй. Дождавшись, когда она прервалась, дабы набрать в легкие побольше воздуха для очевидного продолжения, Крид по-прежнему тихо и неправдоподобно спокойно произнес, предварительно легким движением оторвав ее руки от головы и закрутив за спину, все еще удерживая ее, как куклу, лицом к себе: - О, дорогуша, я знаю тебя достаточно долго и хорошо, чтобы судить о том, как ты деградировала, растеряв последние остатки здравого смысла, который заменила ничем неоправданной наглостью.– краем глаза Саблезубый заметил, что Ким предусмотрительно увеличил дистанцию, несомненно догадавшись о том, что спокойный ровный тон в момент пика ярости Виктора говорит лишь об одном. О том, что еще несколько секунд, и сжатая до предела пружина его терпения сорвется, а уж предсказать, что случится в следующее мгновение, не решался, видимо даже чокнутый кореец. Но, без сомнения, ничего хорошего для Вертиго этот тон не сулил. И все же на последнюю реплику голубоглазой Крид не замедлил ответить, негромко рассмеявшись ей в лицо. - А в ней - все то, чего в тебе никогда не было, нет и не будет. Но это, впрочем, все равно выше твоего понимания, дрянь. Виктор вновь всмотрелся ей в глаза – ни капли понимания, лишь по-прежнему ревность, зависть, ненависть, злость и глупое желание бросить вызов, не имея при этом ровным счетом никаких шансов его выдержать. О, да… Он знал ее великолепно и сейчас читал в ее глазах, как в раскрытой книге первобытный страх. Страх затравленного зверька оказаться вне стаи, тем самым потеряв все шансы на выживание в этом жестоком мире. Но в тоже время даже ради того чтобы не оказаться за бортом, Вертиго не желала признавать теперь утрату своих выгодных, но преимущественно выдуманных ею же позиций придворной фаворитки. Позиций, которых, может, на самом деле и не было никогда; которые хоть и вписывались по традиции в понятие «придворного этикета», но от начала до конца были слишком похожи на дешевую фикцию и без остатка рассыпались в прах, стоило только Натаниэлю прекратить затянувшийся фарс, очнувшись от более чем векового сна. Пониманию же места в ее глазах не нашлось. Увы, все это выглядело таким мерзким, таким жалким, что терпеть дальше просто не было ни желания, ни сил. Да и не выплеснутая наружу ярость только бы помешала Криду сохранять холодную голову во время проведения в жизнь плана, а это было совершенно ни к чему.
Сокрушительный удар наотмашь могучей когтистой руки пришелся Вертиго по лицу, одновременно отбрасывая ее на пол к камину, где на тлеющих углях от прекрасного портрета, столько лет занимавшего место и значимость «иконы» в доме Натаниэля, остался теперь лишь серый пепел. - Все идет, все меняется. - усмехнулся Виктор и с сарказмом отметил он вслух выстроившуюся в голове аллегорию. Нет, разумеется он не сравнивал Вертиго с Ребеккой, хотя бы потому что тут попросту не было места для сравнения, но самонадеянная блондинка тоже была частью того, что Натаниэль для себя теперь перечеркнул. Ну вот и все… Ярость высвобождена, и ум вновь был ясен и расчетлив, как и полагалось сейчас. Виктор смерил взглядом Мартиник, до которой, кажется, еще доходил смысл сказанных слов корейца, перевел взгляд на самого Кима, по-прежнему злорадно хихикающего. Словам корейца Виктор не придал особенного значения, не вникая в то, шутил ли Ким вновь или в самом деле сотворил то о чем только что сказал, да это было и не важно. Кореец решил остаться, что ж… В конце концов Шифратор еще успеет поиграть в свои садистские игры со Стефеном, когда с его аферой будет покончено… конечно, если сэр Гиллори переживет грядущую встречу с Виктором.
Мартиник ничего не сделала, чтобы сбросить руку Крида, даже боли не почувствовала. Она просто подумала: Иди к чёрту, Виктор. Тебе там самое место. Удар был, но он пролетел мимо. Даже футболисты порой бьют точнее, реализовывая самый лучший и напряжённый момент и превращая его в гол. В данный момент реплика Сунга не подействовала. Мартиник не отреагировала на его реплику в гневной манере. Защитная реакция? Вовсе нет. Просто неинтересно. Пусть когда-то ранее и было больно, совсем немного, но что теперь вспоминать старое? Да, был факт убийства, да, это совершил Шифратор. Но кому какое дело? Прожитые этапы легко переступаются и дальше можно смотреть с желанием существовать. - Великолепно, - спокойно произнесла Мартиник. – Конечно, я не могла бы ожидать от тебя такого шага, это скорее свойственно Реган, а не какому-то убийце со стажем. Извини, что не могу порадовать окружающих страшными слёзами скорби, сожаления и бурным желанием мести, - а мне бы хотелось? Нет. –И прости, что не благодарю тебя за то, что избавил от ненужной обузы, груза, который бы тянул к себе, - она зевнула и прикрыла рот ладонью. – Не выспалась. Так держать. В скором времени ты станешь хоть чуть-чуть похож на мою сестру,- если это вообще возможно, - её забавляло само понимание того, что кто-то, сообщив ей "ужасную" новость, не может сдержать радости, только с какой стати ей самой должно быть грустно? - Всегда нужно выкидывать то, что не жаль. Как гардероб женщины меняют своих партнёров, и только полные идиотки держатся за кого-либо, стремясь к постоянству.– Но, если продолжишь своё романтическое общение с Вертиго, тебе не достичь даже начального уровня.
Дальше Вертиго заплатила за свои реплики пощёчиной от Крида, надо сказать, довольно грубой, но, конечно же к месту. Она отчего-то знала, что хоть и по джентльменскому кодексу дам бить нельзя, но Крид не слишком напоминал джентльмена, а Вертиго и вовсе не напоминала даму. Мартиник скривилась и уселась на диван, подперев тыльной стороной ладони голову. Развлекайтесь, а я слишком устала, - она закрыла глаза и задремала. – Хотя неплохо было бы прогуляться по магазинам, - эта мысль уже, казалось, не принадлежала ей самой, а кому-то иному с её манерами, лицом, фигурой… Теперь она абстрагировалась от внешнего мира, погрузившись окончательно в свои грёзы. Ей снилось всё то же море и жуткое одиночество, которое принимало самые разные обличия, в том числе и всех Мародёров, которых она когда-либо встречала на своём пути-линии жизни. Даже во сне мир искажался, превращаясь в нечто иное, абстрактное и слишком точное, меняя цвета, искривляя линии, обезображивая даже её собственную сущность до того, что она сама начала не узнавать себя. Однако это было лучше, будто её очистили и объяснили в очередной раз очередной закон бытия. Где-то в этой реальности она начала искать свои страхи, пытаясь выявить хотя бы один, но не могла. От обиды ей хотелось убить кого-нибудь, и этот кто-нибудь появился. Это был Дерек. Такой же, как и всегда. Мартиник улыбнулась. Казалось, она улыбается не только во сне, а наяву. И так оно было на самом деле. - Мне это нужно, - прошептала она до того, как вскрыла неизвестно откуда взявшимся ножом его грудную клетку, выворачивая его кишки наружу. Она снова чувствовала себя ребёнком, как тогда, когда они с сестрой наперегонки вскрывали лягушек, которых было огромное множество там, где они жили. Она чувствовала себя подростком, сквозь сон вспоминая об уроках анатомии, где ей поставили наивысшую оценку за то, как она мастерски живьём вскрыла зайца, упиваясь его криками, будто его резали. Мартиник проснулась с блаженной улыбкой, голова её покоилась на подлокотнике кресла. Чувствовала она себя в этот момент как никогда бодрой и отдохнувшей, хотя прошло не слишком много времени.
Кроваво-красные глаза по-прежнему наблюдали за человеком в черном одеянии с двухметровой высоты. Сдержанный тог, четкое произношение… Уж не киборг ли? – на мгновение пронеслось в голове Синистера. Эту версию стоило в ближайшем будущем проверить. Откуда, собственно, у Виктора взялись такие знакомые? Тем не менее, нужная информация была получена, и причин для отлагательств вроде бы и не было, если не учитывать так и не прекратившиеся склоки и неожиданные истерии Мародеров. Атмосфера была довольно скверная, уж точно не располагающая к новым миссиям. Это, должно быть, и было подмечено Саблезубым – тот решил немедленно направиться на место, не теряя попусту времени на бессмысленные скандалы. По правде говоря, он не переставал удивлять Натаниэля своим поведением – что-то в этом звере изменилось. Или может, сам Эссекс только сейчас это «что-то» сумел разглядеть? Он бы и сам, разумеется ,отправился вместе с Виктором если бы не нынешнее его состояние. Идти сейчас к врагу означало бы погибнуть. Тем не менее он не терял надежды присоединиться к старшему Криду в самое ближайшее время. - Отлично, это ценная информация. – Натаниэль вновь обратился к человеку с ноутбуком. Теперь было ясно, что киборгом тот являться не мог по определению – уж очень киборги были бы ограничены в действиях по отношению к самой кибер-богине. Значит, почти наверняка, его собеседник являлся мутантом. Не успел Злыдень опомниться от этого знакомства, как на горизонте появилось новое лицо, присутствие которого, видимо, до этого он просто не замечал. - Здравствуйте. Мы знакомы? – теперь уже поинтересовался сам Синистер, так как ни знаклмой Виктора, ни кого-либо из присутствующих девушка, похоже, не являлась. Хотя не исключен был и тот вариант, что это кто-то из окружения Мэдди или Мадлен – те любили приводить домой «подружек». Отсутствие, кстати, самой Мэдди так же настораживало. В конце концов, они и словом не обмолвились после смерти сестры. В следующий момент произошло то, что наверняка зрело уже как минимум двадцать минут – по лицу Вертиго пришелся мощный удар Виктора. Странно, но не возникло в мастере желания немедленного наказания Саблезубого. Более того – ему, откровенно говоря, было даже не интересно, чем девушка спровоцировала зверя на агрессию. Но на миссию она не отправится определенно. И все-таки это несколько отвлекло его внимания от гостьи. Вид удаляющегося Виктора напомнил о грозящей Лэй опасности и необходимости скорейшего разрешения ситуации. Скорейшей расправы в том числе. - Она ведь дорога тебе? – Синистер вдруг обратился к сидящей на диване девочке, уже докуривающей свою сигарету, как будто та могла возвратить ее к «жизни». - Я могу немедленно отправиться туда. Но мне нужны силы. Ты сама должна принять решение, Лилит.
Лилит наблюдала за действиями, разворачивающимися в гостиной особняка, глазами пустыми, безжизненными. На, без сомнения, сильнейший удар по лицу той блондиночки Лилит никак не отреагировала. Не умирает - и черт с ней. Хотя, даже если бы и умирала, со стороны девочки Не было бы ровным счетом никаких эмоций. И даже не потому, что сил на исцеление не было, а потому, что эта блондиночка явно была когда-то фавориткой Эссекса, а теперь потеряла свое положение и всеми силами старалась вернуть. А это место теперь полностью принадлежало Ашен, ей одной. Слова Эссекса, бесспорно, застали Лил врасплох. Но, тем не менее, они вызвали маленькую, практически незаметную улыбку измученного ребенка.
- А вам она дорога, мистер Эссекс? Да, Лили хотела, чтобы он сказал это вслух. Чтобы каждый из присутствующих здесь осознал эту простую истину. Чтобы та блондиночка признала наконец тщетность своих попыток. Чтобы... - Если она ДЕЙСТВИТЕЛЬНО дорога вам, отправляйтесь за ней без промедления. К сожалению, сил у меня больше нет. Последние, кстати, я отдала вам. Впрочем, если бы так настаиваете, я могу полечить вас пластырем и зеленкой...
Сил и впрямь не было. Никаких. Даже на то, чтобы залечить малюсенькую царапину. Даже на то, чтобы встать. Лилит исчерпала свои последние резервы, и феномен момента заключался в том, что она еще была жива. В этом была прямая заслуга Триады, теперь Лил это точно знала. Но, если она продолжит подпитываться от них, организм быстро привыкнет. Потому к Триаде следует прибегать в самых крайних случаях. Лили пошевелилась. Надо же, а она, оказывается, еще может двигаться. И даже встать сможет, наверное... Вот так, молодец, встала. Пошатывающейся походкой она подошла к мужчине и охнула. - Так, стоп. Никуда вы не пойдете, хотя бы ближайший час. Я не могу вас так отпустить, вы погибнете. Я сначала зашью раны. Мадам, не могли бы вы принести хирургические инструменты? Анестетики не нужны. А вас, Натаниэль, я попрошу прилечь. Я постараюсь сделать все как можно быстрее.
Синистер весьма галантно старался уделить каждому из присутствующих своё внимание. Не была обделена и Марго, так сказать снизошли и до нее в этой толпе. Смешно. Лилит снова поддалась эмоциям и своей привычке всех вылечивать. Успокойся, Лил. Помощь ему сейчас нужна меньше чем тебе... сказала бы девушка вслух, да решила уже, что хватит лезть не в своё дело. Пусть поступает как считает нужным. -Вряд ли, - Рита прокрутила в голове: могла ли она когда еще видеть Эссекса раньше, - я могу у вас работать. Меня пригласила Мадлен, как вы уже наверное догадались, как догадался Крид.
Трогательно, мило. Как всё здорово и быстро меняется! Приятная женская перепалка её сестры с Лилит не могла не вызвать улыбку на губах Реган. Вот так становятся психопатами. Браво, сестрёнка, - подумала она. - Как я понимаю, мы уже не можем идти выполнять? – усмехнулась она, обратившись с этими словами к Эссексу. – Хотя, что-то обстановка меня утомила. Чёрт! Низшие существа-таки начали свою работу, - конечно, она отнюдь не была пупом земли, но однако обладала тем, что другие себе позволить просто не могли: острым язычком и арктически-холодным сердцем. А ещё она знала, как в самые короткие сроки сломать вражескую оборону. Наверное, её бы сдали в НАСА для того, чтобы проверить, что у неё там внутри, под кожей, что позволяет ей выдавать подобные высказывания в адрес какого-либо существа. Да, иногда она позволяла себе многое, но при этом как бы ни звучало её отношение в её словах, она никогда не ставила себя выше остальных. Позлить – да, в этом Реган находила просто садистское наслаждение. Настоящий кайф. Да, она больная, да, она чокнутая, но никому неизвестно, каково это при всех таких недостатках чувствовать себя такой свободной. Чувствовать, что ты можешь нарушить любой запрет, любое правило этого мира. А что такое правило? Правило – всего-лишь скучная вещь, которую остальные выдумали себе только лишь для того, чтобы обусловить свои поступки и не выйти за какие-то рамки, опять же поставленные обществом. Неинтересно. А жизнь сама состоит из стольких открытий, что иногда просто даёшься диву. Хотя каждый день что-то или кто-то кому-то или чему-то даётся.
Надеюсь, Вы понимаете, Виктор, что провал в Ваших планах не рассматривается, - подумала она. Но теперь, в глазах Вингард, он преобразился в обычного монстра, мерзкого и волосатого. Таков был её взгляд на людей: они всегда были для неё разными, а это её извечная забава. – Погеройствуйте, это Вам пойдёт только на пользу, главное, чтобы Вы не забыли прихватить с собой темноволосую прекрасную нимфу, - она не смогла сдержать новой улыбки. Но теперь, когда времени предостаточно, она сможет, наконец, заняться тем, что носит сама и уж определённо тем, во что одета Мартиник. – Интересно, они вообще собирались доставить мне моё бельё? – подумала Реган. Забавно, что именно в этот момент холл огласился звонком сотового телефона. - Аллё! – ответила Реган. - Мисс Вингард? - Да? – она по неуверенному голосу поняла, что звонит некто, совершенно неопытный с том, чем он занимается. – Неужели доставили? – в её голосе просквозила радость. – Но Вам придётся всё привести несколько по иному адресу, - она подробно изложила рассказ о месте своего пребывания. – Благодарю. Наконец-то, - в такие минуты, если бы счастье существовало, то можно было бы со всей возможной смелостью утверждать, что оно ненароком забрело в сердце блондинки.
И вот, не прошло и пятнадцати минут, а в дверь позвонили. Реган самолично отправилась открывать… Как и оказалось: щуплый тощий парень, на голову ниже девушки, стоял с её пакетами и коробками. - Мисс Вингард? Распишитесь, - он протянул ей лист доставки. Она поставила длинную размашистую подпись в нужной графе, но вместо благодарности чмокнула курьера в щёку и закрыла дверь. Как только Реган оказалась в холле, коробки тут же полетели на свободное место на диване – хорошее место. Теперь ничто не имело смысла, чья-то боль? Всё равно, когда в руках Реган держала то, чему бы позавидовали многие девушки… Одежда от самых разных Кутюрье со всего мира. Практически добровольное пожертвование с их сторон. Конечно, все они ждали банального согласия, но мисс Вингард в очередной раз отказалась. А теперь она предвкушала безумно приятный момент в своей жизни. - Так, посмотрим, - они открыла первую коробку, где обнаружила удлиненный приталенный топик из нежнейшего бархата, прикрывавший плечи, но полностью открывавший спину. Ну и мода, - подумала Реган, но её собственный обыкновенный топ немедленно полетел в сестру.
- Марти, лови! – крикнула она ей, не сомневаясь, что та так и сделает. В этом топе Реган не требовалось даже ношение бюстгальтера, поскольку модель была устроена так, что поддерживала её грудь. Поэтому девушка быстро избавилась от ненужной детали гардероба. Она осмотрела себя в одном из разбитых зеркал, и вдруг ей в голову пришла довольно необычная идея, ведь правду говорят, что всё хорошее всегда приходит вдруг… Она решила, что её сестричке стоит развлечься, хотя Реган чуть было не остановил тот факт, что в помещении находилось, по крайней мере, двое мутантов отнюдь не женского пола. Да ну их, - мысленно отмахнулась она, - у нас есть иллюзии, а кроме того, чего здесь стесняться? Все ж свои. Девушка отложила в сторону несколько коробок с верхней одежной и принялась за нижнее бельё. Отыскав один из самых эротичных комплектов, Реган кинула его Мартиник со словами: - Примерь, - а сама взялась за более скромный в плане покроя, но не менее от этого приятный мужскому взору.
А теперь, мужчины, закроем глазки, - подумала она, сотворяя иллюзию на время своего переодевания, из которой получалось, что для них она останется в одежде, а сама же пока ещё успеет вдоволь накрутиться перед зеркалом. Но прямо после того, как Реган оказалась перед разбитым зеркалом в красном кружевном шёлковом комплекте, вся иллюзия перед мужскими глазами рассеялась. А ведь она просто щёлкнула пальцами. Теперь всем, кто находился рядом стали видны длинные стройные ноги, пресс на животе, все малейшие изгибы тела девушки. Но настало её время не замечать никого вокруг: она просто разворачивалась перед зеркалом, наблюдая за собой под разными углами и в различных ракурсах, и понимая, что гордится своим, практически идеальным телом. Затем она, как ни в чём не бывало, оделась в новый топ и одни из новых джинс и села на диван, чтобы разложить все вещи, взглядом дав понять Мартиник, что ей стоит присмотреть себе парочку.
Я не гений пера. Извиняемся за размер и содержание.
A Girl I Called Coma White
Пару часов назад Мэдисон сидела с бокалом в руке на лестнице и тихо думала о том, что что-то не так. Нет, это всё конечно глупости – сейчас она в энный раз умноженный на миллион позвонит сестре и та наконец возьмёт трубку и скажет ей насмешливом голосом, что ты Мэдди слишком пугливая, трусиха и всё в абсолютно порядке. А может, не скажет? Она сжала бокал в руке и, по традиции, тот дал трещину, и спустя несколько мгновения Мэдисон наблюдала за тем, как по руке течёт кровь, смешанная с вином. Не стоит нервничать, уговаривала она себя, ведь нервные клетки не восстанавливаются. Но всё в пустую, всё зря. Сердце билось всё чаще и дышать было тяжело. Что-то не так. Нет. Правильнее будет – всё не так. Она закусила губу. Вдох выдох. Вдох как выдох. Выдох как вдох. Бред.
В холле и сейчас.
Расслабленная, летящая походка, корпус чуть отклонённый назад и стук каблуков по полу. Это как и много раз до этого была она. Не узнать её шаг было невозможно. Она была одной из тех, у кого были свои визитные карточки, своя репутация, которые говорили за них, которые опережали явление героев. И одной из этих визиток Мэдисон была походка – чёткий, размеренный шаг, но расслабленный и непринуждённый. В проёме двери ведущей в коридор показался как всегда тёмный силуэт. Кукла одетая в дорогие тряпки и увешенная дорогими безделушками перестала быть просто куклой встретившись глазами с кукловодом. Ещё несколько месяцев назад он ослабил нити и постепенно отпускал её. В небо улетело всё то, что было когда-то. В небо. В пустоту. В сияющую голубизной пустоту. И именно этого цвета было её платье. Платье цвета неба. Цвета пустоты. С несколькими серебренными украшениями и соответствующим макияжем. И она смотрелась бы удивительно красиво если бы не это равнодушие, которое делало её не живой. Статуей из мрамора. Полное равнодушие на лице. Полное равнодушие в глазах. Полное равнодушие в душе и лишь отчаянный крик из глубины. Беспокойство забитое в угол, ужасающие вскрики и стенания, что-то из глубины, что-то ужасающее своей пустотой и осмысленностью. Можно уже бояться и убегать, потому что что-то случилось. Что-то за что не прощают. Что-то, что нельзя забыть. Лениво окинув взглядом всех присутствующих она сделала несколько шагов по направлению сперва к Эссексу. Привычка. Быть всегда рядом, что бы тебя в нужный момент использовали. Ужасная привычка. Но медленно она слегка подкорректировала курс и оказалась прямо рядом с Вертиго. Собственно неизвестно – то, что она впервые за долго время увидела человека, который приходился ей по душе, или же то как вела себя Реган, или ещё что-то, но что-то точно вызвало её лучезарную улыбку. - Собственно, доброе утро. Внимательный взгляд синих глаз вновь пробежался (конечно же образно) по присутствующим, задержавшись лишь на Эссексе и паре не сильно знакомых лиц. Всё было как из прошлой жизни, знакомое, казалось бы своё, но не отсюда. Странно. - - А почему у вас всех такие не радостные лица?
Рассуждающее о ценностях маленькое создание… неужто и впрямь намного умнее меня? Вдруг совершенно неуместная мысль посетила голову Натаниэля, однако рассуждать о ее правильности не было времени и резона. Хотя что оставалось делать в подобной ситуации – отправиться за Саблезубым на встречу со Стефеном означало бы смерть – пусть и при видимом спокойствии, которое Натаниэль отчаянно пытался сохранить, его состояние было как никогда не стабильно, что не сулило особой прочности его ментальному блоку. Вновь дать слабину и подставить вторую щеку? Выхода не было, а раздумывать и дальше было невозможным – либо он, либо она. Момент истины? Лилит помешала проявлению героизма со стороны Злыдня точно так же, как и создала для того почву. - Вы ее слышали?! – рявкнул Синистер в сторону Мадам Жорж. Вот уж на ком он мог срываться, вот уж кому было все равно… Или нет? Поп равде, даже сам Эссекс не до конца подозревал о сознательности его подчиненной. Даже для него мадам оставалось в какой-то мере тайной личностью. И отчего-то он вдруг испытал нечто вроде стыда от своего бестактного подчинения по отношению к верной слуге. Но лишь на мгновение. Когда мадам принесла инструменты, мастер уже находился в лежачем положении на столе. Посреди гостиной, в окружении своих подчиненных… Подчиненных, которые, по-видимому, решили и вовсе забыть о серьезном подходе к выполнению операций. Усомнившиеся в их обязательности. Почему в конечном итоге мне приходится делать все самому? – вспомнил Синистер одну из его коронных фраз, произносимых каждый раз при очередном провале Мародеров. Определенно, с ними предстоит серьезный разговор. Но не сейчас. Вдруг последовал приказ. - Планы меняются. Мародеры, вы немедленно отправляетесь на поиски нашего старого знакомого. Гамбита. Свяжитесь со мной, как только все операция будет завершена. Слова были сказаны так же неожиданно, как в памяти Натаниэля всплыло некогда данное креолу задание. - Вы еще здесь?? Мимолетный взгляд в сторону подчиненных. - Мисс Вингард, я бы хотели что бы вы и сестра оказали Мародерам помощь. А Вы… - Эссекс обратился к девушке, представившейся как «знакомая Мадлен» - Я бы хотел продолжить наше знакомство по пути в отель.
Отлично, мистер Эссекс, отлично, - холодно улыбнулась Реган, обнажая белоснежную улыбку ровных зубов. Она догадывалась, как можно выполнить задание Злыдня, но для этого ей нужна была помощь. Девушка просто кивнула сестре, чтобы обозначить свою мысль. – Особняк Иск-менов нам дом родной… - Нужна будет помощь, - обратилась она к мутантам. – Желательно нечто, связанное со взломом всяких электронных систем, а также вообще "мужская рука". Просьба прозвучала серьёзно, ни тени улыбки. И девушка не улыбалась. Она редко смеялась перед тем как отправиться на дело, хотя в самом процессе была не прочь повеселиться. Если не окажется ни одного, способного выполнить элементарные действия, им с Мартиник придётся действовать иначе. В любом случае, Реган подарит сестре шанс, который ей сейчас просто необходим. - Сделаешь кое-что? – она передала сестре ментальное сообщение. – Твои способности будут нужны. Она знала, что требует слишком много, но возможности Мартиник, касающиеся чтения мозговой информации, были гораздо сильнее, чем у неё самой. Она сама ещё не доросла до них, но вот вскоре, она была в этом уверена, достигнет уровня своей сестры. Реган задумчиво улыбнулась самой себе: нет повода для грусти, особенно, когда делаешь то, что нравится, и так, как нравится, особенно, если в этом участвуют несколько лиц. Пьеса всегда становится интереснее, когда ролей в ней больше одной. Реган сейчас додумалась сравнить с ней свою жизнь и, дойдя до определённого момента, сбросила видение. Не так уж всё и интересно, - подумала она, приходя в себя.
Девушка встала с дивана и обратилась к Лилит. - Твоя помощь, Очаровательная Фройляйн, нам тоже понадобится, - особенно, если кто-то будет болтаться в бессознательном состоянии. Далее шло объявление для всех желающих. – Мы собираемся использовать Церебро. Несмотря ни на что, девушка должна была сделать то, что должна была сделать. Работа не терпела каких-либо отлагательств, поэтому Реган встала с дивана и направилась на выход. Чудовищам нужна помощь, нужна поддержка, но только, чтобы потом отделаться от них. И почему даже от сестры? И почему она даже не задумалась о том, что будет, когда операция обернётся удачей? Почему ей неважно, кто с Гамбитом может быть? Да потому что было всё равно. Кто бы ни был, хоть сам дьявол, её не беспокоит. Ад не где-то там, как истина в "Секретных Материалах", он здесь, рядом, он в самом существе, внутри красного куска мяса. А грешникам бояться нечего, да ещё и тем, кто уже умер. Перед тем, как покинуть здание, Реган зевнула, встав на носки, и вышла за дверь вместе с сестрой, которую вела за руку. На улице она села за руль машины Мартиник, попросив ей одеть-таки обувь на ноги. Взревел мотор, и машина, как угорелая, снялась с места.
/Переход для Реган и Мартиник: Далее - Особняк Икс-Мен. Церебро/
Автомобиль тихо подъехал к дому и припарковался во дворе. За рулем на этот раз сидела Лисса, она же первая вышла из машины и потеряла дар речи при первом же взгляде на особняк, чем мгновенно мысленно привлекла внимание Джона и Лидии к картине совершеннейшего разгрома. - Торнадо, землетрясение, второе пришествие? - первым пришел в себя от увиденного Джон. - Сдается мне, последнее больше походит на правду. - усмехнулась из глубины автомобиля Лидия своим обычным скептически-насмешливым тоном, больше соответствовавшим реальности, нежели игре. Еще несколько минут девушки стояли, молча созерцая впечатляющую картину, дожидаясь, пока Джон справится с телом синекожего мутанта, которого около часа назад они втроем не без труда заталкивали на заднее сиденье. Подойдя к крыльцу и взглянув на шатко болтавшуюся на одной петле дверь, Лидия все тем же своим "фирменным" тоном порекомендовала брату. - Топал бы ты быстрее, очень не хочу чтобы это на меня свалилось.
[Холл]
Войдя в холл, удивления в глазах Триады ничуть не убавилось, напротив вид еще вчера выглядевшего идеально холла потрясал намного основательнее, чем нынешний облик дома снаружи... Осторожно переступая через клубки спутавшихся, словно змеи, проводов, они продвигались к центру комнаты, где над Эссексом с самым сосредоточенным видом замерла Лилит. Вид босса, как и домоправительницы с хирургическими инструментами в руках, надежд на светлое будущее не внушал, зато все сильнее убеждал в вероятности версии со вторым пришествием. - Лили, только не говори, что это ты так постаралась. Если так, то могу подсуетиться насчет местечка главного экзекутора для тебя при Ватикане. А когда тебя угораздит на тот свет, не сомвеваюсь, что Франческо ди Медичи оценит твое хирургическое дарование по достоинству. - не удержалась от замечания Лидс, нервно хихикнув, бросая многозначительный взгляд на скальпели всех калибров, а затем на жуткие раны Эссекса. За это девушка мгновенно была смерена одним из самых строгих взглядов старшей сестры, вздохнула и уже более серьезно добавила, - Простите, мистер Эссекс... Просто это все... мягко говоря, впечатляет.
Собственно, Лисса и продолжила их своеобразный доклад, обращаясь в первую очередь к Эссексу, но то и дело поглядывая и на прочих присутствующих в зале - усевшуюся на лестнице девушку, которая сверлила недоверчивым взглядом Натаниэля и явно была вот-вот готова с срыву; девушку замершую у стены, в которой разгоралась любая ярость; по всем признакам смертельно уставшего и даже судя по всему раненого парня с ноутбуком в руках и еще одну девушку, с живым интересом созерцавшую происходящее. - Мистер Эссекс, в парке Стефен... в общем, он сбросил на нас всех охранников и скрылся прежде чем мы их раскидали. Зато к утру там объявился еще кое-кто, кто мог бы вас заинтересовать. - Лисса указала взглядом на Курта, которого ее брат только что бесцеремонно свалил с плеч на пол на против Эссекса, чтобы тот мог его видеть. - Мартиник выкопала в его памяти кое-что... кое-что про Ашен. Воспользовавшись паузой, Лисса вновь невольно отвлеклась на девушку в небесно голубом платье - столько неясных, вернее спутанных эмоций в ней кипело, а Джон, отдышавшись, подхватил слова сестры. - Но это... словом, вам лучше после самому узнать это от него. А сложность состоит в том, что он может мгновенно исчезать, а сейчас остается здесь только потому, что мы не позволяем. У вас нет способа его задержать здесь как-то иначе?
Тем временем Лисса сама не заметила, как считала ауру Мэдисон. Девушка подошла к ней и, присев рядом на ступеньку, попыталась распутать клубок противоречий в ее эмоциональном фоне, но в ответ встретила лишь сопротивление. Девушка выглядела какой-то потерянной и находилась в так называемой точке срыва, а Лисса едва ли могла помочь... - Правда лучше любой неопределенности. - слова, вернее внутренние мысли Лиссы, вырвались сами собой вслух.
Смех и ненависть, вот то последнее, что отпечаталось в сознании Вертиго. Тяжелая рука Виктора, занесенная для удара, злость в глазах и что-то язвительно, слетающее с языка… А потом мир исчез, пропал, канул в небытие. Казалось, вселенная перестала существовать, все перевернулось с ног на голову и только дикая боль и ощущение холодной капли, слезы, скатывающейся по щеке от бессилия. Фарс превращался в драму, триллер, если угодно. Ружье, висевшее на стене, наконец, выстрелило, причем в упор и вот, блондинка уже в нокдауне. Было трудно пошевелиться, повиновались, кажется, только кончики пальцев, и то, с трудом. В голове только слова Крида – все идет, все меняется. Неужели все изменилось настолько? Так сильно, что Саблезуб поднял на нее руку и причем ладно бы по делу, но из-за какой-то малолетней шлюхи, которую они с Натаниэлем и с Гиллори не поделили. Все казалось бы, было как обычно, почти как раньше, но разве раньше за слова, которые для голубоглазой были нормой общения, кто-то смел поднимать на нее руку? И не «кто-то», а Крид, который, несмотря на личную неприязнь, все-таки был не чужд женщине, да и всей команде, в которой сам так долго коротал время. Разве позволял Злыдень им такие вольности? Что это юношеподобное существо смогло так изменить в их головах, какие, всеми забытые струны она затронула в их прогнивших и, казалось бы, мертвых душах, что при любом нелестном слове в ее адрес, неугодному достается мощнейшая оплеуха? Вертиго попыталась открыть глаза, моргнуть, найти взглядом этого сошедшего с ума зверя, она была готова убить его, хотя понимала что ей это не по зубам, но злость переполняла блондинку через край. Но в холле Виктора уже не было, конечно, сегодня только она должна была отвечать за свои слова, Саблезуб предпочел остаться безнаказанным, как всегда выйти сухим из воды. Она подтянула к себе ноги, обхватила колени руками, потом провела тонкими пальцами по лицу. Бровь была рассечена, не ясно чем – когтями Крида или какими-то обломками, на которые Вертиго упала, но сам факт не становился это этого менее нелицеприятным. Голубоглазая глубоко вдохнула, однако грудную клетку тут же пронзила боль, по меньшей мере одно ребро было сломано, но вместо стона из горла вырвался жалкий хрип. Она была унижена, сломлена, она ненавидела сейчас всех вкруг себя и даже тех, кто уже удалился из особняка. Натаниэля, Виктора, Стефена, сестер Джейсон, Кима. Даже Мэдисон, которая, наверное, успела появиться в Холле, пока Вертиго была в отключке, сейчас не вызывала никаких приятных эмоций. ЛеФэй как всегда молчала, только ее взгляд выражал презрение и весь тот ворох эмоций и чувств, которая приемная дочь испытывала к окружению отца. Хотя блондинка, пожалуй, ничего не имела против ее общества, хотя и находила ее сестру более приятной собеседницей, во всяком случае потому, что Мадлен тоже не боялась своих слов, не отмалчивалась, и мнение ее частенько совпадало с мнением фаворитки, теперь уже видимо опальной. Но надо было заканчивать этот цирк, большинство действующих лиц уже покинули сцену, исчез Шифратор, Мартиник и ее взбалмошная сестра, от мыслей о которой у Вертиго едва не проснулась зубная боль, надо было встать и уйти. Куда угодно, хотя в этом доме вряд ли теперь есть хоть одна помещение, не подвергшееся разрушениям. Значит в город, на улице еще должна стоять машина, нужно купить какую-нибудь одежду, поехать в гостиницу, на квартиру, куда угодно, но находиться здесь было выше сил Вертиго. Она поднялась кое-как, неуклюже, опираясь на стену, и наконец нашла взглядом своего шефа, патрона, Натаниэля Эссекса, за которого еще не далее как сегодня утром была готова отдать жизнь, которому служила не первый год и была предана как никто, разве что Ким умудрялся переплюнуть ее в этом аспекте. Она была ему благодарна и обязана, собственно всем, что имела, но сейчас не испытывала ничего, кроме злости и обиды. А он стоял, как ни в чем не бывало, хотя и выглядел тоже не лучшим образом, отдавал приказы мадам Жорж и рыжей девочке, тоже не очень понятно как оказавшейся здесь, у него были дела поважнее, конечно собственная жизнь важнее всех остальных. Он вроде бы и не заметил небольшого прецедента, пропустил мимо глаз и мимо ушей. - Где Мадлен? - только и спросила блондинка, сверля взглядом Синистера, легшего на стол, но она не обращала ни на что внимание, теперь она тоже избрала такую тактику "не видеть никого и ничего", она просто не могла поверить, что он так быстро предал ее, все то, что она для него и ради него делала, ведь Мародеры всегда были у Эссекса на особом счету. Хотя видимо и не только голубоглазой сегодня было суждено испытать разочарование, но ведь Вертиго не имела никакой возможность быть в курсе происходящего в Школе Ксавье. Однако ответа не последовало, потому блондинка, все еще опираясь на стену и чувствуя, как ноги плохо ее слушаются, повернула голову к Мэддисон и наконец кивнула той, в знак приветствия. Не стоило, наверное, сейчас еще объяснять причину такого «холодного» приема, один внешний вид голубоглазой говорил за себя. – Где твоя сестра, она с тобой? Где Мадлен?! – последние слова уже обратились в крик, в стон, во все сразу. Удивительно, где Вертиго нашла для него силы, она давно отвыкла от таких серьезных «повреждений», однако сейчас в образе подруги для нее была какая-то неведомая свобода, ниточка, способная вытянуть ее отсюда хоть ненадолго…
Лили немного опешила от такой... покорности. Она ожидала чего угодно, начиная ругательствами и заканчивая рукоприкладством, но только не послушания. Она еще пребывала в прострации, когда мистер Эссекс улегся на стол посреди комнаты, не видела ничего вокруг, когда домоуправительница принесла иглы с нитями, не слышала предложения Реган пойти с ними. Видимо, на ней начало сказываться отсутствие энергии и нечеловеческая усталость. Наверное, она сегодня была слишком перегружена. Девока, пошатываясь, подошла к столу, взяла иглу в пальцы и склонилась над тело мужчины. Пальцы слегка дрожали, но не от вида крови. Просто девчонка действительно сильно устала. Мощный анестетик, который выделяли ее маленькие ладошки, действовал не хуже какого-нибудь признанного во всем мире, а может, где-то даже лучше. Например, времени, чтобы обезболить пространство, требовалось совсем немного - полминуты, минута, не больше. А потом Лилит принялась зашивать. Мельчайшие стежки, еле видные невооруженным глазом, закрывали одну рану за другой. Нити, практически невидимые, были столь тонки, что Лил почти не чувствовала их пальцами, и только опыт сейчас давал о себе знать. И в самом деле, Лили на своем коротеньком веку зашила столько людей, что стежки накладывались автоматически, сами собой... Когда в дверях холла появилась Триада, Лили заканчивала с очередной рваной раной. Только она наложила последний стежок и вздохнула, посмотрев, сколько же еще работы осталось, ей вдруг послышались знакомые голоса. Да, это была Лидия... А где Лидия, там и Лисса, там и Джон. Этот нехитрый ассоциативный ряд возник в голове девочки с небольшим запозданием - когда Лил подняла на вошедших мутные глаза, она не сообразила сначала, кто перед ней. Возможно, еще большую роль играло то, что перед глазами начало все расплываться, а в самих глазах поселилась резь от сильного перенапряжения. Свет в помещении был отвратительным - особое мерси Ашен и Террабайту, поэтому работать приходилось очень сильно напрягая глаза. - Нет, это не я так постаралась, - слегка отстраненным хриплым голосом ответила девочка. На большее ее, простите, не хватало. Рана на щеке открылась, началось кровотечение. Босые ноги на холодном полу посинели, а глаза девочки болезненно щурились. Лилит не могла видеть, что ее глазные ябоки насквозь пронизаны красными дорожками - лопнувшими капиллярами, и во многом именно поэтому она видела недостаточно хорошо. А еще отчаянно чесалось горло, а еще... Но надо было продолжить работу, и она продолжила накладывать микроскопические швы.
Сообщив боссу, что требовалось и ожидая ответа, все еще блокируя жизненно необходимую энергетику Курта до уровня близкого к нулю, Джон наконец сумел хорошенько разглядеть Лилит. Маленькое измученное создание, выжатое как лимон, едва стоящее на ногах...и все равно отдающее всю себя тому, кто в этом нуждался. Эта картина вызывала поистине противоречивые чувства. С одной стороны вот она, истинная добродетель, с другой же - высшее проявление глупости. Хотелось разорваться между тем, что нужно было продолжать делать и неудержимым внутренним порывом поддержать Лил. - Лидия, помоги... - давно, очень давно в глазах Джона Константина не читалось подобного выражения, когда он смотрел на свою младшую сестру, и она это, безусловно, поняла. На миг в ее темных глазах застыл невысказанный вопрос, который в следующую секунду смешался с неопределенным проблеском смутной надежды, и девушка с решимостью в каждом шаге приблизинась к брату, приняв контроль над биополем пленника. Они обменялись короткими взглядами, глаза в глаза, впервые за все это время позволив друг другу прочитать всю изнанку друг друга, и это значило гораздо больше, чем могли бы передать тысячи слов. Разумется, она поможет. Безусловно, он простил...
И в этот самый миг стремительное падение в бездну будто прекратилось, смысл, высшее предназначение их существования снова засияло пеед ней путеводной звездой. Лидия чувствовала теперь в себе достаточно сил, даже для того, чтобы делиться ими с кем-то, кому они были нужнее. На удивление для самой себя, девушка перенаправила, отбираемые у Курта силы в сторону раненой незнакомки. Конечно, она не была целительницей, как Лилит, и не могла излечить блондинку от повреждений, зато могла хоят бы на время заставить боль отступить. К ауре Вертиго потянулись призрачные, видимые только Триаде "нити", обволакивая ее, проникая в колючую как лед, и одновременно пылающую оболочку злости и обиды, возвращая хотя бы капли равновесия. Одновременно девушка читала ее ауру, как раскрытую книгу, и сердце ее сжималось. С одной стороны Лидия начинала осознавать, что, должно быть, поступает неправильно, давая Вертиго силы не только на равновесие но и на ярость направленную на Эссекса; с другй же чувства, переполнвшие девушку были так до боли знакомы Лидс, что сделать безучастный вид означало бы жестоко солгать самой себе.
Джон подошел к Лилит и мягко опустил ладони ей на плечи, стараясь передать девочке как можно больше сил. В конце концов ей они были необходимы, как никому другому, она заслужила. Приковав взгляд к ее огненно-рыжей макушке, он вдруг задумался о том, что только что, взглянув наконец Лидии в глаза впервые без упрека, он отпустил то, что не давало ему дышать много месяцев, тем самым не давая жить и ей. Так что ж? Выходило так, что они могли попробовать, наконец, не отторгать этот дар, а принять его и жить. Найти в этом странном неразрывном объединении себя в новом качестве - и жить... И - кто знает - возможно именно на хрупкие плечи этого маленького рыжего ангела, самозабвенно отдающиего крупицы собственной жизни всем, кто в этом нуждался, возложена особая миссия открыть им троим глаза и научить их жить. Взгляд Джона скользнул дальше, по лицу Эссекса, но задержался вовсе не на глубоко впечатливших Лидию ранах, а на клубке эмоций, окутывавших его. Теперь и он понимал, что Лисса пыталась сказать ему тогда, около клуба на холодной ночной улице. Теперь и он видел в Натаниэле не бездушного и властного демона-хозяина - он видел человека, живого, не задумываясь без сожаления идущего на самопожертвование пусть на которое у него и не оставалось сил... - Натаниэль, не отторгайте того, что я попытаюсь вам передать. - твердо произнес Джон, перемпестив однй из ладоней с плеча Лилит на затылок Эссекса и вливая свои жизненные силы в низ обоих.
Как только Ким покинул помещение, атмосфера была уже не столь радужная. Похоже, Натаниэль до этого просто не замечал: они были сломлены. Юной Лилит впервые, наверное, пришлось столкнуться с людской жестокостью и безразличием. В его лице, прежде всего. Наверняка, и в глазах Вертиго на первый план вылезли эгоистичность и неблагодарность «босса». Чего уж говорить о бедной Мэдисон – Эссекс уже и не помнил, удосужился он объясниться с ней после убийства сестры или нет. Злыдень, по правде говоря, даже не знал, как ко всему тому относиться. И впервые за долгое время не представлял, как стоит себя вести. Все-таки проблемой первоначальной важности сейчас было удерживание Лэйрин в плену.
- Мадлен мертва. – слова были произнесены холодно, вполне четко. Стоило ли объяснять причины… Забавно, но воспоминания о Мадлен отчего-то не вызывали в нем ровным счетом ничего. Может, смерть ее символична? Победа над собой? Над всей той его черствостью, что она в себе воплотила? От этих мыслей становилось не по себе.
- Рад видеть вас снова. – обратился Натаниэль к вошедшей Триаде. - Мадам Жорж, будьте добры. Конечно же, ему довелось за время работы в одном из правительственных проектов прибегнуть к использованию ошейника-нейтрализатора. До него даже дошел слух, что модифицированная им модель применяется сейчас для «большого улова» на острове св. Эльзы. - Забудьте о Стефене. Он был не в силах превозмочь свою жажду превосходства и переметнулся в лагерь руководителя FOH. Того самого, что было поручено уничтожить. Однако… Синистер не успел договорить – он почувствовал на собственном плече чью-то руку. Прокатившаяся по телу волна, казалось, поспособствовала неожиданному приливу сил.
Домоправительница принесла какую-то штуку, сильно напоминавшую одновременно строгий ошейник бойцовской собаки, элемент бандажа садомазохиста и последнее слово высоких научных технологий. Когда мадам Жорж, как всегда потрясающе невозмутимо, протянула нейтрализатор Лидии, девушка сначала несколько секунд с опаской и восхищением любовалась на эту штуковину, а после решительно протянула руку и взвесила ошейник в ладони. Он оказался довольно увесистым, что само по себе внушало доверие. Очевидно, именно Лидс выпала почетная обязанность застегнуть его на шее пленника, при этом изо всех сил постараться не придушить его и не сломать случайно чрезвычайно ценный, возможно и вовсе уникальный механизм. Собственно, последнего она особено опасалась. Не долго думая, опустившись на пол при этом уперевшись коленями в грудь пленного мутанта, младшая Константин начала сосредоточенно вертеть ошейник в руках, думая над тем, как он работает или хотя бы для начала как открывается. Когда минут через десять ее фантазия иссякла, не принеся особенных успехов, настала пора признать свою техническую некомпетентность. - Мистер Эссекс... - начала девушка, но тут же оставила эту затею, видя, что Джон принялся ставить шефа на ноги, а это значило, что их обоих пока трогать бесполезно. Девушка огляделась, и ее взгляд задержался на парне с ноутбуком в руках, который хоть и выглядел не лучшим образом, но во всяком случае производил впечатление типа для которого техника не является чем-то вне земного понимания, - Ну да, мистеру Эссексу пока не до чудес техники. - констатировал факт Лидия и обратилась к незнакомцу, изобразив на губах легкую усталую улыбку- Эй, мистер! Может, вы мне поможете? Не знаете случайно как обращаться с этой штукой?
Тем временем Джон старался как мог реанимировать и Эссекса и Лилит. Сил оставалось катастрофически мало, но он понимал - им нужнее, и потому выжимал из себя все что мог, по максимуму, оставляя себе ровно столько, чтобы самому не свалиться. Конечно, он мог бы "занять" у любой из сестер, но видел, что и Лидия, и Лисса занимались примерно тем же самым, да и за прошедшие сутки обе сестры выложились достаточно. Эссекс начал говорить, и связанное с этим моральное напряжение развернуло поток в сторону, создавая нежелательное препятствие. - Это может подождать минуту. - категорично, но вместе с тем не резко оборвал босса Джон, - Пожалуйста, дайте мне вам помочь. Вкачав в Лилит достаточно жизненных сил, он переместив вторую руку на грудь Натаниэлю, туда, где Лилит уже успела наложить швы, и полностью сосредоточился на нем. Аура его представляла собой воистину жалкое и жуткое зрелище сейчас, будто разрывалась на куски, все в ней было так сумбурно, так путано... но даже такой ее вид располагал к себе Триаду куда больше чем тот черно-алый дьявольский мрак, который они увидели впервые. Восстанавливая ее по мере сил, приводя в порядок, Джон невольно одновременно приводил в некий порядок и чувства Эссекса, давая ему возможность нормально их, наконец, осознать. Такова уж была природа силы Триады...
Тем временем Лисса вдруг ощутила болезненный удар, казалось, прямо в сердце. Эта ненаправленная, но мощна волна негатива исходила от девушки в голубом, которой она пыталась, как могла помочь. Ее породили слова: "Мадлен мертва"... И Лисса уже начала понимать, кажется, почему именно так. Триада видела Мадлен однажды, а эта девушка была так на нее похожа, что сомнений быть не могло, их связывали тесные узы - узы родства. Все это было ужасно, переполнено противоречиями и совершенно невозможно для объяснения... Во всяком случае сейчас, ведь лечит только время. Поижав руку к груди, Лисса с трудом подавила стон, уходя в глубокий блок, но все же нашла силы в себе на то, чтобы достатоно громко сказать слова, которые сама не могла прежде ожидать от себя, слова безоговорочно поддержавшие Натаниэля, хотя напрямую к нему и не относились. - Все когда-то умирают. - произнесла Лисса с неожиданной силой, с напором. Девушка встала и спустилась вниз, символично вставая между столом, где все еще лежал Эссекс и девушками, с ненавистью смотревшими на него. - И ничто не может вернуть из-за той черты, кроме чуда Провидения. Тем более ваша ненависть. Возможно, для обывателя эти слова и не значили ничего, но Триаде было давно и точно известно, что причиной такому чуду может послужить только одно - всесильная и искренняя любовь, ни капли которой ни в Мэдисон ни в Вертиго не было.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 1
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума