В результате искажения: Переход для: Layt >>> Берег залива Откуда: Улицы города Через: пространственно-временную дыру. Физ. состояние для перенесенных: легкое головокружение, тошнота Вид рушащегося на глазах стрип-бара и людей, в страхе покидающих помещение, сменился белым светом, а затем плещущимися волнами у берега залива.
Give us this day our daily dose of faux affliction Forgive our sins Forged at the pulpit with forked tongues selling faux sermons. 'Cause I am a new wave gospel sharp, and you'll be thy witness So gentlemen, if you're gonna preach, for God sakes preach with conviction!
Believe me kids, опасно обижать девушек. Опасно кидать девушек. Опасно врать девушкам. Особенно блондинкам. Не просто блондинкам, а англичанке с испанскими корнями, которой то и дело сносит башню. Которая способна.. на многое, ограничимся этим. А потому Тристан Мальсибер, собственной персоной средний отпрыск клана Валентайнов, так любезно принявший Элизабет к себе под крыло когда-то давно, еще до всей заварушки со Страйком, Клубом и Иксменами, поступил очень и очень плохо. Это было так давно и вообще не правда. Но сейчас не об этом, потому что Бетси - хотя она не любит когда ее так называют - была и правда зла. Рана на ноге, опрометчиво полученная в схватке с Лисой все еще давала о себе знать, однако ходить мисс Брэддок могла, а значит не все потеряно. Окрестности особняка совсем опустели, все видимо наконец-то нашли себе куда благородное дело, чем спасать чужие жизни - не маленькие. А потому мутанта поднялась с земли, на которой сидела вот уже ни много ни мало 3 часа - пыталась справиться с шоком (даже не болевым, а просто.. видите ли, девушка была слишком горда, что бы понять как так все могло произойти, что она недооценила противника.. в следующий раз надо будет без раздумий воспользоваться клинком и никаких проблем) - и чуть не упав после первого же шага, оказывается каблуки все еще при ней?! как странно, остановилась. Все же пустырь был не совсем пуст. Где-то в далеке виднелась перевернутая машина и какие-то копошащиеся люди. - Ну хоть что-то сегодня удалось.. а значит нога отомщена. - довольно и немного устрашающе рассмеялась Псайлок и наконец-то дошла до тени. Еще шаг, и она наконец-то дома... Но все в этот дурацкий день шло не так, как было задумано. Телефон опять затрезвонил, на этот раз заиграв что-то странное, непонятное, но безумно знакомое.. Бросив вгляд на надоедливое электронное существо, Элизабет удивленно вскинула брови. - Лайт? Черт вас всех сегодня побрал, неужели Адриан и Артур опять не присмотрели за ним? Честное слово, от них иногда больше проблем чем от всех знакомых мне экстрналов, вместе взятых.. Бетс ткнула сломанным ногтем к зеленую кнопочку и уткнув свободную руку в бок протянула в трубку - Артуууур? - он был для нее как младший брат. Один из двух Ре'Греттов, с которым они когда-то доставляли немало хлопот учителям. Потом и не только.. У них была хорошая компания - электрокинетик, два брата-генератора энергии и телепатка-псионик. Однако из всех четверых именно Лайту она доверяла секреты, хотя он все равно не умел их хранить. Просто для нее он всегда был младшим. Он всегда был ее Джеймсом, Адриан всегда был ее Брайаном, а Артур.. он был Герцогом, он всегда был для нее в какой-то степени Незнакомцем. - Не говори только, что Адри и Арти опять забыли тебя где-то без машины, денег и твоей очаровательной улыбки, ради которой любая встречная довезет тебя до дома? В конце-концов, ты мог позвонить шоферу и уж в самом-то конце.. Ты мог попросить Сильвию.. - сказав последнюю фразу Бетс хохотнула, но через секунду посерьезнела. - Черт тебя возьми, Артур, ты вечно поворачиваешься мне под руку как раз тогда, когда я не могу тебе отказать. Подожди секунду.. Девушка еще раз недовольно ткнула пальцем в телефон и сделала шаг в тень. Через секунду ее уже не было перед особняком Магнето.
переход для Псайлок на Берег Залива.
Каблук без сомнения тут же утонул в песке. Блондинка чертыхнулась и стянула сапоги. Ноги тут же опустились на теплый песок, который просачивался между пальцев. Как давно она не гуляла вот так.. по пляжу.. И погуляла бы, если бы не Ре'Гретт-младший, который должен валяться где-то по близости и не в лучшем состоянии, судя по голосу. Повертев головой, прическа на которой изрядно растрепалась, Элизабет наконец-то заметила пропащего друга и побрела в его сторону. Этьен лежал в нескольких метрах от тени какого-то навеса, в которой очутилась Псайлок, так что через несколько секунд она уже была рядом. - Вставай, ну же, чего разлегся! - вскрикнула она и слегка пнула друга в бок. Сапоги упали где-то рядом, а надо было наверное кинуть их в Адриана, потому что "легкие" пинки никакого действия не оказывали. Потому пришлось действовать радикально.. - Охх.. ну и проблем с тобой как всегда, дружок. Окунуть бы тебя в залив, но боюсь ледяной душ тебе поможет больше..
Заявка: с помощью сил поднять Лайта и немного "потрясти", дабы не спал на ходу. Потом "пронести" за собой по воздуху к той самой тени и перенестись опять же за собой в Особняк Ре'Греттов. Впрочем никакого значения это действие не имеет, так что думаю без Фактора справимся %)
осс: сорри, что так поздно и мало! просто сейчас на большее не способна!
С тобой все впорядке?.. Эти слова словно вывели Шарлин из забытия. Джевел проснулась... Шер улыбнулась, но глаза ее оставались печальными, какая-то отрешенность сквозила в них… Так уже было, давно. - Да, все нормально, - девушка отвела от подруги взгляд. Ей казалось, что Джей все поймет, раньше, чем нужно. -Дорогая, нам надо сейчас о многом поговорить. Ты ведь уже поняла это, верно? Шарлин взяла спутницу под руку и постаралась, как можно быстрее, утащить ее подальше от этого места. Куда? Только сейчас девушка поняла, что Джевел живет совсем недалеко. - Давай, к тебе… - неожиданно Шер поймала на себе взгляд подруги. Казалось, последняя напугана… или ошарашена. Сейчас или никогда! - Вот теперь мы точно должны поговорить…. Сердце Шарлин колотилось с бешенной скоростью, так трудно выдавливать из себя слова, вспоминать то, что так хотелось забыть. Хотя… Девушка и так помнила это каждый день с того момента, как погиб ее муж. Рассказ был долгим. Шер начала с того, как ее подбросили в приют… а закончила тем, как отомстила убийцам своего любимого. Она поведала об изнасиловании, о мести, о страхе, о болезни… Когда Шарлин закончила, она почувствовала усталость… и легкость. Теперь девушка вновь была не одна. Сейчас ей даже думать не хотелось о том, что все проблемы она также спихнула на подругу… - Я так устала, Джевел… - если бы Шер могла плакать, то сейчас был бы самый подходящий момент. Девушка не думала о том, как подруга отреагирует, ей просто хотелось закрыть глаза…
Какие странные тени На потолке, Похожи на лица... Какие жесткие вены В ее руке... И сердце боится. Вспоминая о любви. Помнить чувство – полная блажь. Прекращается чувство – исчезает желание его помнить. Это как написанное на листке: подожжено, и превратившись в пепел, развеяно по ветру. Почему она такая? Почему ее большие глаза такие тревожные, а руки такие холодные и все равно чуткие? Видно было, как она волнуется, как сдерживает свою дрожь, то ли от холода, то ли не от холода, а от себя. Она только что буквально пропихнула Лайта в портал, ведущий к особняк Ре'Греттов, а сама в последний момент осталась здесь. Псайлок вдруг вспомнила, как они гуляли тут, держась за руки, как свет восходящего солнца слепил ей глаза, и она не могла рассмотреть детально его лицо - его глаза, его губы.. Свет отражался от его темных, блестящих волос, еще больше ослепляя англичанку. Больше всего, она тогда боялась, что растворится в нем, что станет несвободной, что не сможет без него. А ведь он мог закрыть ее жизнь собой. Наполнить своим присутствием, добавить в него и свои интересы, проблемы, вопросы.. Но был женат. Женат на своей "работе". На своих книгах, на издательствах, на Клубе, на Селене и Шоу, на Офелии... Пошлость. Обыденность. Но это было так. Поэтому, она долго не признавалась себе, что любила его. Как оказалось, слишком долго и слишком зря. Она испортила все и все потеряла. Заложники своей любви. Когда книгу закрывают, кладут закладку. Так вот, эта закладка была самым важным в их жизни. Годы. Годы чтения прекрасной книги… Тяжесть сильного расширяющегося чувства в груди, физическая боль и постоянные размышления о странном и постоянном единстве и единении. Даже расстояние, потому, казалось, не имело значения. Для них. Их чувствование друг друга, осязание за тысячу километров, ответы без вопросов, диалоги без букв было чудным и тонким. Где они жили? Точно, не на земле. Но и не на небе. На перекрестке. Между небом и землей. На том далеком перекрестке с мигающими предупредительными огнями светофора в далекую белую ночь его сна с открытыми глазами. Она могла не выдержать. Она могла не остаться собой. Но он верил, что пока есть любовь, все остальное будет прикладываться, но не заменять. Они были счастливы, в реальности достигая той внутренней эйфории, к которой шли во время ожидания, когда уставшие, изможденные разбросанным вокруг них великолепным просветлением, они отдыхали, обнявшись. Море шумит. Ветерок трепет ее светлые, почти белые волосы, больно бьет в лицо, по его прохладной и почти прозрачной коже. Мысли, ощущения, осознание времени, почти остановка дыхания. Прошлое, будущее, руки, глаза, страх, губы и звуки – все жило отдельно, не сливаясь, крутилось по кругу, переливаясь и светясь предназначением и перспективой. Хотя.. какая перспектива и какое предназначение? Даже сейчас они не могли встретиться, что-то постоянно мешало. Дальше? Не имеет значения. А то, утреннее прошлое, что привело к этому состоянию: этот залив, солнце вокруг, простор, берег пока еще в утреннем тумане, высоченное голубое небо и она, вдыхая, прикрывала глаза, что бы не ослепнуть от яркости солнечных лучей и от его взгляда. То прошлое стало значимым, необходимым именно таким, каким оно было, именно таким, каким они его еще помнили. Кажется, помнили. Как еще объяснить? Сдвинуть время, войти в озеро сомнений, рубануть узел мирских забот, выстроить сложно-подчиненное предложение, объясняющее их счастливые минуты, и почему их может не быть потом? Тогда им не понималось, зачем думать о том, что будет?! Зачем? Когда так хорошо сейчас! Дальше? А дальше, сброшенное в пропасть счастье, раздавлено показным равнодушием, презрением, обидой, недоверием, ложью. И только? Да, всего лишь. Им почему-то хватило и этого. Элизабет смахнула откуда-то взявшуюся на щеке слезу и скрестив ноги по-турецки, села на землю. Она была босиком - сапоги мутантка скинула где-то там, где появилась, прийдя за Артуром - и ее белые ступни пытались согреться о холодный валун, один из многих на этом береге. Кажется собирался дождь и как в доказательство этому, Псайлок задрожала, и попыталась укутаться в свои олимпийку. Конечно, у нее ничего не получилось.. Тогда она уже в третий раз за день вытащила мобильный и все тем же, сломанным ногтем ткнула в кнопку вызова. - Я.. уже не у Магнето. Я у залива. приезжай, если хочешь. - тихо сказала девушка в динамик и опять, отключилась, не дожидаясь ответа. Говорить с ним вот так, по телефону, по этому серому, неживому куску пластмассы становилось выше ее сил.
Всё складывалось так как и предполагалось. Долгий, полный странного и необычного романтизма вечер медленно плыл вдоль бурного потока чувств и эмоций. Мягкий свет свечей затеял манящую игру на их лицах, попеременно появляющиеся улыбки то и дели привлекали внимания окружающих. На лицах официантов уже выразился давно знакомый интерес. Высокая голубоглазая блондинка, стоя возле стойки, довольно покачивала головой. Ей было приятно наблюдать вот за такими молодыми парами, может, таким образом, она пыталась восполнить зияющую пустоту внутри, отсутствие какого-либо проявления чувств? Мы не знаем. Она лишь искоса бросала взгляды на свою собеседницу, многозначительно кивая головой, словно знала, чем закончиться для этих двоих мартовский вечер. Это её излюбленная игра, цеплять взглядом молодые пары и в голове домысливать, что же они будут делать потом. Отчасти напоминает какое-то извращение, но подобным образом себя развлекают многие люди, а чаще всего женщины, перешагнувшие тридцатилетний рубеж и так ни разу не вышедшие замуж. Но эта усталая блондинка была не единственным наблюдателем, за соседним столиком сидел пожилой мужчина, который изредка бросал пустые равнодушные взгляды то на девушку, то на парня. Ему было около пятидесяти, чуть лысоват, широк в кости, лёгкая голубая рубашка уютно сидела на нём. «Уютно», да весь его внешний облик излучал именно «уют», а не что-то иное. От него несло безразличием, он понимал, что делает и чего хочет, поэтому никто ни разу даже не заинтересовался, что он тут делает. Ведь мужчина просто сидел и попивал кофе, а другие просто грелись у чужого костра, костра «любви». Вы уверены? Всё может быть. Взрыв смеха. Парень в старой, чуть потёртой ветровки расхохотался Она весь зал, искренний заботливый взгляд прикован только к одной девушке. Она что-то быстро-быстро говорила, при этом активно жестикулируя. На столе стояла початая бутылка недорого вина, это всё что видимо они могли себе позволить, высокие бокалы были уже пусты, и вино пьянящим дурманом ударило в голову. Именно этим можно объяснить их внезапную весёлость. Официант время от времени подходил к ним, наполняя бокалы, те в свою очередь быстро пустели, и голоса становились всё громче и смех всё отрывистей. Они разговаривали обо всё и одновременно ни о чём. Словно вернулись в давно забытое беззаботное школьное время. Им не надо спешить, думать, делать. Всё подчинено одному минутному желанию, и оно в своей силе так прекрасно, что эти оба бояться нарушить его немую красоту. Время текло быстро, удивительно быстро, особенно если проводишь его в компании близкого тебе по духу человека. «Близкого»… не условно? Ответ не ясен. Только вот кто были эти двое? На этот раз можно сказать точно Марк и Велия. Барьер, который разделял этих двух был преодолен удивительно быстро. Какие-то доли секунд и они болтали, словно знали друг друга, по меньшей мере, вечность… а вечность это не так уж и много. Марк рассказывал обо всём: как подрабатывал, учился в школе, как доводил учителей, какие каверзы вытворял. Он рассказывал о том времени, когда работал в театре, как случайно забыл все костюмы актёров в химчистке, и спектакль «Адам и Ева» стал оглушительно популярен лишь из-за того, что актёры там действительно выступают голышом. Энтони старательно избегал те темы, что касаться не следовало, и это получалось удивительно гладко и слажено. Неожиданно Велия прервала разговор и сказала, что не намерена здесь больше сидеть. Марк в в ответ лишь улыбнулся, но та настояла а своём желание. Впервые в жизни он отступил, так господа, где обещанный чёрны снег? Когда Энтони шёл на поводу других? Да, никогда! Вот именно… Значит началась новая эра, и начало ей положили именно в эту секунду…
Я вряд ли когда-нибудь пойму себя сам, так помоги понять! Я не смогу признать твою победу, лишь от одного унижения… Я смогу простить, но не смогу быть прощённым. Так почему же я? Ответь мне на один единственный вопрос. Почему же? Тишина… Вот чего я достоин.
Тёплое, багряно-жёлтое солнце зависло у них над головами. Оно должно было быть таким. Но оно не такое. Тёмные тучи скрыли алеющий диск и над горизонтом зависли угрожающие громады туч. Где-то вдали уже слышался раскатистый звук грома, на небе изредка, словно далеко-далеко отсюда мелькали всполохи, знаки приближающегося дождя. Прохожих на улицах уже было не так много, рабочие день примерного семьянина подошёл к концу, и все трепетно спешили попасть домой вовремя. Большие крупные капли всё чаще стали показываться на лобовом стекле машины. Марк крепко сжимал руль, хотя они уже припарковались минут пять назад. Повисла тишина, но не нагнетающая, а мягкая, уютная. В ней было тепло и спокойно. Ведь порой молчание говорит гораздо больше, чем слова. Очередная банальность или всё-таки рациональное зерно, глубоко зарытое в земле? Никто не мог точно сказать. В машине пахло лимонной цедрой. То ли это был дезодорант, то ли её естественный запах. Велия передвигалась на BMW, который выпустили в году эдак 2004. модель не новая, но зато практичная и удобная во всём. В ней чувствовался стиль, какая-то внутренняя уверенность. Подумаешь всего лишь машина, но именно она может многое рассказать о своем хозяине, точнее хозяйке. Марк продолжал молчать, наслаждаясь этой живой тишиной, упругой и приятной. Воздух стал как капроновая нить, слегка натягиваясь и колышась в такт их дыхания. Марк счёл молчание знаком согласия, он круто обернулся, наклонил голову, его губы сошлись с губами Велиию изгиб в изгиб, будто частицы головоломки. Он не обнял её, не коснулся руками, и, однако, она почувствовала – не оторваться, и потянулась за ним, губами к губам, когда он отклонился на спинку сиденья и притянул её к себе на грудь. Сжал ладонями её виски, чтобы полнее, до головокружения упиваться этими удивительно отзывчивыми губами. Глубоко вздохнул, безраздельно отдался одному единственному ощущению: нежные и сладкие губы Велии слились с его губами…
Город закат. Город рассвет. Город, которого больше нет.
…Восход. Их первый восход. Он не принадлежал ей. Он не был его. Он был просто и только для них. Для них двоих. Двух людей, которые просто не могли уже ощущать прелесть жизни друг без друга, двух людей, которые могли жить, а не существовать только вдвоем. Ведь что может быть прекрасней единение двух начавшееся в момент начала... Строки из книг когда-то написанными, казалось бы, чужим человеком заставляли сердце странно сжимать, казалось бы, в предсмертной судороге. Этот чужой человек писал о том, чего не было долги годы, о том что вернулось. Вернулось, возведя боль, сводящую с ума в квадрат. Его не посещал вопрос зачем. Зачем вернулась, да и зачем все эти пытки для обоих. Но, наверное, в этом заключается их психология – что бы быть вместе им для начала надо пострадать. Но будут ли? Он сидел за рулём автомобиля, лишь мягким движением руки направляя её. Перед глазами менялись пейзажи, лица, но не находили отзыва в тёмно-синих, почти чёрных глазах каповца. Всё ему было знакомо и чуждо одновременно. Мыслями он был не здесь…
…Утро. Кофе. Конечно в постель. Они о чём-то говорили. Она улыбалась. Это милая брюнетка на против него – самый близкий на свете человек, которая обычно была сильной, уверенной в себе, сейчас казалась такой мягкой, нежной, беззащитной. До той ночи он совершенно не знал её. Карие глаза с мягким зеленым оттенком смотрели по-детски наивно и доверчиво. Тогда что-то кольнуло. Она была как Элиза. И любил он её как Элизу…
Звонок. Даже мысли о том, что это мог быть кто-то кроме неё, не появилось в голове у Тристана. Он чётко знал, что это Элиза, которая когда-то была его. А сейчас? Мягкий, такой знакомый, такой родной голос из телефонной трубки. Странно не приятно. Не приятно, что он лишён возможности слышать этот голос рядом, не приятно, что она не рядом. Не приятно… Приятно то, что до берега ближе, чем до Магнето. Улыбка. Настоящая. Это было даже более чем странно.
Он не заметил, как время пролетело, и вот он уже здесь. Тристан вышел из машины, тихо закрыв её и по инерции поставив на сигнализацию. На некоторое время он остановился и посмотрел вдаль. Картина впечатляла тем, что была до боли знакомой и чужой одновременно. Всё было, как он любил – лёгкий ветерок, тяжёлые, будто налитые свинцом, серо-синие тучи, сапфировые волны седину которым предавала серебристая морская пена. Он здесь не был настолько давно, что уже успел позабыть, а ведь раньше, с Элизой они были здесь достаточно часто. Элизабет. Она сидела не так далеко, но и не близко, как всегда такая красивая. Для него она была красива в любом виде. Само совершенство, сама безупречность. Он смотрел на неё, и всё отошло на второй план, и шум моря, и то, что погода ухудшалась и вот-вот должен был пойти дождь, и то, что они, может быть, были не одни. А она была так красива. Хрупкая фигурка, облачённая в одеяние в основном из чёрных и белых цветов, выделялась на этом сером фоне, её длинные, настолько светлые, что порой они, казались белыми, волосы трепал ветер, порываясь унести их с собой. Он медленно подошёл к ней, а каждый шаг отдавался не приятный гулом в голове. Нервы, словно натянутые струны, на которых кто-то играет. Наверное, она. Раз она играет на струнах его сердца, терзая их смычком, то возможно, сейчас она сыграет на нервах как на арфе… Он подошёл сзади тихо, не слышно, присев рядом с ней он посмотрел на неё. Голубые глаза были устремлены в никуда, которое кто-то назвал бы далью… Он всегда любил её васильковые глаза. Он хотел что-то сказать, что-то красивое, в своём духе, но сумел вымолвить лишь одно – Элизабет. И в этом звуке отразилась вся гамма эмоция испытываемых им. И то волнение, нервозность, смешанных с некой неуверенностью, пришедшей пару мгновений назад, всё это было приправлено любовью, в слишком большом количестве, её можно было даже нащупать, а ещё там был какой-то древний страх, что это лишь иллюзия, что это лишь видения, что сейчас она либо исчезнет, либо ухмыльнётся и назовёт его хорошим старым другом.
Подводная лодка в которой находился Красный Омега быстро тонула. По всем каютам и коридорам играли красные мегалки и эхом расходился звук тревоги. Аркадий стоял у приборной панели, суетливо нажимал на кнопочки, выкрикивая на русском языке маты, изредка заправляя те английским маза фака. Шкала определяющая глубину почти достигла красного сектора на полукруге. Все приборы пищали и оповещали что вот вот всяк в лодке помрет и превратится в эстонские шпроты в хорошой упаковке. Омега резко оглянулся через плечо, коса пшеничного цвета волос хлестгула по правому плечу. - Капсулы... - прошипел Омега. Сорвавшись с места, он бегом добежал до спасательх капсул. Схватившись за вентель начал поварачивать тот по часовой стрелке. Метал скрежетал, что то заклинило, но нечеловеческая сила и упорство Омеги делали свое дело, вентиль поддовался манипуляциям. Шлюз открылся, сирены запищали еще громче, Омега услышал скрежет обшивки подлодки. Переступив порог, он закрыл за собой массивную дверь, и ринулся к спасительной капсуле. "Надеюсь меня не раздавит как мальчишка медузу на берегу". Открыв люк капсулы, он кое как пропихнулся, посетовав на тонкозадых моряков амереканцев. Утрамбовав себя в малюсенькое пространство капсулы, Омега закрыл люк, нажал на кнопку и, пристегнулся ремнем безопасности. - Три,два, один, старт! - проговорила программа. Омега почувствовал как его несколько прижало к седенью, а в ушах начало противно пещать.
Капсулу выплюнуло из-под воды, словно жвачку изо рта. Поднявшись на пять метров, она с плюхом упала на поверхность воды, и задрйфовала, покачиваясь на волнах. Омега придя в себя, выругался смачным русским матом, и открыв люк, выпихнул свое тело из "кострюли". Проклиная Росомаху, и всех-всех икс-менов, он доплыл до берега. Выбравшись на сушу он, сжал хвостик и скрутил его как белье. С волос на землю посыпался град капель. Откинув хвостик за спину, Омега огляделся по сторонам. -Мне нужно подзарядиться, - сказал он. Не видев никого вокруг, Омега потопал прочь с берега, в сторону возвышающихся над заливом небоскребов.
"Что в имени? То, что зовем мы розой, И под другим названием сохраняло б Свой сладкий запах!"
Для меня ты - роза, белая роза из моего сада. Любимый цветок настоятеля. Но ты пока - только упругий бутон, ты начала раскрываться, но все это у тебя впереди. Может, это и к лучшему, что я встретил тебя не взрослой женщиной, даже еще не разумной девушкой, а таким вот полубутоном. Иначе бы я к тебе не потянулся, и я это знаю. Меня твоя детскость, порывистость и слепота тронули так, как мало что трогало в жизни. А почему? Ты обычная девушка.
Девушка стояла, освещённая приглушённым светом настольной лампы и накручивала на палец локон тёмных мокрых волос. Себастьян не мог оторвать от нее взгляда, словно боялся, что стоит ему на секунду выпустить девушку из виду, и она развеется, словно дым. Но она не исчезала, а продолжала стоять, опершись на гладкую поверхность двери. Черная шелковая ткань ночной сорочки соблазнительно обтягивала ее стройную фигурку, глубокий вырез открывал взору высокую грудь, темные волны волос соблазнительно оттеняли бледную фарфоровую кожу... Она была нереальной, эфемерной, сотканной, казалось бы, из ночной тьмы и лунного света, падающего через открытое окно. Но она была настоящей. Соблазнительная, чувственная, похожая на терпкий вишневый ликер, сладкая и пьянящая. Плавная кошачья походка, и она уже стоит, опершись руками о столешницу. Черные волосы обрамляют красивое лицо. Зеленые глаза сводили сума. Движение тонкой руки, и бумаги с легким протестующим шелестом летят на пол. А затем десятки, сотни движений рук, губ, тел... И мир вокруг то проваливался в кромешную темноту, то взрывался миллиардом искр, то рассыпался звёздной пылью Млечного пути... Ни времени, ни пространства. Только он и она. Савелия смотрела на Себастьяна и видела его глазах каплю удивления и океан пустоты. Ни любви, ни обожания, ни обоготворения - ничего из того, что она привыкла видеть. Никто и никогда не смотрел на нее так, как смотрел Себастьян, никто не любил так, как любил он, никто не обращался с нею так, словно она была реликвией. Она сама все испортила. Сказала: "Забудь!" - и ушла, считая себя правой. А что если она ошиблась? Сейчас у нее мог быть любящий муж, семья, дети - она поменяла все это на работу. Работа- ради этой работы, она была готова пойти на все. С десяти лет Велия была одна: родители погибли, дяде на нее было наплевать. Леруа приучила себя к мысли, что ей никто не нужен, что она и сама прекрасно справиться с любой проблемой. У нее никогда не было друзей. Зачем? Она с легкостью обходилась без них. Она их находила, но никому никогда не доверяла. Никогда. Она так и не поняла, что просто боится сближаться к кем бы то ни было, боится, что потом потеряет, что вновь будет одна...Возможно, расставание с Себастьяном тоже было своеобразной защитой от привязанности, защитой от грозящей потери...Савелия только сейчас поняла, что не испытывала к нему никаких чувств. Обсулютно никаких. Она только сейчас поняла сущность Себастьяна.
Любовь. Кто не мечтает о ней, но мало кто так страстно жаждет её, как жаждала она всю жизнь. Когда маленькая темноволосая девочка послушно играла с куклами в своей спальне в материнской квартире, наливая в игрушечные чашечки фальшивый чай из пустого фарфорового чайника и угощая розовощёких голубоглазых красавиц-кукол засахаренными фруктами, припасёнными с обеда, или кусочками засохших бисквитов. Когда два раза в месяц спешила на встречи с отцом, нарядившись в любимые платье, выдержав пытку причёсыванием, чтобы в тёмных волосах блестели яркие ленты. Но любви не было, было все, что угодно, но только не любовь. Нельзя требовать от человека любви, если ты никогда не давал ему этой любви. Это ложь, что человек от рождения умеет любить, нет, он тянется, ищет - и учиться, что это такое, не эгоистическое желание иметь и обладать, а то, что скрыто внутри.
----------- Интересно о чём думает человек, который впервые за долгий промежуток времени остался один? О смысле жизни? Душе? Любви? О страсти? О работе? А может быть о Марке? Савелия его знала всего лишь несколько человек. А у нее было такое ощущение, будто бы они были знакомы целую вечность. Странное это чувство видеть в едва тебе знаком человеке самое близкое существо на свете. Ведь, по сути, она ничего о нем толком то и не знала. Хотя нет, за все это время, которое они провели вместе, Велия знала о Марке, достачно много.
Любовь. Такое сладкое слово, словно запретный плод, который так легко сорвать, но не так просто отказаться. Любовь- это самоотверженное желание делать кого-либо счастливым! Мое определение отражает глубинную сущность этого чувства и помогает отличить его от всех других чувств, а самое главное от страсти! Страсть - сильное чувство, доминирующее над другими побуждениями человека, подчиняющее все его мысли, чувства и желания сосредоточенности на предмете страсти. Легко говорить о любви, когда ты ещё не постиг её, но только человек, вкусивший раз запретный плод, может с точностью сказать, что любить не так просто. На самом деле не так всё замечательно, как кажется на первый взгляд, два человека вместе. Но чтобы быть вместе, они преодолели множества препятствий, преград. Но одно дело воспевать свою любовь, ничего взамен не давая и совсем другое дело посвятить себя ей целиком и полностью. Это- могучее влечение ко всему, что мы воображаем, чего боимся и на что надеемся вне нас; когда мы обнаруживаем в себе зияющую пустоту неудовлетворённости и стремимся пробудить во всем сущем нечто общее с тем, что испытываем сами. Если мы рассуждаем, то хотим быть понятыми; если предаёмся игре воображения, -- хотим, чтобы воздушные создания нашей фантазии вновь рождались в мозгу другого; если чувствуем, - хотим, чтобы другая душа трепетала в унисон с нашей, чтобы чьи-то глаза загорались нам навстречу, лили свой свет в наши, чтобы губы, пылающие жаркой кровью сердца, не встречали губ ледяных и неподвижных. Вот что такое любовь. Это- узы и таинство, соединяющее человека не только с человеком, но и со всем живым.
Ты помнишь пламенные губы? Перед тобой они - гляди! Прильни, целуй, кусай их грубо.
- О, пощади! О, пощади!
Ты помнишь грудь, как плод созрелый? Перед тобой она - гляди! Сожми её рукою смелой.
- О, пощади! О, пощади!
Ты помнишь ослабевший пояс? Перед тобою он - гляди! Сорви его не беспокоясь.
- О, пощади! О, пощади!
Вместе Беги! Сок жил твоих отравлен. Но ты склоняешься, дрожишь. Ты нашей воле предоставлен И никуда не убежишь.
- Эй, Марк! Спустя несколько секунд, она отстранилась от него, сама не зная, почему. Возможно, она боялась показаться Марку совершенно несведущей в искусстве поцелуя. В тоже время, вполне возможно, даже скорее реально, - она боялась показаться ему распущенной. Какое-то время ее взгляд был прикован к его глазам, окунаясь в них, как в океан неизведанного. Миллионы, даже миллиарды мыслей проносились в голове Савелии с такой скоростью, что она с трудом осознавала, о чем думает. Она злилась на себя за скоропалительность и ненавидела свою медлительность одновременно. В следующее мгновение ее губы прильнули к его устам в нежном и одновременно страстном поцелуе. -Прости,- прошептала Велия вновь отстранившись от молодого человека. Вам знакомо ощущение, когда вас будто стукнули по голове мешком с мукой? Сначала приятное головокружение, а потом... Суп с котом. Точнее полное непонимание действительности. Девушка сидела в глубокой задумчивости, уже ощущая себя именно мешком. Нет, сначала её долбанули, а потом превратили в мешок, оставив в машине. Абсолютное бездействие, вот что чувствовала Вели. Кажется, это был тот редкий момент, когда Леруа наконец-то растерялась. Как правило, она могла предугадать последующие действия свои и окружающих, а тут... Впервые она не знала, что сказать. Неизвестно, сколько она бы так просидела, если бы не спасительный в данном случае голос. Велия, а Велия, где твоя былая решительность?... Что, сдулась?... Совсем?... А я думал о тебе лучше!... А ты... Раскисла от одного поцелуя!... Ле-Ру-А!... Отвали!... Последняя реплика принадлежала уже ожившей девушке. Действительно, она не привыкла слишком долго бездействовать. Поэтому сейчас Вели огромными усилиями собрала мысли в кучку, стараясь как можно быстрее проанализировать произошедшее. Давно ждал?... Мысленно переспросила себя девушка. Она тоже ждала. И она явно тормозила сегодня, причём капитально. - Марк, я... боже, я...кажется, я в тебя влюбилась. Я наверно сумасшедшая, влюбляюсь в первого встречного, но я не знаю, что на меня нашло, когда я тебя увидела...ты такой...ты такой...необыкновенный...У меня такое ощущение, что мы знакомы целую вечность. С этими словами она чуть подалась вперед, и коснулась губ молодого человека в каком-то излишне резком, коротком поцелуе... При этом девушка даже немного задела зубами его нижнюю губу, но вроде бы не расцарапала её, хотя кто знает.
- Что бы ты у меня не спрашивал, ответ всегда будет один и тот же. - И какой ответ? - Нет. - Но почему? Я что-то не так сделал? - Нет, милый, ты ничего не сделал. Ты просто родился.
Всё как-то стало удивительно простым, даже невесомым. На душе появилась удивительная лёгкость, чуть-чуть тягучая, но всё же лёгкость. Давно он не испытывал подобного чувства, он или я сама? Точно ответить нельзя, просто слова складываются в предложения, а они то несут свой какой-то особенный смысл, хотя смысл тут при чём? Недавно доказали, что смысла нет. Да, так убедительно доказали, что поверила даже я, а тем более он. Марк сухонько усмехнулся про себя, внимательно разглядывая зелёные глаза перед собой. Поистине удивительные глаза, в них есть что-то такое… что-то… дикое, животное, одновременно грубое и утончённое. Каша какая-то, грубое и утончённое? Как так может быть? Наверное, может, если уж они ему такими казались. Поистине дьявольские глаза, кошачьи, чуть-чуть безумные. В них столько сил, даже страшно, в особенности ему. Да, это девушка сможет горы свернуть, стоит ей только захотеть, а ей ведь многого хочется, сильно, причём хочется. Марк это чувствовал, хотя нет, он просто знал. Как другие люди знают, что завтра настанет завтра, что солнце нас согревает или что на Северном полюсе холодно. Это просто знают, в это даже не верят. Ибо верить, и знать, две большие разницы. Он смеялся, смеялся в душе. Смеялся так искренне, как уже не мог давно. Чувство какой-то убитости или пожухлой старины? Он сам точно не знал, но оно где-то витало, и даже пахло как-то тёрпко. Сразу вспомнился чулан, в который по привычке за плохое поведение запирала его мать. Хорошая была женщина, что же ещё сказать? Кричала, била. Но зато любила, любила по-настоящему, наверное, так уже никто любить не будет, даже вот Велия. Красивая девушка, умная, очаровательная, безрассудная. Прыгнула в объятья первого встречного, хотя врать зачем? Он сам из кожи вон лез, чтобы всё так и сложилось. И вот сложилось, он же чувствовал её тело в своих руках, вдыхал душистый аромат волом, и видел глаза пронзительно-зелёные, отчаянные, такие отважные. И они теперь рядом с ним, чего он ждёт? Сам не знал. Просто выжидал и молчал, подбирая в олове нужные слова, хотя сейчас слова как раз не были нужны. Да, трудно ему пришлось. Всё мешало сосредоточиться, выдавить из себя хоть что-то. И опять неведомое счастье. Оно накатило волной, он захлебнулся в каком-то одном ему знакомо потоке чувств. И губы… Такие мягкие, отзывчивые, бархатистые… За одно только мгновение он понял, пусть не всё, но хоть что-то. Марк решил, что он понял. Пока он сам не знал, что именно. Но был уверен, он узнает. Её «прости» звучало так родно, так приятно. Будто бы он всё время ждал, чтобы она сказала, только одно это слово – «прости». Не больше. Не меньше. Оно сумело себе заключить что-то большее, необъятное, не поддающееся объяснению. В его голове уже заскрипели шестеренки, и белки стали синтезироваться слишком быстро, серое вещество кипело, как похлебка в бурлящем котле. Химические процессы, резкие и непонятные соединения не соединяемого. Вот так и зарождается любовь… Сказал бы кто-то из-за кулис. Но не сам Марк это точно. В голове пока было удивительно ясно, и молчание было под стать ему, ясное, прочное. Только в воздухе до сих пор висели её слова… кажется, я в тебя влюбилась... Он испугался, не на шутку. Ответственность. Ох, как он от неё сбегал, как дурачил, как скрывался. И вот, она настигла, и такое сильное ощущение, что на этот раз не отвертеться. Подумаешь, один лишь поцелуй, точнее два, милый и приятный ужин, не более того. Так, наверное, было раньше, когда-то давно, тогда, когда он был совершенно другим. Только теперь за каких-то пару часов жизнь его сделала настолько крутой поворот, что он даже на ногах не удержался. Упал в эту рутину человеческих дум и мыслей, и барахтается, подозревая, что это далеко не море, и уплыть отсюда невозможно.
- Так ты о чём? - Я о нас с тобой. Так не может продолжаться дальше. - Что продолжаться? Ты можешь объяснить по-человечески? - Всё! Марк! Всё так не может продолжаться!!! - Не кричи, я, правда, тебя не понимаю. - Марк… перестань. Я прошу тебя. Ты сам видишь. Мы с тобой соседи, нас ничего не связывает, раньше хоть постель… а теперь даже секс не тот. Просто спим вместе от нечего делать. Нечего терять. Нечем рисковать. Смысла нет. Понимаешь? - А ты что хотела? Я тебя спрашиваю!!! Жизнь далеко не сказка, и я не принц на белом коне. Я человек! Живой человек! Меня устраивает такая жизнь. АБСОЛЮТНО нормальная жизнь. - Ты не понимаешь… я же люблю тебя. Я не могу так Марк… я хочу чего-то большего, но это «Большое» ты дать мне не в состоянии. Ты даже слушать не хочешь… - А ты хоть когда-то слушала меня? Слышала? Ты знаешь, вообще чего я хочу? Нет! Ведь тебе плевать. Главное. Что чувствуешь ты. Не я. Я же подлец, я сволочь, это я порчу всем жизнь. Ты не представляешь как мне всё это надоело, как достало… Да, оставь свои чёртовы волосы в покое! - Не кричи. Не тебя одного это всё достало. Я знала, что ты меня не поймёшь… Давно знала. Я уезжаю. Купила билет обратно в Чикаго. Надеюсь больше никогда не увижу твою самодовольную морду… - Fuck… …катись отсюда.
Злоба. Странно, что сейчас. Но в последний раз, когда ответственность подошла слишком близко, так и было. Только злость и ничего более. Но сейчас немного по-другому, сейчас за окном дождь. Он не любил дожди, не любил по многим причинам. Во-первых, они нагоняли грусть, он не видел в них ничего романтического, во-вторых, сырость вызывала в нём какое-то отторжение, неверие, даже бессилие. Вот это уже было на уровне подсознания… что-то заложено ещё с детства. В Сидне не так часто идут дожди, точнее вообще не идут. Только по сезонам. Сезон дождей вроде? Чёрт. Не помню. И отец приходил в стельку пьяный, когда шёл дождь, и мать бил только в дождь. Поэтому Марк не любил дожди. Они тупой болью отдавались вокруг, словно небо плакало о том, о чём он уже разучился плакать. Но вопрос остался без ответа, а говорить, что-то надо было. Марк чуть отстранился, видя смятение девушки. Но слова никак не хотели приходить на ум, и он решил ответить на его взгляд самым простым способом. Он опять приблизился к Велии, запустил свои пальцы её в волосы, почувствовал какие они мягкие и тонкие. Губы будто в полутьме нашли её губы. Долгий, затяжной, как наркотик поцелуй. Легкий выдох. И снова молчание. Он знал, о чём молчать. А дождь всё шёл за окном, крупные капли, заслоняя одна другую, бежали по стеклу. Мокрые дорожки, замысловатый рисунок бытия. Как всё оказывается просто, а он ведь даже и не знал.
И боль, поселившаяся в душе, была похожа на маленького потерянного щенка, чьи десна кровоточат, разрываемые режущимися зубками. Этот щенок тычет холодным носом в теплые человеческие ладони, преданно виляет хвостом, поскуливает, когда чешешь его гладкий живот, поросший короткой мягкой шерстью. Ты приучаешь эту боль, покоряешь ее, садишь на цепь, заставляешь верой и правдой служить тебе. Ты привыкаешь к ней, кормишь, лелеешь - вы становитесь единым целым, выкристаллизовавшись один в другом. И словно майский жук в мёде янтаря, эта боль застывает во времени, замирает в пространстве. Эта боль всегда с тобой, словно кулон на шее, она неотъемлема, словно неоперабельная раковая опухоль...
Ночное небо озарялось звездами, миллионами мерцающих камушков из хрусталя, вправленных в черных бархатный балдахин небесного свода. Густой воздух до отказа был наполнен ароматами цветов и полевых трав, резонируя пронзительными песнями цикад. Но Савелия не замечала прелести окружающей ее природы. Она сидела на ступеньках террасы, уткнувшись личиком в коленки, и едва заметно вздрагивала. Девушка и сама толком не знала, откуда взялась это навязчивая насмехающаяся над нею дрожь: то ли она была последствием пережитого шока, то ли теплый неподвижный воздух внезапно стал ледяным, а Савелия просто не заметила этого, занятая гнетущими мыслями. Перед глазами стояла тьма погреба: 4 каменные ступени, стеллажи, жидкие разводы лунного света... Девушка мотала кудрявой головкой, отгоняя воспоминания, и слезы, затерявшиеся в густых ресницах, срывались вниз каплями дождя. "Я ничего не видела! Я ничего не слышала!" - повторяли потрескавшиеся губы, и тихий шепот, прокатившись шариками ртути по венам, больно ударял в виски звоном вечевого колокола. Но она видела, слышала, помнила... в десять лет счастливой, спокойной, упорядоченной жизни в один миг разлетелись на тысячи острых осколков, больно впившихся в сердце. Но самым страшным было не это: сегодняшний день не ставил точку, он рассыпался пылью многоточий, и с этим надо было как-то жить дальше. Жить с тем, что собственная мать готова бросить тебя, разрушить вашу счастливую семью ради какого-то постороннего человека! Савелия не понимала этого. Как можно отказываться от прочной, устойчивой, счастливой жизни, от семьи ради... Ради чего? Что этот Ливио мог дать ее матери? Счастье, любовь? Савелия вновь замотала головой: заколка в виде бабочки отлетела в сторону и с громким стуком запрыгала по деревянным ступенькам. Освобождённые пряди волос прилипли к мокрым щекам, неприятно щекоча их, девушка, резким нервным движением отбросив волосы с лица и положила подбородок на сцепленные ладони, вновь погрузившись в бездну тяжелых размышлений. Какое счастье, если ее мать стала похожа на болезненное привидение: нервная, беспокойная, мятежная?! Если блеск в ее глазах больше походил на всполохи лихорадки, чем на отблеск счастья?! Если ее смех напоминал жалостливый всхлип?! Если она стала резкой, холодной, далекой?! Разве раньше она была такой? Нет! Она была умиротворённой, немного задумчивой, спокойной, родной... Деревянные дощечки под девушкой привычно скрипнула, вызвав на опухших губах слабый лучик улыбки: воспоминания мягкой поступью подкрались к Ванили и заключили ее в свои теплые объятья. Словно со стороны девушка увидела неуклюжую малышку, с громким топотом слетающую со ступенек в буйство красок осеннего сада. Яркая зелень приветливо расступается перед девочкой и впускает ее в свое волшебное царство предзакатных сумерек. Теплое марево сентября окутывает ее сладкими запахами цветов и приближающегося дождя. Щебетание скворцов и завораживающая песня соловья в густых зарослях боярышника наполняет собой последние часы уходящего дня, похожего на золотой душистый мед. Приветливо горят окна дома, похожего на маленькую шкатулку, полную таких знакомых и родных сокровищ. И все вокруг словно улыбается Савелию, согревает ее, ласкает... Маленькие ножки ступают по каменным плитам, наполненным солнечным теплом, плавящим неподвижный густой, словно крем, воздух. Савелия подлетает к небольшой беседке, укрытой от посторонних глаз лозами винограда, и с радостным криком кидается к родителям, о чем-то вполголоса говорящих в полутьме. Отец усаживает девочку на колени и нежно целует растрёпанные волосы, пахнущие ванилью и медом. А мама улыбается своей мягкой ласковой улыбкой, и словно теплый свет освещает беседку изнутри. И так повторяется из-за дня в день, из года в год этот свет сопровождает их семью, согревая ее в холодные зимние вечера, освещая короткие летние ночи. И, кажется, что ничто и никогда не способно затушить этот свет и уничтожить такое привычное и уютное счастье. И вдруг все меняется: холодные сквозняк отчуждения и предательства наполняет собой дом, превратившийся внезапно в ледяной дворец Снежной королевы, и Савелия чувствует себя маленькой Гердой, на чьи худенькие плечики ложатся все тяжести мира. Не того маленького уютного мирка, в котором она жила десят лет своей счастливой, но такой, как оказалось, хрупкой жизни, а тяжести большого взрослого и враждебного мира, чужого, непонятного, пугающего... И внезапно понимаешь, что та глупая жажда бури, что порой настигает тебя и манит к далёким берегам, - это не просто порыв ветра, наполняющего паруса твоего фрегата, а колючий злой шквал, разрушающий все на своем пути. И ты закрываешь маленькими ладошками большие испуганные глаза и пытаешься повернуть время вспять, чтобы вновь было тепло, хорошо и уютно. И ты готов простить любую обиду, стерпеть любую боль, лишь бы открыв глаза, вновь увидеть теплую улыбку матери и почувствовать мягкое прикосновение больший ладоней отца, крепко обнимающих твои маленькие острые плечики...
"Только не плачь. Только не плачь. Только не плачь.. Не плачь, я сказала!!" Состояние Савелии приближалось к истерике. Не совсем медленно, и с убийственной точностью верно. Белая кожа, явно дрожала, зеленые глаза потухли, на лице было написано яростное желание разорвать кого-нибудь в клочья. Себя. "Ненавижу тебя, дура! Сделай лицо нормальное! В том, что с тобой происходит, виновата одна лишь ты, и никто - никто! - этого не изменить!" Плакать захотела? Ну Леруа ты даешь! Тоже мне! А, что ты еще хотела? Да, чтобы Марк обнял тебя и сказал "Как он тебя любит!?". Смешно, он тебя даже испугался. Скорее всего это так, подумал, что ты какая-то сумасшедшая.. Депрессия никуда не исчезла, наоборот - боль стала во много раз острее, больнее, страшнее, ужаснее... И тем было хуже, что эту боль можно было убрать лишь одним способом. Невозможным. Недосягаемым. Длинные вьющиеся чёрные волосы, единственное, что осталось от прежней Савелии, рассыпались по плечам, густой волной скрыли спину; ага густой...Если бы кто-то посторонний увидел бы ее здесь, ему бы стало совестно. Совестно потому, что при виде этой картины вспоминалось то, что ты помнишь до сих пор, все твои ошибки, неправильные, жестокие поступки, и вообще, все самое плохое вспоминалось в этот момент. Просто один только вид этой боли уже делал больно. Пронзал сердце ядовитой стрелой. Не становись похожей на этих дур, на этих кукл!" "А почему бы и нет? Теперь я знаю, что это такое - чувствовать то, что чувствуют эти долбанные куклы." Девушка хмыкнула вспомнив о матери. Интересно, а что было бы если бы они остались живы? Ее родители бы развелись? С кем бы она жила? Да что было бы в ее жизни? Впервые за долгое, очень долгое время Савелия внимательно вслушивалась в внутренние голоса. Их всего было два - один обычно спорил с другим, доказывал неправильность того или иного суждения. И у Савелии всегда было только два варианта выбора. Сейчас - ни одного. Велия хмыкнула при этом она отодвинулась от Марка и бросила мимолётный взгляд в зеркало. Да уж живые глаза стали пустыми. Пустая, мертвенная зеленость в зрачках. Но, впрочем, если смотреть не внимательно, то этой пустоты не было заметно. Слишком тяжело расставаться с иллюзиями и мечтами, но еще труднее расставаться с тем, что стало частью тебя, что помнит кровь, что стучит в сердце, что хранит кожа – и видят глаза, ощущает язык. И еще труднее было понимать, что они не дали друг другу второго шанса, не сказали в лицо то, что было на сердце, позволив сорваться с языка лишь молчанием, что былo в боли и горечи общей потери, которым несли отдельно. Наверное, стоило уйти. Стоило уйти или просто-на-просто испориться. Слишком многое поставлено на карту, слишком высоки ставки, чтобы отказаться от самой большой ставки жизни ради многих меньших, которые складывались, в конечном итоге, в ее жизни. На одной чаше весов – счастье и «жизнь», на другой – она же в физическом своем воплощении. И разве в силах она выбирать, разве может сделать выбор, когда…когда ей даже не дали ответ на ее признание? -Знаешь, Марк. Тебе лучше забыть обо всем, что сейчас произошло. Забыть как о страшном сне. Я не заканчивала философский , чтобы искать ответ «есть ли жизнь на Марсе» или «есть ли любовь», - Савелия вздохнула. – Есть то, что существует в тот момент, как чувствуешь. Сегодня – влюблен и веришь, завтра у тебя разбито сердце – и веришь, послезавтра ты соблазняешь всех вокруг – и не веришь. Любовь – это слишком растяжимое понятие, чтобы можно было о ней говорить. И что такое любовь? Что? Невозможность жить без человека? Это одержимость. Жажда все время быть рядом? Страсть, влюбленность, желание. Жалость? Мечты о совместном будущем? Нет ни этой любви, нет ни этого счастья. Нечего из этого не существует- она сделала паузу, - Пожалуйста забудь "мои слова" считай, что мы видимся в последний раз и я надеюсь, что это будет так. . И с этими словами она исчезла, она исчезла словно раскат грома , который может прокатится по небу, подобно рокоту штормовой волны, и исчезнет где-то вдали, будто скорый поезд промчится мимо, наполняя стуком колес наэлектризованный воздух.
Омега вылез из тоннеля и тут же упал на песок. Вдыхая свежий воздух, он лежал беспомощный как рыба. "Будь прокляты эти поедатели бигмаков и бигфутов" - мысленно заявил он. Перевернувшись на спину, его взор уперся в звездную россыпь на небосводе. Звезды издевательски подмигивали Аркадию, словно говорили - Что устал? А мы нет. Переведя дух, он поднялся на ноги и неуверенным шагом поплелся к берегу. Пройдя метров двести, Омега услышал голоса людей. Пригнувшись, он крадучись забежал на холм и окинул взглядом местность. У воды стоял достаточно богатый дом, от дома тянулся причал, к которому была пришвартована яхта. У яхты стояли пятеро подростков; две девушки и трое ребят. Разжав кулак Аркадий, взглянул на рекламную листовку и решил, во что бы то не стало добраться до острова, на котором можно было бы затеряться от преследования. Решив использовать и ребят и яхту по назначению, он метнулся к дому на берегу.
Окольцевав молодых людей, Омега, стоя на причале у яхты, окинул всех пятерых раздраженным взглядом, спросив: - Кто хозяин яхты пусть поднимет руку. Щупальца, овившие горло каждого заложника не давали тем крикнуть или что-то сказать, именно поэтому один из парней поднял руку. - Ты отвезешь меня на остров Святой Эльзы, а там я отпущу тебя. Ведь ты хочешь жить? Для большей убедительности Омега прямо на глазах парня вытянул всю жизненную энергию из четырех его сверстников. Отпустив трупы, которые с глухим ударом упали на дощатый причал, Омега спросил еще раз: - Ты хочешь жить? В глазах парня играл страх, а главное, что и нужно было Омеге, страх за собственную шкуру. Парень кивнул, как мог. Омега улыбнулся и взошел на борт яхты. Завелся мотор, и яхта пустилась в путь, к острову Св. Эльзы.
Остров Св Эльзы (но до этого см переходную тему: остров св Эльзы - Город).
Свежий и бодрящий бриз пробирался сквозь ноздри в лёгкие. Резкое размашистое движение внутри, и в нём словно вновь проснулась жизнь. Ветер с неимоверной скоростью гонял вокруг обрывки старых газет, он стонал от нетерпенья, предвещая более серьёзную бурю. Бурю столетия. Апокалипсис молча смотрел на лучистый берег. Солнце на рассвете не греет, оно только холодит, но всё же верно освещала гладь залива. Переливчатые волны и грязновато-зелёный цвет воды. Это был цвет жизни людей, результат их жизнедеятельности, последствие сброса многочисленных отбросов, и ни сколько физических, сколько моральных. Множество тайн хранит этот песчаный берег, усыпанный пластиковыми бутылками и прочим хламом. Когда-то здесь теряли жизни… роняли слёзы по давно забытому прошлому. Много лет назад это место было прибежищем хиппи, тех глупцов, которые пропагандировали свободную любовь и жадное употребление наркотиков. Деградация, глупая и несущественная. На то они люди, чтобы поступать только так, и никак по-другому. Но время не медлило, он знал, что пора спешить. Его можно упрекнуть в предсказуемости действий, но он знал, что делать и знал, что будут делать другие. Он уже понял, что Селена знает большую часть его планов, но она в очередной раз увлеклась своим плотским желанием, и посвятит это время только наслаждению. Слишком человечна, причём в очень низменной степени. Время не научило её ничему, хотя порой она находила достойных союзников. Апокалипсис знал о том, что Блекхарт будет проблемой, которую ему придётся решать самому. Но сейчас главное было задержать его в Музее, не дать добраться ему до кристалла или хотя бы узнать, что он в его руках. Нура удивляла беспечность тех, кто по идее должен был ему препятствовать всем его действиям. Неужели всё так легко? Задержка в несколько часов и возможная гибель его слуг взамен на мировое могущество? Слишком мала была цена, и она его озадачивала. Апокалипсис не хотел заглядывать в своё будущее, оно было многовариантно, он не хотел прослеживать каждую тонкую ниточку, с одной стороны это было даже бессмысленно, ведь он сам решил изменить своё будущее. Лица участников то и дело менялись, действующие герои совершали глупости и непоправимые ошибки, но смысл в одним – надо спешить. Сейчас не время ждать нужного момента, потому что его счастливый случай настал. Мужчина последний раз оглядел берег, одинокая лодка вдали мелькнула за чертой горизонте, и исчезла в краснеющей глади воды. Только остатки волн рассекали поверхность, оставляя ровные круги. Нур обернулся. Позади стояла молчаливое шествие, никто даже не обмолвился словом, все молчали, ожидая его приказа… или хотя бы реплики. Он всматривался пустоту, где когда-то стояли верные всадники, молчаливые и ничего не выражающие лица. Совершенная темнота, за исключением пожалуй Мираж, но она ведь была особенной, ей была дана роскошь помнить свою жизнь, которую сейчас она и вспоминала. Девушка терпела боль, доказывая своё мужество и смелость. Внутри её грело только чувство мести и жажда убийства, и оно его устраивало как ничто другое. Апокалипсис недолго ожидал выполнение приказа, он знал, тот не будет ни обсуждаться и не станет поводом неодобрения. Его слуги не из ряда тех, кто вопреки словам хозяина смеет думать. Глупая демократия тут ни к чему. Речь идёт о вещах более замысловатых и серьёзных. Взгляд переместился от них к Фениксу и Нейт. Теперь настала самая ответственная часть. Мужчина выбросил вперёд руку и красный кристалл, выскользнувший из его рук, завис в воздухе. Он блестел кровавым ликом на свете розового солнца, подчёркивая тем самым своё неземное происхождение. Апокалипсис уже знал, кто и когда спрятал этот осколок чужой галактики в его собственной реальности. Глупцы… они совершили непоправимую ошибку, даже не подумали, что здесь будет он. Потому что Апокалипсис везде. Его дух пронизывает каждую реаль. Везде найдёт его воплощение, изменённое в каждой форме, но суть она непогрешима, останется одной и неделимой на протяжении долгих лет. Именно это исключение из правил не учли они, понадеялись, что на сей раз всё будет по-другому. А он то знал… только он вправе что-то изменить. – Тебе как никому другому знаком этот предмет. Его спрятали в этой реальности, наивно полагая, что никто до него не доберется. Но они ошиблись. Единственное что стоит на пути к твоей свободы – это рубиновая оболочка. Уничтожь её. – слова обращённые к Фениксу. Мужчина смотрел на женщину, на её красные глаза и всполохи волос, как огней. Сейчас она сплошное горящее пламя, которое должно было растопить мощь нейтронного сердца рубина.
Ей было безразлично все, что происходило вокруг. Особняк Натаниэля Эссекса, заполнялся криками, в воздухе витала боль, в каждой молекуле, каждый звук, словно испорченная музыка резал слух. Можно было назвать, все это собранием жестоких людей, которые привыкли не считаться с другими, но что случается тогда, когда подобного рода люди, начинают набрасываться на друг друга? Хаос. Гармония нарушается, и у каждого остаются лишь свои интересы. Занимательно наблюдать, как они меняются – жестокие и пустые, начинают что-то чувствуют, они переживают, и все на фоне женского крика. Феникс проще было не слушать, демонстративно отвернутся, всем своим видом показав, что ей совершенно не интересно, и начать рассматривать потолок. Человеческая часть, которую звали Джин Грей, в такие моменты, старалась вырваться из под контроля, но космическая сила, чем больше находилась на свободе – тем больше контролировала Джин, тем меньше шансов у нее оставалось. Ее жалобные мольбы, слезы, ничего не могло тронуть Феникс, она оставалась такой же неприступной и без эмоциональной, лишь необходимость – ей нужно тело Джин Грей, нужны ее потенциальные силы и возможности, это идеальный вариант, вот почему, космическая энергия так держалась за тело, какой-то девушки, которая еще и смела, бороться, смела, опровергать «дар», который был ей «подарен». Небеса подарили, небеса могут и отнять. Очередная попытка Джин взять контроль, закончилась ничем, и на лице появилась довольная улыбка. Джине было страшно, так глупо – собственное тело, сознание, но она ничего не может сделать. Видеть все своими глазами, биться практически в истерике, Фениксу было все равно. Какой же она была глупой, когда перестала бороться. Теперь нужно было думать, про все последствия, а их может быть великое множество. Сама бы Грей, никогда бы не натворила всего, что может сделать Феникс за несколько часов, и как девушка понимала – он уже начинал действовать. Да, ее попытки вырваться, были воистину жалкими, но она старалась, как жаль, что напрасно. Апокалипсис, сделал еще один «шах», пока без «мата». Женщина размерено дышала, следуя за ним, читая на лицах людей, и страх, и уважение. Понимала, почему все эти глупцы остаются с ним – им так хочется жить, сколько бы не было сказано циничных фраз, больше всего на свете им хочется жить. Феникс будет жить вечно, даже если без ела джин Грей, посему на жизнь, как факт, было абсолютно наплевать. Конечно, чувствовалось превосходство одних людей над другими, в своем сознании Джин уже проставила иерархию людей, кто и какое место занимал, сколько мог говорить, хотя сегодня уж слишком многие осмеливалась перечить Нуру, и она не сомневалась – даже если сейчас реакции нет, она будет потом, что бы было еще больнее. Они были куклами на веревочках в его игре, каждый пытался выставить себя в лучшем свете, хотел быть нужным, интересными и жалкими были эти попытки. Всю жалкость их стараний, могли оценить только те, кто не нуждался в Апокалипсисе, те кто мог его не боятся, жаль таких людей было мало. Феникс даже забавляло, как он играет с ними, как под одним его взглядом, они готовы падать на колени и молить о прощении, даже если ничего страшного не делали. Глаза с пламенем, пропитанная невероятной энергией, космическая сила, именовавшая себя Фениксом, в теле Джин Грей, сколько мелких нюансов. Прибытие на Берег Залива, бриз трепавший ее длинные рыжие волосы, которые небрежными волнами спадали на плечи, попадали на лицо, она просто стояла, словно не чувствовала всего этого. Погода не была ей интересна, не человек, не подвержен этому, посему лишь полнейшее игнорирование. Грей в момент стало холодно, это ее тело, и она все прекрасно чувствовала. Ничего не могла сделать, Феникс был словно оболочка, которую нельзя было разорвать, кокон, в который она была заключена, за что? Джин искренне не понимала, почему именно она, почему такие испытания в ее судьбе. Профессор много рассказывал про космическую силу, много предупреждал, но никогда не говорил до конца. Ксавье, наверное, всегда надеялся, что одна из его лучших учениц, сможет со всем справится сама. Ей было стыдно, она подвела всех – профессора, Скотта, студентов, и даже людей. Нужно было бежать, только неизвестно как, подальше отсюда, быстрее, избавится от Феникса, но это жесткое существо, словно понимала, о чем думала женщина, и становилось еще сильнее. Кристалл. Глаза Феникс широко раскрылись, загорелись от вида камня, как же давно он не был замечен. Теперь, всего в нескольких шагах все, о чем можно только мечтать, хочется протянуть руку, и отомстить камню за все, наконец, сделать то, что нужно было сделать давно – уничтожить его. Эйфория растекалась по венам, чем больше эмоций, чем больше пламени в ее глазах, в ее волосах, очертание огненной птицы, стали еще более различимыми, и женщина сделала шаг по направлению к Апокалипсису. Глаза были устремлены на кристалл, ничего более не интересовало, он отражался в огненных зрачках, начинал жить там своей жизнью. Она протянула руку, и подняла ее над кристаллом. Не делай этого, не делай, ты все уничтожить…жалобный плач Джин Грей, звучал в сознании Феникса. Нет, это конечно ничего не меняло, просто выводило из себя, сбивало с толку, было совершенно не кстати. Опомнись, покинь мое тело, оставь меня в покое, оставь этот мир в покое, убирайся, тебе тут делать нечего, тебе этот мир не по зубам…рыдания продолжались, конечно же, не давая никаких результатов. - М'Краан… - сказала женщина, томным голосом, не отрывая взгляда от красного рубина, который имел очень символичное название «конец света», - как долго я этого ждала… - голос не терял этих нот ненормальности, но так и надо, - девчонка внутри меня, говорит, что этот мир мне не по зубам, что ж, самое время, это проверить. – ухмылка, и поток телекинетической энергии поднял кристалл в воздух, воздействие сил Феникса, на кристалл могло привести лишь к одному – полному разрушению.
Апокалипсис чувствовал опасность, нет, он не боялся, да и ничто не могло, заставить его испугаться. Не рождена ещё земная или иная по происхождению сила. Нет человека или существа. Нет мира. Нет ничего, что могло породить страх, кроме него самого. Это факт - необъяснимая идиллия гармоний и балансов. Но сейчас, она была нарушена. Феникс, хранитель шиарского кристалла, вышла из под контроля. Рубин изжигающего красного света, стал причиной не просто чьих-то страданий, он и был причиной чужой жизни, её смыслом, её бытиём. Каждый атом её тела крутился вокруг него, подчинялся ему и продолжал жить ради него. Пусть он затерялся и Феникс столетия, если не дольше, жил самостоятельной жизнью. Но внутри него всё же заложена программа, он навсегда запомнит этот кристалл, навсегда будет связан с ним. Апокалипсис как никто другой понимал боль и гнев этого неземного создания, но он должен был направить его в другое русло, не так, как всё разворачивалось сейчас. Стоило только Фениксу пожелать, он был в силах уничтожить этот камень, высвободить всю силу нейтронной галактики и стереть эту реальность. Превратить её в белый лист. Феникс был тонко связан с самой материей, из которой когда-то создавался сам кристалл, это было странное взаимное подчинение, они исключали друг друга. Апокалипсис явно чувствовал это в них обоих, его безумно удивляло как сила, заключённая в земной женщине не могла почувствовать, что в тысяче километров от неё находится причина, по которой она вынуждена скрываться на чужой планете. Феникса погребли глубоко в сознании Джин, его замуровали, обложили кирпичной кладкой, попытались навсегда стереть из сознания. Но это Феникс, мощь, которой невозможно было управлять, по крайней мере, до этой минуты. Апокалипсису было знакомо желание разрушать, он сам желал уничтожить мир, который сейчас находится здесь, но он пожелал создать новое мироздание, то, которое бы устраивало только его. Он мечтал избавиться от людей, излечить вселенную от злосчастной проказы, помочь освободиться от древнего рока. Но и во всём это крылась опасность, он не мог ручаться за неё, ведь в планах Феникса было как раз уничтожение мира. Нур понял это в секунду, когда женщина пронзительно разглядывала перед собой камень, за всё время её отсутствия он явно поменялся, когда-то гигантский рубин, превратился в декоративную подвеску египетского фараона. Но всё же. Несмотря ни на что он хранил в себе мощь галактики, которая была противоестественна его миру, она могла уничтожить время, пространство, всё существо. Людские проблемы по сравнении с этим казались ещё меньше и незначительней, они напоминали копошившихся насекомых, которые готовы выяснять до смерти, кто прав, кто виноват. И вся масштабность их действий не выходила за рамки одного муравейника. Им всем было невдомёк, что живут они гораздо в большем мире, что есть проблемы существенней. Жизнь сгустившимся болотом застряла в венах Земли. Не пройти. Не протолкнуться. И на секунду, она замерла. Появилась опасность, опасность полного уничтожения. Воздух задрожал под действием силы Феникса, кристалл до этого спокойно зависшей в пустоте, начал резко вращаться вокруг своей оси, он поднялся ещё выше, поддавшись контролю некого существа. Апокалипсис непроницаемо посмотрел вверх, и вновь перевел взгляд на женщину. В её глазах искрились блики, кристалл менялся в размерах, судорожно вздрагивал, стал живым существом. Это разительную перемену он читал в её глазах, попутно заметив, что более слабое «его» всё же в ней колеблется, Джин Грей жила где-то в закоулках этого тела, она кричала и просила свободы, а Феникс глухой к просьбам женщины продолжал наслаждаться властью. Да, она была одна из немногих, кто могла себе это позволить. Но и Нур, знал цену всему, что предстояло произойти. Беззвучное противостояние внутри, в нём всё же жило желание. Он был готов расстаться с этим миром, ведь не так давно он жаждал уничтожить его, смести начисто, но теперь – внутри уже другой план. Новый мир. Новые правила. Феникс, мягко говоря, уже не вписывалась в них. Он дал ей слишком много свободы. Он позволил возобладать жажде мести над простым и вполне материальным прагматизмом. Во всём этом крылась ошибка. Одна часть не желала противиться разрушению, цельному хаосу, который мог родиться с минуты на минуту. Апокалипсис знал твёрдо, выход для себя будет найден, он никогда не затеряется в обломках, когда-то живой вселенной. Но теперь же внутри, что-то медленно, но верно нарастало. Он захотел изменить этот мир, потому что в нём жил, потому что здесь в нём умер человек. Феникс не было дано понять всю гамму мелких и отвратительно-низких человеческих чувств. Нур же… как давно бы это не было, знал, что значит «жить». Он желал создать мир, похожий на его родную пустыню, где когда-то он был полновластным хозяином. Теперь его желание законно и справедливо, и ничто не сможет нарушить установившийся порядок. Женщина находилась от него на расстоянии вытянутый руки, где-то наверху завис сверкающий кристалл. Ветер усилился и ворошил вокруг остатки счастливого прошлого. Тусклое солнце решило оспорить звание самого яркого, ведь позади Джин вырос гигантский силуэт жёлтой птицы. Контур мгновенно изменялся на глазах, жил в отдельности от тела, пугал прохожих вдали своим сиянием. Апокалипсис сделал шаг вперёд и мягко положил свою руку на поднятую ладонь Феникса. Он чувствовал нарастающее в ней напряжение. Первое, что он попробовал так это угомонить разбуривавшуюся в ней ненависть. – Этот мир слаб и никчёмен. Он с лёгкостью покорится тебе, не стоит тратить зря силы и уничтожать то, что даже не достойно уничтожения. – голос его был на удивление спокойным, почти что холодным. Нур не хотел пробуждать в ней ярость или презрение, он должен был лишь угомонить,- ты хранитель кристалла, почему же тебе, наконец, не обрести свободу? Ты навсегда избавишься от этого жалкого тела, стоит тебе только пожелать. Ты сможешь вновь бороздить космос, навсегда забыв о ненавистном прошлом. Я прощу тебя помочь мне. Взаимовыгодная выручка, как любят говорить люди, каждый получит то, что хочет Практика жизни показала, все чего-то хотят, все без исключения. Они могли прийти к соглашению.
Смешно. Ее наполненные огнем глаза, смотрели сначала на кристалл, потом снова на Апокалипсиса. Она даже не знала, что вызывало больше улыбок. Неподвластная контролю, космическая сила, готовая уничтожить этот мир раз и навсегда, и мятежная девушка внутри, которой так хотелось спасти этот мир. Сознание Джин Грей, было слабым в отношении Феникса, сил бороться не было, да и причин особых не было, оставался один вариант – взаимное уничтожение. Сама, не могла уничтожить эту силу, нужен был кто-то, но рядом не было никого, кто бы мог помочь. Чем больше времени проходило, тем меньше шансов было и у этого мира, и у Джин. Апокалипсис уже и сам сомневался в правильности своих решений, это было видно по его глазам, а Феникс еще и чувствовал это, но никаких действий. Больше боишься – сильнее противник, вот и все. Нура боялась все, или лучше сказать – многие, и ему было тяжело попадать на людей или созданий, которым абсолютно наплевать на его силу и амбиции. Однажды, они встретились на холодной улицы, незнакомцы, которым было суждено повстречаться, кто-то свыше прописал эту встречу, не ясно, зачем и почему. Мысли о полном взаимоуничтожении, конечно присутствовали. В мире, всегда должны быть силы, которые будут регулировать друг друга, и когда все выходит из под контроля, нужно что-то менять. Кому-то нужно было, это быстрое уничтожение, кто-то этого желал больше всего, каждый явно преследовал свои цели, любой дурак, понял бы это, плохие актеры все в этом мире. М'Краан…Казалось бы мифический кристалл, который искали веками. Сейчас он переливался разными цветами в ее руках, наполнялся огнем, и казался еще более величественным, далеко не хрупким. Любого человека, рубиновое сияние пленило навсегда, естественно такое «сокровище» защищало себя, иначе бы его уже давно нашли. Все те, кто находил, обычно достаточно жестоко за это платились. Но с Феникс будет иначе. Хранитель кристалла. И про это ходили легенды, и каждый, кто искал, представлял себя хранителем, но как только их рука касались камня – смерть мучительная постигала им. Кристалл хаоса, кристалл конца, можно было назвать его как угодно, суть от этого не менялась, в принципе, как и последствия, жаль, что не каждый понимал, что может случиться. Многие считали, что, обладая кристаллом, станут богатыми и всесильными, уж слишком его идеализировали, принимая за святой Грааль. Безусловно, большинство искателей кристалла были просто ничтожными неудачниками, были среди них люди достойные, единицы, их тоже «убирали» ибо они были опасными. Много лет, рубиновое сокровище провело в заточении, скрытое от любопытных глаз, и вот он снова на свободе, в ее руках. Ветер шептал свои песни, подсказывая, что делать, хотя она и без него знала, это было просто. Не нужны советы кого-либо, или чего-либо, сотрудничество вещь хорошая, но разве могут слишком сильные, стать сильнее, и не бороться за верховную власть? Абсурд, так устроен мир, и иначе не бывает, если бы Феникс, увидела, что в каком-то из миров такое есть, она бы обязательно дала этому миру шанс на выживание. Разумная цивилизация, достойная, где такая? Нет, это точно не этот прогнивший в пороке мир, увы, даже жаль, ей этот мир порой нравился, чаще всего. Джин нужно было, что-то делать. Она словно чувствовала кристалл, знала, что может произойти через несколько секунд. Мерзость, унеси кристалл, не обрекай этот мир, уничтожь меня, уничтожь этот рубин, сделай, что-то, но дай этому миру шанс, всего один… Взгляд на Апокалипсиса. В его словах был смысл, этого никто не отрицал, но был подтекст. Слишком хорошо она знала людей, даже таких могущественных как Нур, если кто-то решил, что с ней можно играть в игры, тот очень ошибся, уже тогда, когда в первый раз об этом подумал. Пламя, стало еще больше, силуэт огненной птицы, окончательно вырисовался, защищая, Феникс от любых внешних факторов. Не ясный звук, похожий на птичье пение, и она поднялась в воздух, окутывая крыльями кристалл. За считанные секунды, она преодолела несколько оболочек Земли. Успокоение, ей нужен был покой, минутная свобода, чтобы снова вернутся к Апокалипсису, заставить замолчать девчонку, наконец. Секунда, и она уже снова стояла возле мужчины, все еще закрывая кристалл потоками огненной энергии. - Ты уверен? От этого мира ничего не останется, ты ведь все знаешь про кристалл? Абсолютно все? – когда на кон поставлено многое, даже самых умных и расчетливых людей, лучше переспросить. Тем более М'Краан, один из самых противоречивых артефактов на Земле, и за ее пределами…
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 0
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума