Отправлено: 07.06.07 23:20. Заголовок: Музей Метрополитен
Художественный музей Метрополитен — один из крупнейших художественных музеев мира. Расположен в городе Нью-Йорк (США).
История музея Музей был основан в 1870 году группой американских бизнесменов и почитателей искусства (the Union League Club of New York). Он впервые открыл свои двери для публики 20 февраля 1872 года. Первым президентом стал Джон Тейлор Джонстон, а исполнительным директором - издатель Джордж Палмер Путнэм. Здание музея В свое нынешнее здание по адресу 1000 Fifth Avenue, спроектированное в неоготическом стиле американскими архитекторами Калвертом Во и Джейкобом Молдом, музей переехал в 1880 году. Коллекция музея В основу музея легли три частные коллекции - 174 произведения европейской живописи, среди которых были произведения Халса, Ван Дейка, Тьеполо и Пуссена. Коллекция быстро росла, после смерти Джона Кенсетта во владения музея перешли 38 полотен из его частного собрания. Но только в XX-ом веке музей получил мировую известность. В 1907 году музей приобрел свою первую картину Огюста Ренуара. Сегодня Метрополитен по праву гордится своей коллекцией импрессионистов и постимпрессионистов. К 1979 году Метрополитен имел в своей коллекции пять из менее чем 40 полотен, принадлежащих кисти Вермеера. Собрание египетского искусства считается одним из наиболее полных и представительных в мире. Сегодня в постоянной коллекции находится более двух миллионов произведений искусства. Каждый год музей публикует "Ежегодный отчет", в котором перечисляются новые приобретения. Музей также издает The Metropolitan Museum of Art Bulletin
Музейные отделы В настоящее время в Метрополитене действуют отделы:
Американского декоративного искусства Американской живописи и скульптуры Древнего ближневосточного искусства Оружия и доспехов Искусства Африки, Океании и Америки Искусства Азии Средневековая Галерея (The Cloisters) Институт костюма Рисунков и литографий Древнеегипетского искусства Европейской живописи Европейской скульптуры и декоративного искусства Древнегреческого и римского искусства Искуства Ислама Коллекция Роберта Лемана Библиотеки Средневекового искусства Современного искусства Музыкальных инструментов Фотографии
В залах было тихо, если не считать групп японских туристов, что шныряла туда-сюда по заду, заставляя прижиматься к бархатным ограждениям. Но на этих маленьких азиатов Астрид уже привыкла не обращать внимания. Они были для нее чем-то вроде надоедливых насекомых, что путались под ногами – противно, но, как говорится, не смертельно. Девушка поправила на себе карточку-пропуск и улыбнулась охраннику, что проходил мимо – у них обход залов. Хотя какому идиоту может придти в голову грабить этот музей, который буквально нашпигован самыми современными средствами охраны? Астрид подошла к одной из картин. Ей так хотелось просто тихо сбежать с этой ненавистной работы, но… Ведь ее никто не кормит ужином, так что приходится самой зарабатывать на тосты с джемом по утрам. Правда в последнее время ее рацион состоял исключительно из крекеров, сыра и кофе, но и в этом были свои бонусы. Девушка прикинула в голове сколько еще дней до зарплаты. По подсчетам выходило не так уж и много. Значит скоро можно будет позволить себе ужин в маленьком кафе неподалеку от дома. Там подают замечательный салат с креветками и антрекот… От таких мыслей в желудке подозрительно заурчало. Девушка усмехнулась и погладила живот через тонкую ткань блузки. - Не урчи, - тихо проговорила она, - покормлю вечером. Хотя кормежка могла и не состояться. Когда музей готовиться в выездной выставке, то работать приходится по 48 часов в сутки. И хочешь не хочешь а есть не успеваешь. На этот раз Астрид повезло – ей предстояло осмотреть отобранные ранние картины. Это значило что ей надо обойти все зала, осмотреть картины и решить нуждается ли какая из них в реставрации. Если да то как быстро можно это исправить… Девушка шла зал за залом, мимолетом глядя на картины – она прекрасно знала, что работают ту профи, так что ошибки исключены. Где-то к середине экспозиции ноги уже начинали просто отваливаться – она так и не сменила сапоги на удобные тапочки. «Надо отдохнуть», - пронеслось в голове девушки. Астрид огляделась по сторонам в поисках небольшого пуфика, но все посадочные места были заняты докучливыми японцами. Девушка чертыхнулась про себя и отправилась дальше, еще дальше в хитросплетения залов музея… Современная живопись сменилась средневековой, на смену изобразительному искусству пришли доспехи и предметы быта… Астрид словно уходила в глубину веков, шла назад к своим корням, к тем временам чьим невольным свидетелем ей довелось стать. Не она не пережевала события тех кровавых лет, она просто тихо подглядывала за ними в замочную скважину, изучай, наблюдая, но никогда не прикасаясь руками. От это было немного грустно, но только немного… Она не заметила как оказалась в Египетском зале. Это не было ее любимо место, но… … Вы никогда не замечали, что в каждом уважающем себя музее есть Египетский зал? Будь ты в России, Чехии, Британии… Да хоть на Мадагаскаре – везде можно найти такое помещение… … Астрид не любила Египет. Наверное, потому что ей никогда не доводилось видеть его, даже в воспоминаниях предков – никого из семьи Тонов никогда не заносило в эти огненные пески и всю информацию, коей она владела девушка доставала исключительно из книг… Но вот путь закончен. В это время в Египетском зале тихо и спокойно. Он маленький и тут довольно прохладно, а главное – здесь есть свободная скамейка… Точнее тут все скамейки свободны. Девушка села на обитое красным бархатом сиденье и посмотрела в пустые глаза одной из статуй…
Казалось, сколько времени прошло с того времени, когда Адам прилетел в Нью-Йорк? Видимо, четверть суток - никак не меньше. Однако по сдержанному замечанию англичанина положение за это время на улицах нисколь не увеличилось. Ему казалось, что население многомиллионного города словно все вывалилось на улицу в этот не самый солнечный и жизнерадостный день. Несмотря на скучную и прохладную погоду, центр города словно плавился от тепла, выделяемого множеством машин и людей, застрявших в пробке. В одну из таких пробок попал и Санд.
- Нортон, далеко ли до музея? - озадаченно произнес мужчина, обращаясь к своему водителю. - Метрополитен? Нет, сэр. Мы в пробке совсем недалеко от него. - Сколько? - твердо и четко спросил Эмерсон. - Он вон там, - водитель развернулся на сидении и выпрямил руку, указывая прямиком через переднее стекло на виднеющееся на пересечении улиц невысокое здание с яркими белыми колоннами и широкой лестницей, ведущей ко входу. На лестнице столпилось порядочное количество людей, что уже говорила об общественности этого места. - Отлично. Найдешь парковку, жди меня там. Я позвоню, когда понадобишься. - Но, сэр!.. Здесь запрещено... - Тебе за запрещено платят? - англичанин язвительно усмехнулся, открывая заднюю дверь автомобиля и выходя на улицу. Тухлый и спаренный воздух прямиком ударил по сознанию, Санд недовольно поморщил нос и оглянулся назад. Машины стояли как сзади, так и спереди. Не останавливаясь больше ни на секунду, мужчина накинул на руку свой зонт-трость и неспеша направился в сторону музея.
Чем больше он приближался к музею, тем больший гам стоял вокруг. Дети резвились у фонтана, несмотря на плаксивую погоду, група молодых людей что-то весело обсуждали, толпа очередных гостей из далекой Японии снимали на свои фотоаппараты всё, что попадалось им на глаза... всё это в пределах родного города не так щемило глаза, в Каире он и вовсе не замечал туристов, но здесь. Что местные жители, что туристы, все словно злостный улий давили на сознание археолога. Пожалуй да, археологи очень ценили тишину и уединение, чего здесь, на улице, никогда нельзя было возыметь. Шаг, ещё один шаг вверх по ступеням и Адам наконец оказался у дверей музея. Пройдя внутрь, он оказался в широком зале, представляющим из себя "счастье туриста": различные открытки, книжки, сувениры и многое другое, что только было угодно душе. Без малейшего интереса отвернувшись от ряда лотков, он нашел взглядом стол информации и касса для покупки проходного билета. Неспеша подойдя к ней, Эмерсон обратился к миловидной женщине средних лет, стоящей за стойкой.
- Добрый день, - с кривой улыбкой поздоровался Адам, слегка приподняв бровь и совно что-то ожидая особенного услышать в ответ. - Добрый день? - немного озадаченно ответила женщина, явно не понявшая поведения мужчины, к чему оно могло быть. - Да, да? Чего желаете? - Билет, взрослый. Можно? - улыбка на лице Санда расплалась ещё чуть шире. - Можно, - кассирша, видимо, немного засмущавшись улыбке англичанина, опустила глаза вниз, вместе с этим пробивая "заказанный" билет, после чего протягивая его вперед. - Будьте любезны. - Благодарю. А не подскажите, Египетская экспозиция сейчас работает? - Да... а вы? - неожиданно на лице девушки появилось некое просветление и она словно с желающей оправдать надеждой устремила взгляд на Эмерсона. - Да, я. Сдачи не надо, - подмигнув женщине, он бросил на стол с трудом найденую в кармане плаща десятку долларов, после чего развернулся и устремился вперед к проходной. Иногда его забавляли эти женские коллективы состава музеев, любого города, абсолютно. Адам был известной личностью, при этом далеко не в одной разделе археологии, так что вопрос "а вы?" с вопросительным и протяжным, но молчаливым продолжением - был для него частым явлением. Конечно же, парой известность... в любых кругах не играла роль в создании именно счастливой жизни для человека, но археолог был вполне удовлетворен собой и тем, как его принимали люди. Впрочем, до людей ему было слишком далеко, они мало его интересовали, только в исключительных случаях.
Спокойно прокомпостировав билет, Адам наконец очутился внутри музея, в начале всех его эспозиций. Несколько статуй стояли по разным сторонам от входа, вверх вела широкая лестница, однако далеко не она интересовала его. Внутреннее чутье, а может и вовсе некая закономерность всех музеев подсказывала ему, что Египетский зал с интересующей его выставкой был именно на первом этаже. Никуда не спеша, Санд завернул в один из залов, устремившись вперед сквозь многочисленные дверные и арковые проемы, иногда задерживая взгляд на том или ином экспонате. Шума казалось меньше, в музее царила приятная прохладная атмосфера, немного мрачноватая - в зависмости от зала, но довольно-таки родная сердце археолога. Он любил музеи, не все, но любил. В этом он был давно, даже сложно было вспомнить когда именно последний раз, но тогда - это было тогда. Сейчас он собственными ногами ступал по ковровому покрытию очередного зала. Ещё одни двери и... оно. Небольшой зал, тишина, прохлада, легкий мрак, придающий большую зачарованность каждому экспонату в комнате. И всего лишь один посетитель, точнее посетительница. Адам не был удивлен пустоте зала, быстрее он этому был только рад. Каждый раз, когда он хотел понаблюдать за выставочными экспонатами в одиночестве, наваливалась толпа любопытных детей и взрослых, в мгновение ока сметающих своим присутствуем всю атмосферу зала. Кажется, на этот раз ему повезло. Девушка, молодая, явно необделенная природой задумчиво смотрела в глаза одной из статуй, монолитом застывшей напротив неё. Работница музея? Любопытная студентка? Просто посетитель? Кто мог знать, однако у мужчины возникло желание познакомиться с этой одинокой гостьей Египетских монолитов. Он тихо подошел сзади, обойдя сидение, на котором уютно уместилась девушка, и молча опустился в подобное сидение рядом с ней. Несколько секунд молчания и тишину зала огласил мягкий баритон с оттенком английского акцента:
Астрид сидела, чуть наклонившись вперед, она буквально впилась взглядом в статую. Наверное, где-то в глубине каменных глаз она увидела такну, какое-то особенное древнее волшебство… Она практически разгадала эту загадку времени. Еще шаг, маленькое движение вперед, к краю самого времени… Еще немного, еще шаг… Еще один вздох и она поймет, разгадает тайну самого времени… Но всегда, находясь на краю великого открытия будьте осторожны – обязательно найдется кто-то, кто захочет отвести вас от этой истины. Так оказалось и на этот раз. Сначала она услышала голос. Приятный мужской баритон. В нем слышались слегка надменные интонации, переплетенные с какой-то силой и полной уверенностью в себе. Этот человек забрел сюда не просто так. Он намеренно пробирался в этот загнанный в самый угол маленький зал… Он хотел посмотреть на эти «дары пустыни», то что удалось отвоевать у палящего солнца пустыни. - Я никогда там не была, - спокойно произнесла девушка, продолжая вглядываться в глаза статуи, пытаясь поймать навсегда убегающую истину. Но разгадка тайны уже махала ей рукой и опять пряталась в глубине древнего камня. Астрид вздохнула и продолжила. – И мне почему-то не хочется там оказаться. Знаете… Солнце, жара, песок плавящийся под лучами солнца… Быть может я фантазирую, но это что-то вроде Ада на земле… Я не хотела бы там оказаться… Девушка повернулась в сторону незнакомца. Перед ней стоял приятный молодой человек в чертовски дорогом костюме. Она поймала в его взгляд. Да, девушка не ошиблась – это был один из тех людей, кого можно смело назвать хозяином этого бренного мира. На губах девушки заиграла приветливая улыбка. Это были все тот же рефлекс, выработанный сначала умной книгой по психологии, а затем и работодателями. Ей, в последнее время, часто приходилось улыбаться людям, которым улыбаться совсем не хотелось. Кто это был? Коллекционеры, меценаты, политики, да и просто толпы туристов… Частенько ей приходило в голову, что она скоро станет Мисс Приклеенная улыбка… Девушка подвинулась, освобождая место рядом с собой – быть может, гость устал и ему хочется присесть и отдохнуть. Правда в такие момент правила поведения в музее предписывали ей уступить посетителю место… Но ноги… Ноги Астрид болели настолько, что вставать просто не хотелось. Ей казалось, что от любого движения они могут просто отвалиться. Девушка вновь отвернулась от посетителя музея. - Я бы могла провести вам экскурсию, но Египет не мой конек, - девушка улыбнулась, но улыбка ее была обращена скорее статуе, чем незнакомцу. – Хотя я думаю, что вы это поняли. Вот если взять средневековье… Доспехи оружие… Это уже будет более близко к объектам моей работы… Она хотела сказать еще что-то, но осекать. Астрид поймала себя на мыле, что слишком много болтает, а это никогда не было в ее характере. Быть может на нее так подействовало долгое созерцание древней статуи, возможно виной всему усталость, а быть может ей просто хотелось с кем-то поговорить… А на самом деле все вместе… «Надо ехать домой, - пронеслось в голове. – Домой, пора переставать быть блудной овечкой… Ну, или хотя бы на время престать ей быть». Девушка еще немного помолчала, а затем произнесла, повернувшись к незнакомцу и протянув ему руку. Правда она так и не поднялась с пуфика. - Астрид Сабир. Рестовратор, - тут она немного преувеличивала. Девушка была просто лаборантом… Дай-подай, уйди не мешайся… Ей еще только предстояло стать одним из тех людей, что держат в своих ладонях саму историю, заставляют играть новыми красками старые картины, открывают новые грани древних вещей. – А вы похоже специально прибыли, чтобы посетить наш египетский зал? Легкая улыбка… Опять… Как же Астрид ненавидела улыбаться…
Адам внимательно созерцал девушку. Первые секунды он оценивающе окинул её взглядом, следя за каждым её жестом. Она казалось неприступной, холодной, прямо как та статуя, в глаза которой она смотрела, словно разговаривая с ней и делясь своими мыслями по поводу бренного мира, где приходилось проживать свои бесценные годы жизни. На лице англичанина появилась легкая умилительная улыбка, задержавшаяся там с пару секунд, а затем также бесследно исчезнувшая. Стоило вернуться к рассуждениям о тех сильных женщинах, к которым Эмерсон всегда испытывал некоторое уважение. Сейчас казалось, что незнакомка относилась именно к этому типу, ведь всегда такая холодная стать принадлежала исключительно сильным личностям. И эта улыбка, которой "одарила" она мужчину, когда наконец обратилась к нему лицом. Кому как не Санду можно было понять всю сдержанность, скованность и истинную наигранность этой улыбки - ему, которому также часто приходилось играть роль улыбчивого и вполне добродушного мужчины, когда естество требовало другое. Истинно улыбался он только себе, да и в этом иногда проскальзывала доля сомнений, ведь смотря на себя в зеркало и улыбаясь, разве не возникает чувства, что и это ложно? Впрочем, не суть важно. Девушка ему ответила, а значит можно было продолжать разговор.
- Очень зря, однако я думаю, что вас бесполезно переубеждать. Я часто сталкивался с людьми, не видящими всей прелести Египта... по крайней мере не видящей той прелести, которую в нем вижу я, - Адам еле улыбнулся, но когда девушка наконец решила представиться, его улыбка расползлась немного шире. Она не была похожа на игривую улыбку, на ехидную улыбку, на довольную улыбку и даже на самодовольную, это был такой же стандарт, который часто в отместку люди передают друг другу. Незнакомка протянула ему руку. Санд ответил тем же, приняв руку девушки в свою. Он слегка привстал с сидения и наклонился губами к тонкой женской ручке, легко губами коснувшись ее гладкой ожи в знак приветствия. Неужели позерство? Или попытка к себе больше расположить? А может быть все та же английская учтивость, которой любил следовать мужчина. Не важно.
- Приятно познакомиться, Астрид. Я, - секундная пауза, словно ради того, чтобы более честно отделить свои представление от всего остального. - Адам Эмерсон. Археолог, - ещё одна похожая пауза, Санд отпустил руку девушки и обратно опустился на сидение, продолжив: - Вы правы, я специально приехал сюда. В каждом городе я бываю в музеях, где есть интересные выставочные залы, посвященные Египту. Я слышал, что сюда должны были завезти один интересный эспонат, впрочем это вполне может быть и не так. В любом случае экскурсия была бы лишней, я бы заскучал, - легкий смешок без всякого оттенка лицемерия. Адам говорил истиную правда без доли сарказма. Он знал о Египте гораздо больше, чем мог ему рассказать любой рядовой экскурсовод в музее. Быстрее он бы мог часами рассказывать лекцию о его также горячо любимой, каковой она и была - стране. Однако англичанин был далеко не из любителей что-либо рассказывать, поэтому врядли когда-либо и кому-либо он мог предложить свои услуги в качестве экскурсовода, это было невозможным. - А как вы? Вы здесь работаете? И как же на поприще рестовратора, это не самая легкая работа, верно?
«Эмерсон, Эмерсон», - повторила про себя девушка. Она некогда не слышала этого имени, вообще археологами она интересовалась мало. Что такого может быть в людях, предпочитающих копаться в ямах, извлекая оттуда всякое… Всякое… Да, человеческие черепа – это милые шалости… Но нет, где-то в глубине памяти пряталось маленькое воспоминание, настолько незаметное, что его можно было бы пропустить. Это принадлежало кому-то из ее родни, той ее части, что как раз предпочитала копаться в земле и трупах. Разговор, обрывки фраз… Астрид с трудом понимала, о чем там говорят, но все равно продолжала «вглядываться» в воспоминание. При этом ее лицо приняло задумчивое выражение. - Мне знакомо ваше имя, вот только откуда – я не могу вспомнить, - девушка тряхнула головой, выходя из задумчивости. – Думаю, что скорее всего от моего дядюшки, он работает в британском музее. Девушка поднялась. На лицее ее появилось страдальческое выражение – ноги все еще болели. Но она сразу же взяла себя в руки, одарив Санда еще одной улыбкой. Правда за ее обворожительность Астрид ответственности уже не несла. - Выставка? – девушка нахмурила бровь. Да, в на этой недели к ним действительно прибыли экспонаты. Так сказать еще совсем горяченькие прямо из-под палящего солнца Египта. Правда до этого они уже побывали в цепких руках дядюшки Альфреда. Впрочем именно благодаря этому родственнику она тут и работает, ну а музейное руководство всегда может получить в свои руки редкие экспонаты. И не важно, что только в виде выездной выставки. Но слова про экскурсию заставили тело астрид покрыться мелкими мурашками. Девука лишь на мгновение представила, что ей придется опять идти по коридорам и ждать пока мистер Эмерсон налюбуется на особо понравившийся экземпляр чьего-то бешенного креатива. Да, Астрид в пору было завыть, упасть назад на пуфики и начать кричать, что никуда не пойдет… «Если сделаю так – уволят, - девушка продолжала улыбаться, словно китайский болванчик. – Нет, точно уволят». Решение проблемы, как водится, приходит когда его не ждут… - Выставка откроется только завтра. У нас произошли проблемы с доставкой и сейчас наши сотрудники занимаются обработкой экспонатов, - девушка улыбнулась. – Знаете, я бы с удовольствием провела вам экскурсию по этому прекрасному музею… В голосе девушки, при слове «прекрасном», слышался нескрываемый сарказм. Да, есть места и похуже Метрополитена, но сейчас речь не о них… - Но у меня настолько болят ноги, что я могу довести вас максимум до своего закутка и напоить чаем. Чай, правда у меня тоже… хм… из пакетиков…
- Возможно, - со сдержанной улыбкой откликнулся Адам на изложение девушки по поводу того, что его имя ей было откуда-то знакомо. Он не был таким уж лицемером, он не считал, что его должен знать каждый в этом бренном мире. Как никак, а сотни, тысячи, даже миллионы людей живут на свете не знаю о существовании других, как известны людей, так и менее, не говоря уж о простых. Да и кому какое дело? Кто-то души ни чаял в мужчине с обложки модного журнала, кому-то до него было глубкого начихать. У каждого было свое мнение на этот счет, так что Эмерсон никогда не зацикливался на теме того, что для кого-то в этом мире он остался неприглядным, ещё одним прожигателем этой жизни. Тем временем девушка встала, а вслед за ней на ноги поднялся и сам англичанин, ведь как известно, манеры его Родины не особо позволяли сидеть мужчине в то время, как стояла женщнина, а будучи из некоторой элиты общества своей страны он за разом старался соблюдать все её традиции.
- Только завтра? - на лице Адама появилась тень нескрываемого огорчения. Ещё сегодня с утра, в самолете, он планировал улететь из Нью-Йорка никак не позже следующего дня. Конечно же, дел у него в городе было не слишком много, так что времени на посещение музея даже завтра ещё оставалось, однако его не слишком прельщала возможность появиться здесь ещё и завтра. Куда проще было вновь явиться в Клуб, где хоть на этот раз ещё не ускользала надежда узнать чего-либо интересного. - Что ж, очень жаль... очень. За предложение провести экскурсию я вас благодарю, но, ещё раз повторю, я не обираюсь вас утруждать. А вот что же касается чая... - лицо археолога внезапно озарила, впрочем, быстрее просто посетила хитроватая кривая улыбка. Он слегка приклонил голову в бок, присматриваясь к Сабир, словно оценивая заранее все свои возможности и амбиции в дальнейшем предложении, которое не заставило себя долго ждать:
- У меня к вам встречное предложение, Астрид. Пакетики - далеко не лучшее в чае. Я предлагаю вам вечер в любом ресторане этого города за чашечкой чая... в обмен на то, что вы мне расскажите об экспонате, - Адам вопросительно приподнял бровь, со всем вниманием ожидая вердикта к своему предложению от девушки.
Астрид задумчиво посмотрела на Санда. Быть может, стоит согласиться? Нормальная еде, шикарный ресторан… Нет, это немного не для нее. С теми звуками, что издавал ее желудок можно было только по всяким Макдональдсам ходить… Но все-таки девушка выдавила из себя многозначительную улыбку. Что ж похоже, что это человек до мозга костей настоящий археолог. Это и удручала. Такие типы всегда на первое место ставят своих драгоценных скелетиков и различные черепки. Впрочем мистер Эмерсон не выглядел как дяденька в потрепанных штанишках и с дрожащими руками. Девушка еще раз окинула мистера археолога оценивающим взглядом. Аристократ до мозга костей, тонкие, правильные черты лица, тонкие губы, сложившиеся в изящную полу ухмылку… Да от таких теряют голову. Нет не просто теряют к их ногам бросают не только свои сердца… ради таких людей идут на жертвенные костры и умирают. Быть может, будь Атрид Сабир не потомком рода Тонов, в чьих венах течет особенная кровь.. Быть может, она уже сейчас как собачка бегала бы за ним, готовая выполнить любой приказ. Но девушка видела весь опят своих предков. Она была одновременно и таким соблазнителем и невинной жертвой. Она сотни раз умирала ради них и сотни раз делал так, чтобы умерли ради нее… Так что… Девушка чуть склонила голову. - Я польщена вашим предложением, мистер Эмерстон, - из голоса пропали детские нотки и появилась какая-то жесткость, быть может, даже жестокость, - но боюсь, что не могу на него согласиться. Я дорожу своей работой и очень не хочу ее лишаться. Девушка замолчала, вслушиваясь в собственное сознание. Да, она поступила правильно. Зачем загонять себя еще раз в ловушку. Особенно ловушку с красивым мужчиной? Знаем проходили. Опять зазвонил телефон. Он всегда звонил в самое неподходящее время. Что ж… похоже, что… - Да, - она спокойно подняла трубку. – Да, дядя Альфред. Я тоже очень рада тебя слышать. Живы здоровы твои экспонаты. Нет-нет… Не волнуйся ожившей мумии у нас тут не наблюдается. Ну по крайней мере пока не наблюдается. Не волнуйся я буду сдувать с нее пылинки и лично прослежу, чтобы никакой из наших местных египтологов не попытался ощипать ее на рыбку к пиву… Из трубки послышался смех, и девушка тоже улыбнулась. На этот раз улыбка была теплой. Старик Альфред Тонн был как раз идеальным археологом. Именно таким его и рисовало себе воображение девушки. Он постоянно где-то копал, что-то писал, сверял какие-то факты… а потом снова копал, исследовал и писал. И так уже на протяжении тридцати лет. Он мечтал найти что-то особенное и нашел… Можно сказать это была сенсация. Мумия молодой женщины… Черте сколько летней, великолепно сохранившаяся… Дядя на нее чуть ли не молился. Но Астрид была уверена, что будь его воля он бы и жил рядом со своим любимым экспонатом. И вот теперь этак гребенная сушеная вобла, прибывает к нам. И этот мистер Эмерсон… И что они все с ума посходили? Девушка бросила телефон в сумку и развернулась на каблуках с намереньем выпить пакетечного чаю у себя в кабинете
Адам чувствовал, что возможность увидеть экспонат, ради одного взгляда на который он вообще оказался в здешнем музее, рассыпалась как пригоршня песка сквозь пальцы. Стоп. Песок? Как человек, составляющий с ним чуть ли не единое целое может спокойно наблюдать, как его цель теряется, сталкиваясь с непоколебимым нравом? Верно было бы заметить, что никак. Санд не собирался уступать. Если не Астрид, он был готов найти кого-то другого, кто мог бы посодействовать ему, однако грех был упускать нынешний шанс, тем более, что девушка, можно-таки сказать, имела непосредственное отношение к поступившему в музей экспонату.
Ни секунды передышки, лицо Эмерсона представляло из себя выражение твердой уверенности в себе со свойственным ему аристократическим шармом, что было частым залогом расположения к себя. У какого человека не возникало ощущения проигрыша, когда его соперник, пускай будучи даже не прав, на вид был слишком уверен в себе? Видимо, на то и пытался сыграть Адам, показывая девушке всем своим видом то, что не отступится от своих целей. Вслед за разворотом Астрид он сделал несколько шагов вперед, поначалу сравнявшись с ней, а затем немного обогнав. Он неспеша развернулся к ней лицом и остановился, словно преграждая дорогу.
- Лишаться? Астрид, я не заставляю вас лишаться вашей работы, но... - англичанин приподнял левую руку, другой слегка отодвинув рукав на ней, и взглянул на часы, затем подняв взгляд обратно на девушку. - Разве каждый нормальный музей не закрывается ближе к семи вечера? Может вы беспокоитесь из-за начальства? Я мог бы с ним договориться. Или вы боитесь ехать куда-то с незнакомым мужчиной? Не бойтесь, я не кусаюсь, это не в моей компетентности. Я всего лишь предлагаю приятный вечер за то, что вы мне хотя бы расскажите про экспонат. Я летел через океан, чтобы посмотреть на него. Неужели вы откажите? В двенадцать вы будете уже дома, - Адам старался говорить как можно убедительнее. Впрочем, быстрее не только его тон, но весь он сам представлял из себя одну сплошную попыту убеждения. С одной стороны он был весьма оптимистичен, совершенно не собираясь ограничиваться от посещения этого музея лишь рассказом о чудесном экспонате, он хотел его и увидеть... ближе, чем могли бы сделать это другие, однако с каждой секундой, с каждым словом его собеседницы оптимизм плавно перетекал во что-то более низменное. Но разве этому его учили? Учили родители, учил Клуб. Совершенно нет. Не отступать ни на шаг, разве что ради редкого блефа, когда его результат в любом случае сулил победу - вот чему учила жизнь Эмерсона, и он не собирался уступать своим принципам.
- Что вы! – девушка улыбнулась самой очаровательной улыбкой. –Я вас совершенно не боюсь. Просто мой любимый дядюшка снимет с меня с голову если с его обожаемой мумии или что там у него… Что там действительно было никто не знал. Альфред Тонн откопал этот самый экспонат и никому, никому не позволил его исследовать. Никто не знал, что находится под уникальной крышкой саркофага. Никто никогда не глядел в лицо той мумии… Или глядел? Этого Астрид сказать не могла – не в таких близких отношениях была с дядечкой. Да и то, после того, как откопал сие сокровище неожиданно отказался следовать семейной традиции. Альфред Тонн просто открестился ото всей семьи и ушел с головой в свою науку, точнее в свою мумию. - … так что, - девушка пожала плечами, - моя жизнь – это для меня самое главное. Девушка еще раз окинула взглядом Санад. Его желание посмотреть на данный экспонат просто было просто невероятным. Можно было назвать настоящим египтоманом. - А знаете, - задумчиво произнесла девушка. – У вас есть что-то общее с моим дядюшкой. Вы такой же сумасшедший, можно сказать помешенный на этих самых мумиях и песках/ (девушка тихонечко засмеялась) Наверное, вы даже счастливый человек. Вы видите там что-то особенное, это дает вам смысл жизни… Счастливые… Я вам даже немного завидую. Астрид усмехнулась. Что ж может и стоит показать этому чудику экспонат? - Ладно… Я проведу вас к экспонату, - Астрид почесала переносицу. – Но у меня будет несколько условий. Девушка остановилась и прищурилась. - Первое, вы не будете трогать его руками, капать слюнями и пытаться отковырять от него кусочки. Второе, я прошу вести себя тише воды ниже травы и не орать. И третье – не стоит разглашать что вам вообще дали посмотреть на этот саркофаг без свидетелей… Как-никак это моя работы и терять ее… Она повторилась, давая понять, что вообще-то делать ей этого не хочется, но она поддается его безграничному обаянию и просто готова растаять. «С помешанными надо вести себя правильно, - говорил внутренний голос. – Тем более чем быстрее этот товарищ покинет меня, тем будет спокойней моей разведенной душе». Как никак, а Адам Эмерсон был красивый молодой мужчина. А вот времени и желания связываться, хоть всего на несколько часов, с подобными типами у Астрид не было…
Ночь... Тишина... Затхлый запах старины... Тысячи лет оцепенения. Тысячи лет в пыли без жизни но в сознании - каждый миг, каждую секунду. Как же это мучительно тяжело! Всем своим существом чувствовать этот мир, ощущать, как он медленно, по каплям, по песчинкам, проникает в тебя. Исподволь, словно издеваясь... Жизнь течет, эпоха сменяет эпоху, но ее печальная судьба остается неизменной - скованной вечным полусном-полузабытьем покоиться в запечатанном саркофаге. Вечность одиночества, вечность обреченности... Шепот чужих языков вокруг, изредка - обрывки непонятных фраз... Время давно для нее превратилось не более чем в относительное понятие внутри толстых стенок роскошного каменного гроба, бережно хранимого сумасшедшим стариком, лишь однажды видевшим ее лицо, лицо принцессы, чьего цартства нет вот уже много веков, но память - жива... Вот только ее имя было стерто и подвергнуто вечной анафеме еще тогда.
Ночь... Далекий холодный свет звезд где-то очень, очень высоко осеняет священный путь к Ориону. Путь, по которому ей не дано было пойти. Она осталась здесь... Чувствовать отголоски изменчивых эпох частично впитывая их, и медленно, очень медленно, готовясь к возрождению. Вечное синее бархатное небо.. конечно здесь оно уже не то, совсем не то каким было тысячи лет назад... Заклинания над ней были произнесены тайно под покровом ночи. Скорее от бессилия, нежели из вопросов веры. В тот трагический день, когда пролилась кровь Солнечного Фараона, веры больше не осталось... Остался жрец Эн Сабах Нур, что не смог уберечь принцессу от ужасной участи и оставалось только взывать к богам... Разумеется, тщетно, как, впрочем, и всегда.
Музей... Экспонат, пока закрытый от показа... Номер, не числящийся в каталоге, частная коллекция, всего несколько дней на то, чтобы сумасшедшие египтологи со всей америки взглянули на этот закрытый каменный гроб... Но не на его хозяйку. Это непременное условие, не подлежащее обсуждению и объяснению...
Все прошлое осталось где-то за спиной, будто прошли годы, будто нет ничего. Феникс сделал выбор за Джин, Грей не собирался спрашивать, все попытки женщины бороться с космической силой, закончились ни чем, чего и стоило ожидать. Атака против Рэйчел, лишь убила последние нитки, за которые можно зацепится, теперь сознание женщины, было погребено где-то глубоко внутри, а для всех, существовал лишь Феникс, в обличии Джин Грей, все, что нужно было силе, это тело, больше ничего. Не осталось ничего, что могло бы напомнить о Джин – чужие глаза, чужой голос и повадки, мир видел лишь то, что ему преподносили, никто не собирался заглядывать глубже, это никому не было нужно.
Взять за руку Апокалипсиса, означало связать свою жизнь, с чем-то большим, чем просто сила. Но Феникс обычно просчитывал свою поступки, на несколько шагов вперед, и пока силе нужна была свобода, можно было выбирать и Нура, все ради себя, а не для других, рано или поздно, все будет уничтожено. Мир вернется в свое первоначальное состояние, разрухи и хаоса. Для кого-то экстернал, был опасен, недостижим, но для Феникса, он не был опасностью, ведь, что есть Феникс? Это сила, сила, которая в данный момент, находилась в смертном теле Джин Грей, если не станет Грей, сила найдет себе новое тело, проблем нет, а то, что не материально, не так просто уничтожить. Джин не раз пыталась изгнать космическое создание из своего тела, и каждый раз, ей это удавалось, но удавалось не до конца, всегда были пути возврата для силы, Феникс лишь ждал подходящего момента, что бы снова получить такую желанную свободу. И вот момент настал, теперь, когда сознание Грей, было окончательно погребено под эхом сил Феникса, особой опасности от женщины не было. Теперь был Нур, в чьих интересах, конечно же, было общение с Фениксом, а не с Джин Грей, все просто, просчитан каждый шаг, каждое действие, и нет ничего случайного.
Вот и улица, осталась позади, они куда-то отправлялись, оставляя за собой, лишь терпкий запах силы и власти. Уловить зло – невозможно, у зла свой путь к победе, зло всегда найдет лазейки, идеи, и людей, которые готовы будут его поддержать, ведь человечество слабое, они ищут там, где им выгодно, их ничего не интересует, кроме собственных интересов, и на этом можно играть, горько-сладкую симфонию победы. Музей, они направлялись музей, значит, это нужно было, в данном случаи Апокалипсису, а Феникс пока никуда не спешил, лишь окончательно убивал сущность человека, в котором находился, чем больше времени проходило, тем меньше было шансов вернуть Джин обратно. - И что мы тут делаем? Надеюсь, это действительно важно… - с легкой иронией, произнесла девушка, движимая космической энергией, зачем искать то, зачем они сюда явились. Апокалипсис мог ответить на все вопросы, так проще.
Музеи. Он не любил их. Страницы истории, которые человек так бережно храни. Эти места пропитаны чужой кровью, адской болью, о которых никто не подозревает. Картины Рембрандта, Пуссена. Они несёт за сбой шлейф ненависти и обиды. За эти вещи люди убивали друг друга, лгали, обманывали, унижали. Они оставили неизгладимый отпечаток на пропитанных маслом полотнах. Апокалипсис чувствовал спинным мозгом, кожей, что человек готов был разорвать на куски себе подобного, лишь получить этот долгожданный кусок, на котором кто-то давным-давно намалевал странный образ, рождённой ещё более странной фантазией. Это так походило на людей с их мелкими и корыстными желаниями, жаждой разбогатеть, возвысить себя над другими. Природа человека. Ничего не прописать, ничего не изменить. Вот именно поэтому музеи вызывали глухое раздражение, даже Каирский, сокровищница, чуть-чуть приоткрывающая занавес тайны над его величественной культурой… Тихий хлопок, клубы мерцающего дыма и шелест ветра. Примерно через час музей откроется, и охранник с фонариком обходил все помещения, осматривая экспонаты, убеждая себя в том, что ничего не случилось. Он тщательно исследует каждую полочку, угол и скамейку, добросовестно выполняет свою работу, зная, что смена его через несколько минут кончится, и он пойдет, наконец, домой. Там его ждёт жена и сын. Его накормят завтраком, и ближайшие одиннадцать часов он посвятит сну. Ему ничего не будет сниться, может, только иногда обеспокоено вздрагивая, он вспомнит, что забыл закрыть дверцу в отделе Искусство Азии. Но он тут же забудет об этом, уповая на то, что следующая смена не заметит его оплошность. Сейчас он не задумывался о дверцах, отделах и экспонатах, он идёт к выходу. Неожиданно он услышал шум, точнее хлопок. Настороженно остановившись, мужчина медленно двинулся назад. Он миновал уже несколько отделов, но ощущение того, что он здесь не один его не покидало. «Древнеегипетское искусство» - гласила вывеска сверху. Неужели он столько уже сумел пройти? Глянув, вперёд он заметил людей, мужчина, молодая женщина. – Стойте. Кто вы такие? Музей ещё не открыт. Вам следует немедленно покинуть помещение. – громко крикнул охранник, его голос эхом раскатился по сводчатым потолкам. Те двое стояли к нему спиной, но от его возгласа они развернулись. Мужчину передёрнуло, по его спине пополз липкий страх. Он не знал, чего испугался. Но было в этой паре что-то устрашающее. Он сделала шаг назад, но почувствовал, что ноги его не слушаются. Его тело словно окаменело. Мужчина впереди начал приближаться к нему, медленно, но верно. – Не двигайтесь, а то я буду стрелять! – отчаянный возглас разрезал тишину. Мужчина не внял его приказу, он продолжал двигаться ему навстречу. Не трудно узнать в походке и тяжёлом взгляде Апокалипсиса. – Я предупреждаю последний раз! – от этих слова на лице Нура появился язвительная ухмылка. Как всё-таки беспечны люди… Грохот… Раскатистый и громкий… Сизая струйка дыма из револьвера. Запах гари. Охранник пошатнулся и повалился вниз. На лбу виднелось красное пятно… капли крови стекали по его щеке. Одна за другой. Медленно. Неотвратимо. Так должно быть. Это утверждение. Он мёртв… Апокалипсис сделал шаг назад. Нур развернулся и подошёл к Фениксу. Его лицо ничего абсолютно не выражало. А должно ли? Ни гримасы презрения, ни боли, ни злорадство. Констатация факта. Все мы когда-нибудь умрём, все найдём свой конец. Кроме него. В его цепких руках бьётся ниточка бессмертия, её ничто не разорвёт, в этом можно быть уверенными. Апокалипсис не ответил на вопрос Феникса, сейчас как раз настало время это сделать. – Мы навестим моего старого знакомого. Я услышал зов. Я на него откликнулся. Небольшая ночная прогулка не помеха нашим планам - Нур сделал особое ударение на слово «нашим». Странный получился союз, но определённо плодотворный. Апокалипсис пересёк зал, и оказался возле саркофага. Типичный погребальный предмет, относится к времен правления фараона Эхнатона. На секунду его сознание пронзила догадка. Он помнил её имя так же хорошо, будто бы вчера его услышал, он помнил её судьбу, потому что она заняла лишь секунду его вечности, он знал её обиду, он чувствовал её страх. Он видел, как тяжёлый гроб заколачивали, и детские почти юные глаза с мольбой смотрели на твердолобых жрецов. Она верила солнца, верила в силу своего отца, но мечты не соперники реальности, идиллия, подаренная одним закатным лучом должны была рассеяться под покровом бескрайней ночи, ночи, которая длилась для него пять тысяч лет. Саркофаг хранился под тощей прочного стекла. Под его взглядом оно задрожало и тихим звоном рассыпалось на мириады кусочков. Вот что странно… сигнализация е сработала. Апокалипсис подошёл к гробу и собственноручно сдвинул крышку. Он не приложил не единого усилия. Крышка сама, под напором его воли и грубых шершавых рук двинулся в сторону. В воздухе запахло смертью. Мёртвой, но такой юной и беспечной судьбой. Пыль вокруг взвилась в воздух и окутала их непроницаемым облаком. Саркофаг открыт. Внутри лежит девушка. Её не тронула жестокость времени. Пять тысяч лет для неё как одна ночь, один страшный сон. И этот сон затянулся. Пора просыпаться. – Просыпайся Анхесенпаатон. Ты слишком долго спала.
Она давно потеряла счет времени, никогда не теряя сознания. Пытка много изощренее той, что для нее придумали жрецы, возвеличившие ее малолетнего тогда еще брата. ....О, если бы Тутанхамон понимал тогда, чем обернется его капризное эгоистичное желание владеть своей сестрой для нее... Глупому своенравному мальчишке внушили, что проявлением подобной "жесткости" он докажет свое право на трон, который на деле никогда ему не принадлежал. Ему пообещали, что так он докажет наконец ей свою состоятельность и взрослость, что тогда Анхесенпаатон наконец перестанет снисходительно смотреть на него сверху вниз и обращаться как с ребенком... Каков же был его шок, когда "жесткость" обернулась страшной казнью о которой он и не подозревал, а вместо признания в глазах его любимой Мерит горело пламя отвращения, ужаса и ненависти. Ему не позволили ни на шаг приблизиться к ее саркофагу даже когда крышка была плотно закрыта и опечатана. В ту ужасную ночь ее пытался утешить глухой голос другого, того, кто пытался ее предупредить, спасти, оградить от этой участи. Он говорил о возмездии... Она давно забыла, что такое страх, отчаяние. Она смирилась. Смирение... То качество, отсутствие которого привело ее к такому трагическому финалу тысячелетия назад. Но к финалу ли? Сейчас вновь сквозь камень саркофага она слышала этот глухой голос, говоривший теперь с кем-то на незнакомом языке. Но, несмоненно это был тот самый голос, который она бы не спутала ни с каким другим, хотя прошли тысячи лет. Голос человека, однажды под покровом ночи посетившим ее отдаленный храм богини разрушения, голос Эн Сабах Нура.
Такие простые слова, и такие важные! Ее слух вновь ласкали странные ждя уха европейца созвучия ее родного языка. О, как она хотела ответить... но сил не было даже не то, чтобы открыть глаза. И вот оно вновь - давно забытое чувство паники, ужаса, бессилия... За ним она не почувствовала как теплая волная, сравнимая с морской или с дуновением ветра пустыни коснулась ее таким живительным прикосновением, каким явилось для Осириса прикосновение нежных рук его супруги Изиды. Она словно не открывая глаз за краткий миг "увидела" могучую фигуру, стоявшую в неподвижном ожидании положив ладонь на край ее теперь вскрытого саркофага. Не тратя сил на не нужные пока зрение, слух и прочие чувства, Анхесенпаатон сконцентрировала все украденные крупицы жизни на том, чтобы совершить одно-единственное движение - поднять левую руку и коснуться его руки. На мгновение показалось, что ее пальцы коснулись раскаленного металла, но они не отдернулись, подчинившись инстинкту, и уже в следующий миг по венам принцессы словно потек жизкий огонь, заставляющий ее оживать на глазах за секунды.
- Ты прав, слишком долго.- уже другой голос тизхим эхом прокатился под сводами музейного зала, произнеся ответ на чуждом этому миру, этому времени языке. А потом она открыла глаза и больше ничего не смогла сказать... ...Вместо привычно звездного нела Кемета над головой - белый свод музейного потолка, вместо жреца - какой-то человек, в котором она лишь постепенно и с трудом смогла узнать отдаленные черты Эн Сабах нура... Но это был он. Это должен был быть он. - Ты... как?
Прошу простить меня за такую долгую и непозволительную задержку.
Ни алое небо родной и незабытой страны Кемет, ни голос вкрадчиво, повторяющий слова на родном и таком близком языке, ничто не могло заставить его забыть. Судьба, которой он сам и управляет, завела его в тёмный и богом забытый уголок своей истории, туда. Где хранится крупица его прошлого, ещё живая и нетерпеливо верная. Он помнил Анхесенпаатон, её жизнь, её ошибку, нежелание предавать. Даже тогда его удивила сила воли и бесстрашие девушки, сумевшей только прикоснуться к жизни. Она добровольно обрекла себя на службу страшной и разрушительной богине, уповая на спасение, которого не было и не будет. Он помнил как под покровом ночи, скрываясь в тени эвкалиптов, пробирался в её покои, как убеждал бороться, мстить за потерянное время. Апокалипсис никогда не забудет её ответ, она была его единственной ошибкой, той первой и последней, отказавшей ему. Даже тогда он привык мириться с действительностью, опуская все иные чувства на второй план, но её вера в отца, жёсткое повиновение поразило. Он предлагал ей свободу в обмен на твёрдое и уверенное слово, а она же выбрал смерть – вечное упокоение в пепельно-золотистом саркофаге. На протяжении тысячелетий она слыша только одно – глухой хруст, который издавали её мучители скарабеи. Ради чего она пожертвовала всем? Ради правды, которая ничего не стояла? Ради убеждений, которые сорвали с маской покорности и смирения? Тщеславие вот что влекло её… глупое и безнадёжное. Первый и последний раз он пожелал спасти, и вот его невинная просьба исполнилась, он спас её от вечного забвения через столько лет. Года не пощадили его, но Анхесенпаатон они обошли стороной. Красивое, бледное лицо, обрамлённое длинными густыми ресницами, длинные волнистые волосы, тонкий и стройный стан. Она был тем удивительным исключением, наполненное силой и жизнеутверждающий энергией, которое могло повернуть мир и несуществующее время вспять. Принцесса была плодом близкородственного брака, странной случайностью. Она не была похожа на своих слабых и безвольных братьев и сестёр, как противовес их безличию, она была слишком яркой, нестерпимо сильной. Ей прочили великое будущие. Ей было предначертано стоять в многовековой истории Египта, завершить своим именем великую династию фараонов. Но что-то пошло не так. И она нашла своей конец, проклятая людьми, которым доверяла, забытая любимыми. Она была одна. И теперь настал момент изменить прошлое. Анхесенпаатон не открывала глаза. Но они должны были быть прежними, глубокими и завораживающими. Лёгкое, едва заметное движение рукой, и её холодная ладонь коснулась его кожи. По телу пробежал электрический разряд, он вызвал дрожь и явное напряжение. Нур чувствовал, как малые толики силы волнами перекатываются по телу, в результате оказываясь в девушке. Никакого дискомфорта или боли это не принесло, наоборот он был удивлён. Нур не задумывался какой именно силой обладает Принцесса и до этой секунды вряд ли бы подобная мысль посетила его. Анхесенпаатон ожила за мгновение. Теперь она больше не походила на восковую куклу, она стала человеком, каким же реальным, как и он сам. Только сейчас Принцесса могла позволить себе взглянуть на него, взгляд умных и проницательных глаз встретился с его взглядом – холодным и давно ничего не выражающим. Апокалипсиса позабавило явное удивление девушки, она не ожидала застать его «таким». Да, теперешний Нур мало походил на того древнеегипетского жреца кровожадного бога Сета. Мужчина изменился не сколько внешне, сколько внутренне. Как бы он не говорил и не доказывал окружающим обратное, но всё в жизни меняется, особенно так её часть, которой надлежит оставаться неизменной. Но в любом случае, он Эн Сабах Нур, и прежний характер угадывался в жестких и непримиримых чертах его лица. Тишину разрушил мягкий и требовательный голос Принцессы. За тысячелетия она не растеряла прежней властности, пусть её слова лишены даже намёка на пренебрежение, но во всём угадывался сложный и проблемный характер. Апокалипсис просто молча наблюдал, вслушиваясь в сладкий и певучий язык, который он уже не грезил когда-нибудь услышать вновь. Её слова были прекраснее любой музыки на свете, потому произнесены они были на родном наречии. – Бывало и лучше – просто и лаконично информировал девушку Апокалипсис. Теперь Принцесса смогла свободно стоять рядом с ним. На ней было её прежнее одеяние, остальным оставалось только гадать, почему одежда на ней поддалась тлению - вижу ты не последовала моему совету, о том, что произошло я узнал слишком поздно – наглая ложь, хотя так ли это важно? Эн Сабах Нур узнал одним из первых, что должно произойти с наследной принцессой Анхесенпаатон, но пожелал, чтобы молодая девушка прочувствовала всю агонию собственного выбора. Он предлагал ей иной пусть… да так ли это уже важно? События тех лет, пограблены под песком времени, и нет смысла поднимать их с песчаных глубин. – Нам пора. – не проронив больше ни слова, Апокалипсис взглянул назад, там стоял Феникс, выжидающе буравивший ему спину взглядом. Прошло много времени. И через секунду фигура Нура и его спутников рассеялись, опрокидывая зал во мрак.
ООС: Фуххххххххххххх..... взгляните на человека, который понятия не имеет о чем писать...
Переход: из особняка Натаниэля Эссекса [окраина] соответственно в данный музей, я так понимаю для меня и Джона =) И ещё... я полагаю всадники телепортироваться не умеют, так что мы на "своих двоих" добирались? ^^
[флэшбэк - происходящее в особняке]
Отчаяние... грусть... любовь... боль... Все чувства растворились. Ясное сознание. Ясные мысли. Крошечный мир, разделившийся разом на столь субъективные понятия о добре и зле. Никаких прочих оттенков, полутонов или ещё чего-либо. Смерть. Нечто чего в некоторой степени боится каждое живое существо. В целом, если подумать, вся наша жизнь - это лишь извилистая дорога к финалу. К смерти. К Даниелль Мунстар, которая отныне была олицетворением её. Темные волосы, неестественно белая кожа, отсутствующий взгляд глубоких темных глаз настолько, что кажется и вовсе из девушки вынули душу, не оставив ничего. Хотя с другой стороны... зачем Смерти душа? Или даже какой-то намек на чувства? Так или иначе, отказ от эмоций оказывается достойной платой за новую жизнь и новые возможности. Она не могла бы стать такой, какая есть сейчас, оставаясь тем, кем была раньше. А была ли вообще она кем-либо до встречи Апокалипсиса? Скорее её жизнь до перевоплощения представляла собой лишь грустный, но многообещающий пролог, а теперь как раз-таки подошла основная часть, где и развернется основное действо. Когда Мираж или отныне Смерть бесшумно вошла в гостиную вслед за Нуром и скользнула отсутствующим взглядом по присутствующим, на лицах их отразилось лишь сдержанное удивление. Очевидно внезапно изменившаяся внешность девушки послужила тому причиной, однако Даниелль не заострила на этом внимания. Осторожно опустившись в одно из кресел, что было ближе всего к Апокалипсису, она задумчиво уставилась в одну точку, всем видом своим показывая, что происходящее её ни коим образом не касается, пока Нур не прикажет ей что-либо сделать. Накручивая прядь непомерно длинных волос на палец, Мираж внимательно слушала и следила за всем, что происходило в комнате, однако не позволяла себе и слова вставить, дабы не навлечь лишних проблем. Смерть прекрасно понимала, что её комментарии и мнение никому здесь не нужны, и уж более всего Апокалипсису. Единственное, что заинтересовало девушку по-настоящему, так это появление в гостиной ещё одного всадника. Смерть не знала ни его имени, ни способностей, однако лицо отчего-то показалось знакомым... Возможно, это был какой-то отголосок прежней жизни... Неожиданно Дани как током ударила. Стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, она лишь робко приложила руку ко лбу и прикрыла глаза. Вот она - расплата. Эта была лишь одна жалкая попытка коснуться тех воспоминаний, что Нур оставил ей, и тут же по всему телу, как электрический разряд прошел. Действительно больно, однако все же терпимо. Знакомое имя Валенсия эхом прозвенело в голове, являя собой основную причину новой жизни Смерти. Ну да, как же она могла забыть обо всем и так отстраниться от происходящего? Главная цель - месть. Месть за её убийство. Об этом нельзя забывать... Однако дорога к намеченной цели длинная, со множеством препятствий и похоже, что одно из них уже сформировалось. Апокалипсис отдал Смерти и второму всаднику, имя которого Дани так и не удосужилась узнать, свой приказ, и только девушка посмотрела на своего "напарника", как тот кивнул в знак того, что пора покинуть данное место и отправиться на своеобразное задание. Что ж, Мираж и не думала мешкать. Рывком поднявшись со своего кресла она направилась вслед за молодым человеком, при этом не произнеся ни слова. Да и кому нужны слова? Пора действовать...
[не флешбек]
Путь до Музея Метрополитен оказался не долгим. Благо, расстояние между пунктом назначения и особняк Эссекса было ничтожно мало. Новый день только-только начинался и поэтому на улицах совершенно никого не было. Что ж, подобная пустота была только к лучшему, ибо внешний вид всадников сразу говорил о том, что перед тобой не люди, и возможно даже не мутанты... За всю дорогу Смерть не проронила ни слова. И на то было несколько причин. Во-первых, даже при своей прошлой жизни она была немногословна, во-вторых, Дани все ещё пыталась привыкнуть к своему новому положению, осознав все плюсы и минусы, а, в-третьих, честно говоря, она и представить не могла, о чем им двоим разговаривать... И потому девушка нарушила молчание лишь когда они уже переступали Музей, ибо сейчас оно было ни к месту, следовало бы обсудить кое-что... - Итак, мы на месте, - тихо проговорила Мираж, привыкая к звуку собственного голоса. По сравнению с тем, что было раньше, он сломался и звучал несколько хрипло, однако сомнений быть не могло - это все же был голос Мираж. Довольно странно, но это была вторая по счету произнесенная ею после перевоплощения фраза и надо сказать, привыкнуть снова говорить было не просто. Смерть вообще только сейчас осознала, насколько ей теперь мило состояние этой тишины и отрешенности. - Он сказал, что лучше всего смыть наши следы чужой кровью. Это логично... - задумчиво произнесла Смерть, проходя вглубь помещения, в котором было так же безлюдно, как и на улице. - И у меня есть вопрос. А кто... ты? - вопрос был, конечно, совершенно не к месту, однако должна же была она узнать, с кем её судьба отныне тесно связана, и на что вообще всадники способны... Вообще, Смерти не терпелось узнать свои новые способности, в существовании коих она не смела сомневаться...
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 0
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума